Конституция Сербии 1869 года

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Конституция Княжества Сербия
Устав Књажества Србије

Титульный лист конституции
Принятие:

29 июня 1869 года Скупщиной

Вступление в силу:

29 июня 1869 года /
21 мая 1894 года (повторно)

Утрата силы:

31 декабря 1888 года /
6 апреля 1901 года (повторно)

Электронная версия в Викитеке

Конституция Княжества Сербия (серб. Устав Књажества Србије) — исторически третья конституция Сербии, действовавшая в 18691888 и 18941901 годах, первая конституция, принятая суверенными сербскими органами власти и не нуждавшаяся в легитимации со стороны Османской империи. Известна также под названием «Регентская конституция» (серб. Намеснички устав, «Наместнический устав»), поскольку была разработана и регентским советом в период несовершеннолетия князя Милана Обреновича IV.





Принятие и содержание конституции

Со времени возникновения автономного Сербского княжества государственная власть формально и фактически была сконцентрирована в руках князя (кнеза) и имела, в сущности, деспотический характер. Сельское население, из которого состоял практически весь сербский народ, вполне доверяло авторитету князей Милоша и Михаила. С развитием просвещения в Сербии возросло количество выпускников сербских школ и иностранных университетов, у которых формировалось и крепло желание принять участие в управлении государством. Под их влиянием Скупщина выразила пожелание, «чтобы приступлено было к такой организации законодательной власти, которая дала бы народу возможность принять деятельное и законное участие в управлении своими делами»[1].

29 июня 1869 года новый регентский совет (Йован Ристич, Йован Гаврилович, Миливойе Петрович Блазнавац) при несовершеннолетнем князе Милане Обреновиче IV (будущий король Милан I) (1868—1889) провел через скупщину разработанный ещё в 1868 году проект новой конституции – «Устав княжества Сербия» (получивший поэтому прозвание «Наместнический устав», от серб. Намесништворегентство[2]). Главным инициатором принятия новой конституции был Йован Ристич, сторонник авторитарной королевской власти династии Обреновичей[3]. Этот Устав 1869 года стал первой конституцией, принятой суверенными сербскими органами власти и не нуждавшейся в легитимации со стороны турецкого султана[4]. Сербия стала «конституционной монархией с народным представительством». Политическое значение представительного органа власти — скупщины — существенно возросло[5].

Особенностью юридической формы этого документа были более высокий уровень юридической техники и системы документа, гораздо более детальная регламентация способов формирования и объемов полномочий основных государственно-правовых институтов. Особенностью содержания Устава 1869 года было откровенное укрепление власти Милана Обреновича IV посредством увеличения конституционных полномочий князя (с 1882 года — короля) и министерств в различных сферах государственного регулирования. Таким образом, по сравнению с предыдущей (хатти-шериф 1838 года в редакции 1858 года) и последующими конституциями, Устав 1869 года можно признать наиболее реакционным (или наименее либеральным).

Исполнительная власть вверялась князю, который ни перед кем не отвечал и управлял при содействии министров, назначаемых им самим и ответственных перед скупщиной. Скупщина, избираемая на три года, делила с князем законодательную власть и вотировала бюджет. Государственный совет, назначаемый князем, разрабатывал проекты законов и контролировал исполнение бюджета. Конституция устанавливала порядок избрания депутатов: всякий налогоплательщик, достигший тридцатилетнего возраста, получал активное и пассивное избирательное право, если он не был чиновником, адвокатом или учителем[1].

Организация государственной власти по конституции 1869 г.

Система государственно-правовых институтов молодого сербского государства в момент, когда она окончательно сформировалась и была закреплена нормами Устава 1869 года, представляла собой авторитарную модель осуществления самодержавной власти династии Обреновичей. Это видно из самого поверхностного правового анализа конституции, в соответствии с положениями которой:

