Китов, Анатолий Иванович

Анатолий Иванович Китов
Дата рождения:	9 августа 1920(1920-08-09)
Место рождения:	Куйбышев
Дата смерти:	14 октября 2005(2005-10-14) (85 лет)
Место смерти:	Москва, Россия
Страна:	СССР СССР, Россия Россия
Научная сфера:	Кибернетика
Учёная степень:	доктор технических наук
Учёное звание:	профессор
Альма-матер:	Физико-математический факультет САГУ, Ленинградское артиллерийское училище, Артиллерийская академия им. Ф. Э. Дзержинского.
Известные ученики:	Г. Г. Белоногов
Известен как:	Один из «отцов советской кибернетики»
Награды и премии:
Сайт:	[www.kitov-anatoly.ru ov-anatoly.ru]

Анато́лий Ива́нович Кито́в (9 августа 1920 — 14 октября 2005) — советский учёный, разработчик электронно-вычислительной техники в СССР. Доктор технических наук, профессор, заслуженный деятель науки и техники РФ, инженер-полковник.

Биография

Анатолий Иванович Китов родился 9 августа 1920 года в Самаре. В 1921 с родителями переехал в Ташкент. Анатолий Китов был чемпионом Ташкента по гимнастике, занимался авиамоделизмом, участвовал в соревнованиях по теннису, плаванию и шахматам, в школе проявлял выдающиеся способности по математике.

В 1939 году, после окончания средней школы с золотой медалью, он поступил на физико-математический факультет Средне-Азиатского государственного университета (САГУ). Проучившись в университете всего три месяца, он был призван рядовым в Красную армию. В дальнейшем А. И. Китов по личному распоряжению маршала К. Е. Ворошилова был зачислен на учёбу в Ленинградское артиллерийское училище. С начала Великой Отечественной войны, в июле 1941 года он досрочно выпущен из училища и направлен на Южный фронт командиром артиллерийского взвода.

После войны, в 1945 году, он поступил на баллистический факультет Артиллерийской академии им. Ф. Э. Дзержинского (ныне имени Петра Великого), сдал все экзамены за первый курс и был принят сразу на второй курс. Параллельно с учёбой в артиллерийской академии посещал лекции на мехмате МГУ, в частности, семинар академика А. Н. Колмогорова. Академию он окончил в 1950 году с золотой медалью.

В 1950—1952 гг. работал научным референтом в Министерстве обороны СССР, в 1952 году защитил кандидатскую диссертацию на тему «Программирование задач внешней баллистики ракет дальнего действия». В 1952—1953 гг. — начальник отдела вычислительных машин в Академии артиллерийских наук, затем работал военпредом СКБ-245 Министерства машиностроения и приборостроения СССР (впоследствии НИИЦЭВТ).

В 1955 году он совместно с С. Л. Соболевым и А. А. Ляпуновым опубликовал статью «Основные черты кибернетики» в журнале «Вопросы философии», ставшей важной теоретической вехой в развитии советской кибернетики.

В 1954 году А. И. Китов возглавил созданный им головной вычислительный центр Министерства обороны СССР (ВЦ-1, позднее ставший ЦНИИ-27 МО СССР). В этом вычислительном центре А. И. Китову удалось создать сильный научный коллектив специалистов в области математических методов, алгоритмирования, разработки и внедрения сложных программных комплексов, а также инженеров в области эксплуатации вычислительной техники. Под его руководством в стенах ВЦ была организовано непрерывное обучение и специалистов, и молодых сотрудников — зачастую выпускников престижных учебных заведений — мехмата МГУ, военной инженерной академии им. Дзержинского, МЭИ и других ВУЗов. Сам А. И. Китов преподавал основы программирования для цифровых ЭВМ.

Под руководством А. И. Китова в ВЦ-1 МО СССР была разработана ЭВМ «М-100» и был создан отдел математической поддержки проектирования этой ЭВМ, состоящий из нескольких рабочих групп. А. И. Китов один из первых в СССР осознал важность создания информационных систем и нацелил коллектив своего ВЦ на их разработку. Он был инициатором научных работ по математической лингвистике и машинному переводу, проводимых в ВЦ-1 МО СССР.

