Качалов, Потап Гаврилович

Потап Гаврилович Качалов
Дата рождения	1 декабря 1709(1709-12-01)
Место рождения	Санкт-Петербург
Дата смерти	25 января 1767(1767-01-25) (57 лет)
Место смерти	Санкт-Петербург
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Род войск	Флот
Годы службы	1726-1767
Звание	корабельный мастер, бригадир

Потап Гаврилович Качалов (1709—1746) — русский кораблестроитель XVIII века, корабельный мастер, главный кораблестроитель и капитан над Архангельским портом, главный кораблестроитель Кронштадтского порта, построил более 30 линейных парусных кораблей и фрегатов, сарваер, обер-интендант.

Биография

Ранние годы

Потап Гаврилович Качалов родился 1 декабря 1709 года в Санкт-Петербурге в семье флотского обер-офицера. В 1723 году был определён на службу в Санкт-Петербургское Адмиралтейство, где работал под руководством корабельного мастера капитан-командора Ричарда Козенца. Принимал участие в составлении чертежей проектов кораблей и их строительстве на корабельных вервях. По эскизам Петра I создал чертёж 100-пушечного линейного корабля, который с целью введения единообразия и достижения хороших мореходных качеств кораблей был утверждён царём в качестве образца. В 1726 году произведён в корабельные ученики.

Служба на Соломбальской верфи

В январе 1733 года, в связи с решением о возрождении кораблестроения на Соломбальской верфи, в Архангельский порт направили рабочую команду из 150 опытных плотников и мастеровых. Главным кораблестроителем верфи был назначен Ричард Козенц, а его помощниками - корабельный подмастерье Василий Батаков и корабельный ученик 1-й статьи Потап Качалов.

1 сентября 1736 года на Соломбальской верфи П. Г. Качалов самостоятельно заложил 32-пушечный фрегат «Воин», который был спущен на воду 24 мая 1737 года и после достройки вошел в состав Балтийского флота. В 1738 году был произведён в звание корабельного подмастерья ранга сухопутного поручика.

10 июля 1739 года П. Качалов приступил к строительству по собственному проекту 54-пушечного линейного корабля 4 ранга «Святой Исакий», который был спущен на воду 18 мая 1740 года и вошёл в состав Балтийского флота. 5 августа 1741 года П. Г. Качалов заложил 66-пушечный линейный корабль «Полтава». 15 мая 1743 года корабль был спущен на воду, а в июне — августе 1744 года перешёл из Архангельска в Кронштадт. Осенью 1742 года Потап Качалов состоял в комиссии по инспектированию состояния корпуса фрегата «Вахмейстер», который попал в сильный шторм и прибыл в Архангельск для ремонта. 30 сентября 1745 года строитель П. Качалов в Архангельске заложил 32-пушечный фрегат «Селафаил», который был построен и спущен на воду 21 мая 1746 года.

В 1745—1749 годах П. Г. Качалов на Соломбальской верфи в Архангельске достраивал после смерти корабельного мастера В. И. Батакова 66-пушечный линейный корабль «Святой Сергий» (спущен на воду 26 августа 1747 года) и строил, однотипный предыдущему, линейный корабль «Архангел Гавриил» (спущен на воду 13 июня 1749 года). Корабли П. Г. Качалова получили высокую оценку Адмиралтейств-коллегии, чертежи этих кораблей были разосланы на другие судоверфи в качестве образца для других корабелов. 27 августа 1747 года Потап Гаврилович был произведён в корабельные мастера майорского ранга, стал главным кораблестроителем и капитаном над Архангельским портом. Его заслугами была расширена Соломбальская верфь, построен крытый эллинг. За период службы на Соломбальской верфи П. Качалов лично построил более двадцати судов: пять линейных кораблей, два фрегата, 10 военных транспортов и других судов.

Служба в Санкт-Петербургском Адмиралтействе

В конце 40-х годов между кораблестроителем П. Г. Качаловым и командиром Архангельского порта капитан-командором Иваном Черевиным произошёл конфликт, который разбирался Адмиралтейств-коллегией. После разбирательства Качалов попал в опалу и был переведён на Олонецкую верфь, где в 1753 году приступил к строительству 36-пушечного прама «Дикий бык», который спустил на воду в 1754 году.