  • Король (краль, до 1882 годакнез) является главой государства, облеченный всеми правами государственной власти, реализующий их в соответствии с конституцией. Личность короля неприкосновенна, король ни перед кем неответственен. Королевское достоинство передается по наследству от отца старшему сыну из числа прямых законных потомков короля Милана I Обреновича (при этом в конституции прямо указано, что королём ни в коем случае не может избран никто из рода Карагеоргиевичей). Король осуществляет законодательную власть через государственный совет и совместно со скупщиной, исполнительную власть через назначаемый им министерский совет[6], судебную власть посредством назначаемых им судов[7].
  • Министерский совет состоит из 8 министров, которых назначает и смещает король. Министры не принадлежат к составу скупщины и не ответственны перед нею, хотя и обязаны отвечать на предъявляемые им в скупщине запросы. Министерский совет осуществляет исполнительные полномочия короля[6], в том числе формирует и руководит органами полиции[7].
  • Государственный совет является совещательным органом при короле и министерском совете по вопросам законодательной деятельности и занимается, прежде всего, подготовкой и внесением законопроектов. Государственный совет назначается королём[7].
  • Скупщина является парламентом, который формируется на четверть из лиц, назначенных королём, и на три четверти из депутатов, избираемых подданными, обладающими избирательным правом. Выборы проходят прямым голосованием в городах и двухступенчатым голосованием в деревнях. Депутаты избираются из расчета один представитель от 3000 избирателей (всего, таким образом, в скупщину избиралось 128 депутатов). Активным избирательным правом обладают взрослые сербы мужского пола, которые являются плательщиками прямых податей. Скупщина избирается на 3 года, созывается и распускается кнезом (королём), который открывает и закрывает её сессии. Члены скупщины не могут подвергаться преследованию за речи, произнесенные в ней. В результате, благодаря назначению значительной части членов скупщины королём (кнезом) новая конституция сохраняла власть, безусловно, в руках кнеза (короля) и той партии, которая имела на него влияние[8].
  • Судебная система состоит из мировых судий, окружных судов, Апелляционного суда в Белграде и, в качестве высшей инстанции, Кассационного суда в Белграде же[7]. Кассационный суд явился новацией по сравнению с судебной системой, установленной хатти-шерифом 1838 года.
  • Местное управление и самоуправление: Сербское княжество делилось на округа, округа — на срезы, срезы — на сельские и городские общины (задруги). Округами и срезами управляли правительственные чиновники. Общинами (задругами) управляли на основании закона 1883 года, избираемые населением клиты. Таким образом, местное самоуправление существовало только на уровне общин[7].

Устав 1869 года по содержанию был более реакционным даже в сравнении с хатти-шерифом 1838 года (в редакции 1858 года). В 1882 году скупщина по плану, подготовленному министерством, провозгласила Сербию королевством. Однако широкое недовольство авторитарным режимом вынудило короля Милана I пойти на либеральную конституционную реформу 1888—1889 годов, приведшую к его отречению от престола. Король Милан объявил о предстоящем созыве учредительного собрания и немедленном образовании составленной из представителей трех партий комиссии, которая выработает новую конституцию. В 1889 году новая, более либеральная по содержанию конституция Сербии вступила в силу.

Второй период действия конституции 1869 года

Государственным переворотом, совершенным 1 апреля 1893 года, несовершеннолетний король Александр I Обренович распустил регентский совет и провозгласил себя совершеннолетним[9]. В 1894 году Кассационный суд Сербии признал неконституционным прокламацию короля Александра I Обреновича о восстановлении в правах ранее изгнанных бывших короля Милана I и королевы Натальи. Реакцией короля Александра I стала королевская прокламация от 21 мая 1894 года об отмене либеральной конституции 1888 года и восстановлении действия более авторитарной конституции 1869 года[10]. Оправдывая отмену Конституции, Александр заявил, «что за время его малолетства приняты многие законы в противоречие положениям Конституции и многие учреждения поставлены на испорченный фундамент». Между тем, истинной причиной отмены Конституции было создание условий для установления режима личной власти короля Александра[9].

Новое правительство Николы Христича отменило свободу печати и гарантии личной неприкосновенности подданных. Последовал ряд показательных судебных процессов над представителями оппозиции, в том числе по обвинениям в оскорблении величества[10].