В начале 1956 года А. И. Китов опубликовал в издательстве «Советское Радио» монографию «Электронные цифровые машины», ставшей в то время первой такого рода книгой в СССР и замеченной зарубежными специалистами в области вычислительной техники. Позже в 1956 году издательством Артиллерийской инженерной академии им. Ф. Э. Дзержинского была выпущена книга А. И. Китова, Н. А. Криницкого и П. Н. Комолова «Элементы программирования», а в 1959 году вышла в свет 600-страничная книга «Электронные цифровые машины и программирование», написанная А. И. Китовым в соавторстве с Н. А. Криницким, ставшая популярным учебником в университетах и инженерных вузах СССР.

В январе 1959 года А. И. Китов написал в ЦК КПСС докладную записку на имя Н. С. Хрущёва по вопросам развития вычислительной техники в стране, сыгравшее важную роль в подготовке Постановления ЦК КПСС и СМ СССР «Об ускорении и расширении производства вычислительных машин и их внедрении в народное хозяйство».

Осенью 1959 А. И. Китов подготовил доклад для ЦК КПСС, в котором он предложил идею создания единой автоматизированной системы управления для вооружённых сил и для народного хозяйства страны на базе общей сети вычислительных центров, создаваемых и обслуживаемых министерством обороны СССР (МО СССР). Для рассмотрения его предложения была создана комиссия МО СССР под председательством маршала К. К. Рокоссовского. Однако резкая критика состояния дел в МО СССР с внедрением ЭВМ, содержащаяся в преамбуле к этому докладу, а также предложения по коренной перестройке системы управления как в Министерстве обороны, так и в высших эшелонах власти СССР, содержащаяся в докладе, определила негативное отношение к докладу со стороны руководства Министерства обороны СССР и работников аппарата ЦК КПСС, что в конечном итоге привело к его исключению из членов КПСС и снятия с занимаемой должности.

В 1961 году в вышедшем в СССР сборнике «Кибернетику — на службу коммунизму» под редакцией А. И. Берга появилась статья А. И. Китова «Кибернетика и управление народным хозяйством», ставшая одной из ключевых в этом сборнике и получившая развёрнутую положительная рецензию специалистов из США в журнале Operations Research в 1963 году.

В 1963 году А. И. Китов защитил докторскую диссертацию на тему «Применение ЭВМ для решения задач противовоздушной обороны».

В середине 60-х А. И. Китов, в течение пяти лет, был соратником и заместителем В. М. Глушкова по работам, проводимым в области автоматизированных систем управления в оборонных министерствах. Китов продолжает публиковать статьи и монографии по теории и практике АСУ. В начале 60-х годов он стал автором теории ассоциативного программирования. Опубликовал основополагающие монографии «Программирование информационно-логических задач» (1967) и «Программирование экономических и управленческих задач» (1971). В 1970 году под редакцией А. И. Китова выходит в свет книга «Система автоматизации программирования АЛГЭМ». Разработанный под научным и организационным руководством А. И. Китова алгоритмический язык АЛГЭМ получил широкое распространение и был внедрён на сотнях предприятий СССР и ряда социалистических стран Центральной и Восточной Европы.

В 1965—1972 гг. А. И. Китов работал директором Главного вычислительного центра Министерства радиопромышленности СССР и был Главным конструктором отраслевой автоматизированной системы управления (ОАСУ) этого министерства.

С 1970 года А. И. Китов сместил направление своих научных разработок, перейдя в область медицинских АСУ. Стал главным конструктором АСУ «Здравоохранение». В этот период им была написаны основополагающие пионерские в стране монографии в области медицинской информатики: «Автоматизация обработки информации и управления в здравоохранении» (1976), «Введение в медицинскую кибернетику» (1977), «Медицинская кибернетика» (1983). Эти монографии, его статьи и отчёты по НИР, созданная им в этой области научная школа позволяют считать А. И. Китова основоположником отечественной медицинской информатики (как и основоположником отечественной военной информатики, где его перу принадлежат первые в СССР основополагающие публикации).

