Колумбийско-перуанская война (1932—1933)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Перуано-колумбийская война

Колумбийская армия
Дата

1 сентября 193224 мая 1933 года

Место

Колумбия

Причина

Захват перуанцами колумбийского города Летисия

Итог

Возвращение Летисии Колумбии

Противники
Перу Колумбия
Командующие
Луис Санчес Серро Энрике Олайя Эррера, Альфредо Васкес Кобо
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно

Перуано-колумбийская война 19321933 годов — вооружённый конфликт между Перу и Колумбией.





Причины войны и силы сторон

Главной причиной войны был территориальный спор между Перу и Колумбией. 24 марта 1922 года обе страны подписали соглашение Саломон-Лозано, согласно которому за Колумбией было признано право на «трапецию Летисии» — часть провинции Байо-Амазонас с речными портами Летисия и Лорето. Однако в 1932 году перуанский президент полковник Луис Санчес Серро взял курс на пересмотр соглашения и возвращение «трапеции Летисии» Перу.

К началу войны в составе сухопутной армии Перу было 5 пехотных дивизий, 1 кавалерийская бригада, силы Национальной гвардии, ВМС включали 2 крейсера, 1 миноносец, 2 подлодки, 5 речных канонерских лодок, ВВС — 60 самолётов; Колумбия имела 5 пехотных дивизий, 1 кавалерийскую бригаду, 3 морские и 6 речных канонерских лодок и 20 самолётов.

Боевые действия

1 сентября 1932 года 250 гражданских перуанцев во главе с инженером Ордонесом перешли перуано-колумбийскую границу и захватили Летисию. На следующий день в Лорето началось восстание с требованием присоединения города к Перу. Правительство Перу отрицало причастность к этим событиям, но при этом направило на помощь восставшим роту солдат и канонерку с оружием и боеприпасами. Только 30 сентября Перу открыто потребовало пересмотра договора о границе.

Колумбию охватил всплеск патриотизма; 19 сентября газета El Tiempo сообщила, что получила 10 000 писем с требованиями вступить в войну и вернуть Летисию, в этот же день тысячи колумбийских студентов прошли по улицам Боготы под лозунгом «Смерть Санчесу Серро!».

3 октября Колумбия обратилась в Лигу Наций с жалобой на действия Перу. Тем временем, наступление перуанцев продолжалось, и 1 ноября они заняли город Тарапака, тем самым полностью оккупировав спорную территорию.

Военное присутствие Колумбии в этом регионе было минимальным, что облегчило его захват перуанцами, но в декабре Колумбия снарядила экспедицию (1,5 тысячи человек и 25 орудий во главе с генералом Альфредо Кобо), которая 20 декабря отплыла из портов Картахена и Барранкилья и через нейтральную территорию Бразилии прибыла к Тарапаке 14 февраля 1933 года, предъявив командующему перуанским гарнизоном полковнику Диасу ультиматум с требованием покинуть город. Перуанцы атаковали колумбийскую канонерку «Кордова» на нейтральной бразильской территории, что стало поводом к началу боевых действий; после 4-часового боя колумбийцам удалось вытеснить перуанский гарнизон из Тарапаки; в ответ на это 15 февраля 1933 года Перу разорвало отношения с Колумбией и объявило всеобщую мобилизацию.

17 марта 1933 года колумбийские войска перешли в наступление; 19 марта они выбили перуанцев из деревни Буэнос-Айрес и перенесли боевые действия на перуанскую территорию, захватив укреплённый пункт Гвепи.

Перу сделало попытку повторить поход Кобо, направив крейсер «Альмиранте Грау» с двумя подлодками через Панамский канал и Карибское море к устью Амазонки, после чего он должен был по Амазонке прибыть к месту боевых действий, но 24 мая он был остановлен в Манаусе в связи с началом мирных переговоров.

Итог

Серро был убит 30 апреля и новым президентом стал Оскар Бенавидес. 12 мая Перу согласилось начать мирные переговоры с Колумбией (до этого оно отвергло посредническое предложение Бразилии). 25 мая было заключено перемирие, согласно которому «трапеция Летисии» сроком на год передавалось под управление международной комиссии Лиги Наций. Мирный договор между двумя странами был официально подписан 2 ноября, а 24 мая в Рио-де-Жанейро Перу и Колумбия подписали соглашение о границе, окончательно урегулировавшее территориальный спор. «Трапеция Летисии» была признана частью Колумбии.

См. также

Напишите отзыв о статье "Колумбийско-перуанская война (1932—1933)"

Ссылки

  • [www.hrono.ru/sobyt/1900war/1932pkv.php Хронология Перуано-колумбийской войны] (рус.)
  • [www.lablaa.org/blaavirtual/revistas/credencial/noviembre2005/guerras_peru.htm История войны и предшествовавшего ей конфликта] (исп.)
  • [www.colombialink.com/01_INDEX/index_historia/07_otros_hechos_historicos/0210_guerra_peru.html Информация о войне на сайте ColombiaLink] (исп.)

Отрывок, характеризующий Колумбийско-перуанская война (1932—1933)

– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.


M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.