После окончания опалы Качалов был переведён в Санкт-Петербургское Адмиралтейство, где 20 августа 1756 года заложил 80-пушечный корабль «Святой Климентий Папа Римский» и 20 октября 1758 года спустил его на воду. В 1759 года корабельный мастер был пожалован рангом подполковника.

В 1759—1761 годах Качалов вместе с корабельным мастером Гаврилой Окуневым по поручению Адмиралтейств-коллегии участвовал в проектировании 100-пушечных линейных кораблей. 30 июля 1762 года в Санкт-Петербургском адмиралтействе Качалов заложил 66-пушечный корабль «Святой Иануарий». 20 августа 1763 года при спуске корабля на воду корабль П. Г. Качалов был произведён в корабельные мастера полковничьего ранга, а 22 сентября пожалован в сарваеры. Являлся главным кораблестроителем Кронштадтского порта и ведал ремонтом кораблей Балтийского флота.

В 1763—1764 годах корабельный мастер П. Г. Качалов строил яхты для членов императорской семьи и придворной знати: в 1763 году — 12-пушечную яхту «Алексей» для фаворита императрицы Екатерины II графа Г. Г. Орлова, в 1764 году две однотипные 20-пушечные яхты: «Счастье» для наследника Цесаревича Павла Петровича и «Вторая Екатерина» для императрицы Екатерины II. 13 ноября 1763 года Качалов заложил в Санкт-Петербургском адмиралтействе 66-ти пушечный корабль «Три Святителя: Петр, Алексей, Иона», который был спущен на воду 13 июня 1766 года. Корабль участвовал в Русско-турецкой войне 1768—1774 годов.

8 февраля 1766 года П. Г. Качалов был произведён в обер-интенданты бригадирского чина.

Умер Потап Гаврилович Качалов 25 января 1767 года от кровоизлияния в мозг при осмотре стапеля Главного адмиралтейства.

Литература

• Широкорад А. Б. [91.210.216.1/Books/Военное%20дело/История/Широкорад%20А.Б.200%20лет%20парусного%20флота%20России.pdf 200 лет парусного флота России. 1696—1891]. — М.: Вече, 2007. — С. 15, 16, 19, 21, 22, 72. — 448 с. — ISBN 978-5-9533-1517-3.
• Веселаго Ф. Ф. [www.runivers.ru/bookreader/book10226/#page/1/mode/1up Материалы для истории русского флота]. — СПб.: Типография Морского Министерства, 1882. — Т. IX. — С. 347, 383. — 702 с.
• Веселаго Ф. Ф. [www.runivers.ru/bookreader/book10227/#page/1/mode/1up Материалы для истории русского флота]. — СПб.: Типография Морского Министерства, 1883. — Т. X. — С. 49, 77. — 758 с.

Ссылки

• Шитарев В. С. [engine.aviaport.ru/issues/56/page54.html Корабль] // «Двигатель» : Журнал. — М., 2008. — № 2 (56). — С. 54—57. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0369-1276&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0369-1276].