Научные результаты А. И. Китова в медицинской информатике получили большое международное признание. Больше десяти лет в 1970—1980 гг. он представлял СССР в Техническом Комитете № 4 Международной федерации по обработке информации (TC 4 IFIP — International Federation for Information Processing), был одним из членов руководящего совета IMIA (International Medical Information Association), принимал участие в организации международных конгрессов и конференций по линии IFIP и MedINFO в качестве члена программного и организационного комитетов, председателя секций.

Всего он был автором 12 монографий и учебников, переведённых на многие языки мира. Являлся членом редколлегии академического журнала «Программирование». А. И. Китов создал научную школу (под его руководством было защищено свыше 40 докторских и кандидатских диссертаций).

С 1980 по 1997 год он работал заведующим кафедрой вычислительной техники и программирования Российской экономической академии им. Г. В. Плеханова.

Умер Китов в Москве 14 октября 2005 года.

Отрывок, характеризующий Китов, Анатолий Иванович

– J'ai ete a Paris, j'y ai passe des annees, [Я был в Париже, я провел там целые годы,] – сказал Пьер.
– Oh ca se voit bien. Paris!.. Un homme qui ne connait pas Paris, est un sauvage. Un Parisien, ca se sent a deux lieux. Paris, s'est Talma, la Duschenois, Potier, la Sorbonne, les boulevards, – и заметив, что заключение слабее предыдущего, он поспешно прибавил: – Il n'y a qu'un Paris au monde. Vous avez ete a Paris et vous etes reste Busse. Eh bien, je ne vous en estime pas moins. [О, это видно. Париж!.. Человек, который не знает Парижа, – дикарь. Парижанина узнаешь за две мили. Париж – это Тальма, Дюшенуа, Потье, Сорбонна, бульвары… Во всем мире один Париж. Вы были в Париже и остались русским. Ну что же, я вас за то не менее уважаю.]
Под влиянием выпитого вина и после дней, проведенных в уединении с своими мрачными мыслями, Пьер испытывал невольное удовольствие в разговоре с этим веселым и добродушным человеком.
– Pour en revenir a vos dames, on les dit bien belles. Quelle fichue idee d'aller s'enterrer dans les steppes, quand l'armee francaise est a Moscou. Quelle chance elles ont manque celles la. Vos moujiks c'est autre chose, mais voua autres gens civilises vous devriez nous connaitre mieux que ca. Nous avons pris Vienne, Berlin, Madrid, Naples, Rome, Varsovie, toutes les capitales du monde… On nous craint, mais on nous aime. Nous sommes bons a connaitre. Et puis l'Empereur! [Но воротимся к вашим дамам: говорят, что они очень красивы. Что за дурацкая мысль поехать зарыться в степи, когда французская армия в Москве! Они пропустили чудесный случай. Ваши мужики, я понимаю, но вы – люди образованные – должны бы были знать нас лучше этого. Мы брали Вену, Берлин, Мадрид, Неаполь, Рим, Варшаву, все столицы мира. Нас боятся, но нас любят. Не вредно знать нас поближе. И потом император…] – начал он, но Пьер перебил его.
– L'Empereur, – повторил Пьер, и лицо его вдруг привяло грустное и сконфуженное выражение. – Est ce que l'Empereur?.. [Император… Что император?..]
– L'Empereur? C'est la generosite, la clemence, la justice, l'ordre, le genie, voila l'Empereur! C'est moi, Ram ball, qui vous le dit. Tel que vous me voyez, j'etais son ennemi il y a encore huit ans. Mon pere a ete comte emigre… Mais il m'a vaincu, cet homme. Il m'a empoigne. Je n'ai pas pu resister au spectacle de grandeur et de gloire dont il couvrait la France. Quand j'ai compris ce qu'il voulait, quand j'ai vu qu'il nous faisait une litiere de lauriers, voyez vous, je me suis dit: voila un souverain, et je me suis donne a lui. Eh voila! Oh, oui, mon cher, c'est le plus grand homme des siecles passes et a venir. [Император? Это великодушие, милосердие, справедливость, порядок, гений – вот что такое император! Это я, Рамбаль, говорю вам. Таким, каким вы меня видите, я был его врагом тому назад восемь лет. Мой отец был граф и эмигрант. Но он победил меня, этот человек. Он завладел мною. Я не мог устоять перед зрелищем величия и славы, которым он покрывал Францию. Когда я понял, чего он хотел, когда я увидал, что он готовит для нас ложе лавров, я сказал себе: вот государь, и я отдался ему. И вот! О да, мой милый, это самый великий человек прошедших и будущих веков.]
