Клейст, Ефим Антонович

Ефим Антонович Клейст
Дата рождения	1794(1794)
Дата смерти	16 февраля 1857(1857-02-16)
Место смерти	Казань, Российская империя
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Род войск	артиллерия, кавалерия, казачьи войска
Звание	генерал-майор
Командовал	Новомиргородский уланский полк, 4-я бригада Сибирского линейного казачьего войска, 3-я бригада Сибирского линейного казачьего войска, 2-я казачья бригада Отдельного сибирского корпуса
Сражения/войны	Польская кампания 1831 года
Награды и премии	Орден Святого Владимира 4-й ст. (1831), Орден Святой Анны 3-й ст. (1831), Virtuti Militari 3-й ст. (1831), Орден Святого Станислава 3-й ст. (1837), Орден Святого Георгия 4-й ст. (1841), Орден Святой Анны 2-й ст. (1846), Орден Святого Владимира 3-й ст. (1849)

Ефим Антонович Клейст (1794—1857) — генерал-майор, участник подавления Польского восстания 1830—1831 годов.

Биография

Родился в 1794 году и происходил из дворян Херсонской губернии, был сыном поручика прусской армии Антона Давида фон Клейста, поступившего на русскую службу в 1770 году.

Ефим Антонович Клейст получил образование в Императорском военно-сиротском доме (впоследствии Павловский кадетский корпус) и 1817 году поступил на службу прапорщиком в 36-ю батарейную роту 18-й артиллерийской бригады. В 1819 году был переведён во 2-й Украинский уланский полк, в 1820 году произведён в поручики и далее последовательно получил чины штабс-ротмистра (1823 год), ротмистра (1826 год) и майора (1829 год).

С 25 января 1831 года Клейст находился в делах против польских мятежников на пространстве от Минска до Варшавы, причём отличился 27 августа 1831 года при покорении Варшавы. За отличие в делах против поляков награждён орденом св. Владимира 4-й степени с бантом и орденом св. Анны 3-й степени. Кроме того, за Польскую кампанию имел медаль «За взятие приступом Варшавы 25 и 26 августа 1831 года» и польским знаком отличия за военное достоинство «Vitruti militari» 3-й степени.

С 1834 года до 1836 года находился в Образцовом кавалерийском полку, в 1836 году за отличие по службе произведён в подполковники, причём в 1836 году временно командовал Новомиргородским уланским полком. В 1837 году награждён орденом св. Станислава 3-й степени за отличие по службе и в 1839 году повторно был прикомандирован к Образцовому кавалерийскому полку.

В 1840 году Клейст получил назначение в Отдельный Сибирский корпус, где получил в командование 4-ю бригаду Сибирского линейного казачьего войска. 5 декабря 1841 году за беспорочную выслугу 25 лет в офицерских чинах награждён орденом св. Георгия 4-й степени (№ 6520 по кавалерскому списку Григоровича — Степанова). В 1842 году назначен командиром 3-й бригады Сибирского линейного казачьего войска и в 1843 году произведён в полковники.

В 1845 году награждён знаком отличия беспорочной службы за XXV лет и в 1846 году удостоен ордена св. Анны 2-й степени с императорской короной. Вслед за тем, в 1847 году, был назначен командиром 2-й казачьей бригады Отдельного сибирского корпуса и в следующем году исправлял должность Пограничного начальника сибирских киргизов; за отличное исполнение последнего поручения в 1849 году был награждён орденом св. Владимира 3-й степени, в 1850 году награждён знаком отличия беспорочной службы за XXX лет.

В 1852 году за отличие по службе произведён в генерал-майоры.

Уволен с военной службы в отставку в марте 1852 года.

Скончался 16 февраля 1857 года в Казани.

См. также

• Клейст (баронский род)

Источники

• Волков С. В. Генералитет Российской империи. Энциклопедический словарь генералов и адмиралов от Петра I до Николая II. Том I. А—К. М., 2009
• Степанов В. С., Григорович П. И. В память столетнего юбилея императорского Военного ордена Святого великомученика и Победоносца Георгия. (1769—1869). СПб., 1869

Отрывок, характеризующий Клейст, Ефим Антонович

На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.
В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.

Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.