Отрывок, характеризующий Качалов, Потап Гаврилович

«Rien de nouveau outre que les soldats se permettent de voler et de piller. Le 9 octobre».
«Le vol et le pillage continuent. Il y a une bande de voleurs dans notre district qu'il faudra faire arreter par de fortes gardes. Le 11 octobre».
[«Часть моего округа продолжает подвергаться грабежу солдат 3 го корпуса, которые не довольствуются тем, что отнимают скудное достояние несчастных жителей, попрятавшихся в подвалы, но еще и с жестокостию наносят им раны саблями, как я сам много раз видел».
«Ничего нового, только что солдаты позволяют себе грабить и воровать. 9 октября».
«Воровство и грабеж продолжаются. Существует шайка воров в нашем участке, которую надо будет остановить сильными мерами. 11 октября».]
«Император чрезвычайно недоволен, что, несмотря на строгие повеления остановить грабеж, только и видны отряды гвардейских мародеров, возвращающиеся в Кремль. В старой гвардии беспорядки и грабеж сильнее, нежели когда либо, возобновились вчера, в последнюю ночь и сегодня. С соболезнованием видит император, что отборные солдаты, назначенные охранять его особу, долженствующие подавать пример подчиненности, до такой степени простирают ослушание, что разбивают погреба и магазины, заготовленные для армии. Другие унизились до того, что не слушали часовых и караульных офицеров, ругали их и били».
«Le grand marechal du palais se plaint vivement, – писал губернатор, – que malgre les defenses reiterees, les soldats continuent a faire leurs besoins dans toutes les cours et meme jusque sous les fenetres de l'Empereur».
[«Обер церемониймейстер дворца сильно жалуется на то, что, несмотря на все запрещения, солдаты продолжают ходить на час во всех дворах и даже под окнами императора».]
Войско это, как распущенное стадо, топча под ногами тот корм, который мог бы спасти его от голодной смерти, распадалось и гибло с каждым днем лишнего пребывания в Москве.
Но оно не двигалось.
Оно побежало только тогда, когда его вдруг охватил панический страх, произведенный перехватами обозов по Смоленской дороге и Тарутинским сражением. Это же самое известие о Тарутинском сражении, неожиданно на смотру полученное Наполеоном, вызвало в нем желание наказать русских, как говорит Тьер, и он отдал приказание о выступлении, которого требовало все войско.
Убегая из Москвы, люди этого войска захватили с собой все, что было награблено. Наполеон тоже увозил с собой свой собственный tresor [сокровище]. Увидав обоз, загромождавший армию. Наполеон ужаснулся (как говорит Тьер). Но он, с своей опытностью войны, не велел сжечь всо лишние повозки, как он это сделал с повозками маршала, подходя к Москве, но он посмотрел на эти коляски и кареты, в которых ехали солдаты, и сказал, что это очень хорошо, что экипажи эти употребятся для провианта, больных и раненых.
Положение всего войска было подобно положению раненого животного, чувствующего свою погибель и не знающего, что оно делает. Изучать искусные маневры Наполеона и его войска и его цели со времени вступления в Москву и до уничтожения этого войска – все равно, что изучать значение предсмертных прыжков и судорог смертельно раненного животного. Очень часто раненое животное, заслышав шорох, бросается на выстрел на охотника, бежит вперед, назад и само ускоряет свой конец. То же самое делал Наполеон под давлением всего его войска. Шорох Тарутинского сражения спугнул зверя, и он бросился вперед на выстрел, добежал до охотника, вернулся назад, опять вперед, опять назад и, наконец, как всякий зверь, побежал назад, по самому невыгодному, опасному пути, но по знакомому, старому следу.
Наполеон, представляющийся нам руководителем всего этого движения (как диким представлялась фигура, вырезанная на носу корабля, силою, руководящею корабль), Наполеон во все это время своей деятельности был подобен ребенку, который, держась за тесемочки, привязанные внутри кареты, воображает, что он правит.