– Est il a Moscou? [Что, он в Москве?] – замявшись и с преступным лицом сказал Пьер.
Француз посмотрел на преступное лицо Пьера и усмехнулся.
– Non, il fera son entree demain, [Нет, он сделает свой въезд завтра,] – сказал он и продолжал свои рассказы.
Разговор их был прерван криком нескольких голосов у ворот и приходом Мореля, который пришел объявить капитану, что приехали виртембергские гусары и хотят ставить лошадей на тот же двор, на котором стояли лошади капитана. Затруднение происходило преимущественно оттого, что гусары не понимали того, что им говорили.
Капитан велел позвать к себе старшего унтер офицера в строгим голосом спросил у него, к какому полку он принадлежит, кто их начальник и на каком основании он позволяет себе занимать квартиру, которая уже занята. На первые два вопроса немец, плохо понимавший по французски, назвал свой полк и своего начальника; но на последний вопрос он, не поняв его, вставляя ломаные французские слова в немецкую речь, отвечал, что он квартиргер полка и что ему ведено от начальника занимать все дома подряд, Пьер, знавший по немецки, перевел капитану то, что говорил немец, и ответ капитана передал по немецки виртембергскому гусару. Поняв то, что ему говорили, немец сдался и увел своих людей. Капитан вышел на крыльцо, громким голосом отдавая какие то приказания.
Когда он вернулся назад в комнату, Пьер сидел на том же месте, где он сидел прежде, опустив руки на голову. Лицо его выражало страдание. Он действительно страдал в эту минуту. Когда капитан вышел и Пьер остался один, он вдруг опомнился и сознал то положение, в котором находился. Не то, что Москва была взята, и не то, что эти счастливые победители хозяйничали в ней и покровительствовали ему, – как ни тяжело чувствовал это Пьер, не это мучило его в настоящую минуту. Его мучило сознание своей слабости. Несколько стаканов выпитого вина, разговор с этим добродушным человеком уничтожили сосредоточенно мрачное расположение духа, в котором жил Пьер эти последние дни и которое было необходимо для исполнения его намерения. Пистолет, и кинжал, и армяк были готовы, Наполеон въезжал завтра. Пьер точно так же считал полезным и достойным убить злодея; но он чувствовал, что теперь он не сделает этого. Почему? – он не знал, но предчувствовал как будто, что он не исполнит своего намерения. Он боролся против сознания своей слабости, но смутно чувствовал, что ему не одолеть ее, что прежний мрачный строй мыслей о мщенье, убийстве и самопожертвовании разлетелся, как прах, при прикосновении первого человека.
Капитан, слегка прихрамывая и насвистывая что то, вошел в комнату.
Забавлявшая прежде Пьера болтовня француза теперь показалась ему противна. И насвистываемая песенка, и походка, и жест покручиванья усов – все казалось теперь оскорбительным Пьеру.
«Я сейчас уйду, я ни слова больше не скажу с ним», – думал Пьер. Он думал это, а между тем сидел все на том же месте. Какое то странное чувство слабости приковало его к своему месту: он хотел и не мог встать и уйти.
Капитан, напротив, казался очень весел. Он прошелся два раза по комнате. Глаза его блестели, и усы слегка подергивались, как будто он улыбался сам с собой какой то забавной выдумке.
– Charmant, – сказал он вдруг, – le colonel de ces Wurtembourgeois! C'est un Allemand; mais brave garcon, s'il en fut. Mais Allemand. [Прелестно, полковник этих вюртембергцев! Он немец; но славный малый, несмотря на это. Но немец.]
Он сел против Пьера.
– A propos, vous savez donc l'allemand, vous? [Кстати, вы, стало быть, знаете по немецки?]