6 го октября, рано утром, Пьер вышел из балагана и, вернувшись назад, остановился у двери, играя с длинной, на коротких кривых ножках, лиловой собачонкой, вертевшейся около него. Собачонка эта жила у них в балагане, ночуя с Каратаевым, но иногда ходила куда то в город и опять возвращалась. Она, вероятно, никогда никому не принадлежала, и теперь она была ничья и не имела никакого названия. Французы звали ее Азор, солдат сказочник звал ее Фемгалкой, Каратаев и другие звали ее Серый, иногда Вислый. Непринадлежание ее никому и отсутствие имени и даже породы, даже определенного цвета, казалось, нисколько не затрудняло лиловую собачонку. Пушной хвост панашем твердо и кругло стоял кверху, кривые ноги служили ей так хорошо, что часто она, как бы пренебрегая употреблением всех четырех ног, поднимала грациозно одну заднюю и очень ловко и скоро бежала на трех лапах. Все для нее было предметом удовольствия. То, взвизгивая от радости, она валялась на спине, то грелась на солнце с задумчивым и значительным видом, то резвилась, играя с щепкой или соломинкой.
Одеяние Пьера теперь состояло из грязной продранной рубашки, единственном остатке его прежнего платья, солдатских порток, завязанных для тепла веревочками на щиколках по совету Каратаева, из кафтана и мужицкой шапки. Пьер очень изменился физически в это время. Он не казался уже толст, хотя и имел все тот же вид крупности и силы, наследственной в их породе. Борода и усы обросли нижнюю часть лица; отросшие, спутанные волосы на голове, наполненные вшами, курчавились теперь шапкою. Выражение глаз было твердое, спокойное и оживленно готовое, такое, какого никогда не имел прежде взгляд Пьера. Прежняя его распущенность, выражавшаяся и во взгляде, заменилась теперь энергической, готовой на деятельность и отпор – подобранностью. Ноги его были босые.
Пьер смотрел то вниз по полю, по которому в нынешнее утро разъездились повозки и верховые, то вдаль за реку, то на собачонку, притворявшуюся, что она не на шутку хочет укусить его, то на свои босые ноги, которые он с удовольствием переставлял в различные положения, пошевеливая грязными, толстыми, большими пальцами. И всякий раз, как он взглядывал на свои босые ноги, на лице его пробегала улыбка оживления и самодовольства. Вид этих босых ног напоминал ему все то, что он пережил и понял за это время, и воспоминание это было ему приятно.
Погода уже несколько дней стояла тихая, ясная, с легкими заморозками по утрам – так называемое бабье лето.
В воздухе, на солнце, было тепло, и тепло это с крепительной свежестью утреннего заморозка, еще чувствовавшегося в воздухе, было особенно приятно.
На всем, и на дальних и на ближних предметах, лежал тот волшебно хрустальный блеск, который бывает только в эту пору осени. Вдалеке виднелись Воробьевы горы, с деревнею, церковью и большим белым домом. И оголенные деревья, и песок, и камни, и крыши домов, и зеленый шпиль церкви, и углы дальнего белого дома – все это неестественно отчетливо, тончайшими линиями вырезалось в прозрачном воздухе. Вблизи виднелись знакомые развалины полуобгорелого барского дома, занимаемого французами, с темно зелеными еще кустами сирени, росшими по ограде. И даже этот разваленный и загаженный дом, отталкивающий своим безобразием в пасмурную погоду, теперь, в ярком, неподвижном блеске, казался чем то успокоительно прекрасным.
Французский капрал, по домашнему расстегнутый, в колпаке, с коротенькой трубкой в зубах, вышел из за угла балагана и, дружески подмигнув, подошел к Пьеру.
– Quel soleil, hein, monsieur Kiril? (так звали Пьера все французы). On dirait le printemps. [Каково солнце, а, господин Кирил? Точно весна.] – И капрал прислонился к двери и предложил Пьеру трубку, несмотря на то, что всегда он ее предлагал и всегда Пьер отказывался.
– Si l'on marchait par un temps comme celui la… [В такую бы погоду в поход идти…] – начал он.
Пьер расспросил его, что слышно о выступлении, и капрал рассказал, что почти все войска выступают и что нынче должен быть приказ и о пленных. В балагане, в котором был Пьер, один из солдат, Соколов, был при смерти болен, и Пьер сказал капралу, что надо распорядиться этим солдатом. Капрал сказал, что Пьер может быть спокоен, что на это есть подвижной и постоянный госпитали, и что о больных будет распоряжение, и что вообще все, что только может случиться, все предвидено начальством.
– Et puis, monsieur Kiril, vous n'avez qu'a dire un mot au capitaine, vous savez. Oh, c'est un… qui n'oublie jamais rien. Dites au capitaine quand il fera sa tournee, il fera tout pour vous… [И потом, господин Кирил, вам стоит сказать слово капитану, вы знаете… Это такой… ничего не забывает. Скажите капитану, когда он будет делать обход; он все для вас сделает…]