Пьер смотрел на него молча.
– Comment dites vous asile en allemand? [Как по немецки убежище?]
– Asile? – повторил Пьер. – Asile en allemand – Unterkunft. [Убежище? Убежище – по немецки – Unterkunft.]
– Comment dites vous? [Как вы говорите?] – недоверчиво и быстро переспросил капитан.
– Unterkunft, – повторил Пьер.
– Onterkoff, – сказал капитан и несколько секунд смеющимися глазами смотрел на Пьера. – Les Allemands sont de fieres betes. N'est ce pas, monsieur Pierre? [Экие дурни эти немцы. Не правда ли, мосье Пьер?] – заключил он.
– Eh bien, encore une bouteille de ce Bordeau Moscovite, n'est ce pas? Morel, va nous chauffer encore une pelilo bouteille. Morel! [Ну, еще бутылочку этого московского Бордо, не правда ли? Морель согреет нам еще бутылочку. Морель!] – весело крикнул капитан.
Морель подал свечи и бутылку вина. Капитан посмотрел на Пьера при освещении, и его, видимо, поразило расстроенное лицо его собеседника. Рамбаль с искренним огорчением и участием в лице подошел к Пьеру и нагнулся над ним.
– Eh bien, nous sommes tristes, [Что же это, мы грустны?] – сказал он, трогая Пьера за руку. – Vous aurai je fait de la peine? Non, vrai, avez vous quelque chose contre moi, – переспрашивал он. – Peut etre rapport a la situation? [Может, я огорчил вас? Нет, в самом деле, не имеете ли вы что нибудь против меня? Может быть, касательно положения?]
Пьер ничего не отвечал, но ласково смотрел в глаза французу. Это выражение участия было приятно ему.
– Parole d'honneur, sans parler de ce que je vous dois, j'ai de l'amitie pour vous. Puis je faire quelque chose pour vous? Disposez de moi. C'est a la vie et a la mort. C'est la main sur le c?ur que je vous le dis, [Честное слово, не говоря уже про то, чем я вам обязан, я чувствую к вам дружбу. Не могу ли я сделать для вас что нибудь? Располагайте мною. Это на жизнь и на смерть. Я говорю вам это, кладя руку на сердце,] – сказал он, ударяя себя в грудь.
– Merci, – сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально на Пьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по немецки, и лицо его вдруг просияло.
– Ah! dans ce cas je bois a notre amitie! [А, в таком случае пью за вашу дружбу!] – весело крикнул он, наливая два стакана вина. Пьер взял налитой стакан и выпил его. Рамбаль выпил свой, пожал еще раз руку Пьера и в задумчиво меланхолической позе облокотился на стол.
– Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, – начал он. – Qui m'aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons au service de Bonaparte, comme nous l'appellions jadis. Et cependant me voila a Moscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, – продолжал он грустным я мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, – que notre nom est l'un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моя бедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
– Mais tout ca ce n'est que la mise en scene de la vie, le fond c'est l'amour? L'amour! N'est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]
Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!» [Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.
Слушая рассказы капитана, как это часто бывает в позднюю вечернюю пору и под влиянием вина, Пьер следил за всем тем, что говорил капитан, понимал все и вместе с тем следил за рядом личных воспоминаний, вдруг почему то представших его воображению. Когда он слушал эти рассказы любви, его собственная любовь к Наташе неожиданно вдруг вспомнилась ему, и, перебирая в своем воображении картины этой любви, он мысленно сравнивал их с рассказами Рамбаля. Следя за рассказом о борьбе долга с любовью, Пьер видел пред собою все малейшие подробности своей последней встречи с предметом своей любви у Сухаревой башни. Тогда эта встреча не произвела на него влияния; он даже ни разу не вспомнил о ней. Но теперь ему казалось, что встреча эта имела что то очень значительное и поэтическое.