В 1898 году Скупщина приняла несколько реакционных законов о печати, о союзах, о выборах, в результате чего избирательных прав были лишены журналисты, врачи, адвокаты, учителя и чиновники. В начала 1900 года была проведена налоговая реформа, вызвавшая сильное народное недовольство. Последней каплей, оттолкнувшей от короля даже его сторонников в правительстве и скупщине (в том числе и его отца, бывшего короля Милана I, который демонстративно ушел с поста главнокомандующего армией и покинул Сербию) стала женитьба короля Александра I в 1900 году на Драге Машин, бывшей фрейлине его матери. В этой ситуации король вынужден был пойти на уступки требованиям оппозиции (партии радикалов) и сформировать новый министерский совет с их участием. Была объявлена амнистия политическим заключенным. 6 апреля 1901 года была октроирована новая конституция, более либеральная по своему содержанию[11].

Напишите отзыв о статье "Конституция Сербии 1869 года"

Примечания

Исторический источник

  • [mojustav.rs/wp-content/uploads/2013/04/Namesnicki-ustav-iz-1869.pdf Namesnički ustav iz 1869. godine] (серб.). MojUstav. Проверено 2 августа 2015.

Литература

  • Водовозов В. В. [ru.wikisource.org/wiki/%D0%AD%D0%A1%D0%91%D0%95/%D0%A1%D0%B5%D1%80%D0%B1%D0%B8%D1%8F Сербия] // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона: В 86 томах (82 т. и 4 доп.). — СПб.: «Издательское дело», Брокгауз—Ефрон, 1900. — Т. 29. — С. 598—599, 606—608.
  • Водовозов В. В. [ru.wikisource.org/wiki/%D0%AD%D0%A1%D0%91%D0%95/%D0%A1%D0%B5%D1%80%D0%B1%D0%B8%D1%8F История (раздел статьи Сербия)] // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона: В 86 томах (82 т. и 4 доп.). — СПб.: «Издательское дело», Брокгауз—Ефрон, 1905. — Т. 43a (Дополнение). — С. 613—616.
  • Кузнецов И. Н. История государства и права славянских народов: Учебное пособие. — М.: «Новое знание», 2004. — 587 с. — ISBN 5-94735-054-8.
  • Лависс, Э., Рамбо, А. Часть 1. Конец века. 1870-1900. Глава XIII. // [www.krotov.info/history/19/57/laviss_51.htm История XIX века]. — М.: Товарищества "Братья А. и И. Гранат и К°", 1905. — Т. 7. — 375 с.
  • Денковић, Драгаш. Настанак и развоj државног савета 1805-1918 (серб.) // Уставни развитак Србиjе у XIX и почетком XX века (зборник радова) / Уредник Миодраī Jовичић. — Београд: САНУ, 1990. — С. 147—157.
  • Jанковић, Драīослав. Развитак уставности у Србиjи у XIX и почетком XX века (серб.) // Устави кнежевине и краљевине Србиjе 1835—1903 гг. / Уредник Миодраī Jовичић. — Београд: САНУ, 1988. — С. 11—34.
  • Jевтић, Драīош. Устав од 1901 године (серб.) // Устави кнежевине и краљевине Србиjе 1835—1903 гг. / Уредник Миодраī Jовичић. — Београд: САНУ, 1988. — С. 161—166.

Отрывок, характеризующий Конституция Сербии 1869 года

– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.


С конца 1811 го года началось усиленное вооружение и сосредоточение сил Западной Европы, и в 1812 году силы эти – миллионы людей (считая тех, которые перевозили и кормили армию) двинулись с Запада на Восток, к границам России, к которым точно так же с 1811 го года стягивались силы России. 12 июня силы Западной Европы перешли границы России, и началась война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей человеческой природе событие. Миллионы людей совершали друг, против друга такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства, подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств, которого в целые века не соберет летопись всех судов мира и на которые, в этот период времени, люди, совершавшие их, не смотрели как на преступления.
Что произвело это необычайное событие? Какие были причины его? Историки с наивной уверенностью говорят, что причинами этого события были обида, нанесенная герцогу Ольденбургскому, несоблюдение континентальной системы, властолюбие Наполеона, твердость Александра, ошибки дипломатов и т. п.
Следовательно, стоило только Меттерниху, Румянцеву или Талейрану, между выходом и раутом, хорошенько постараться и написать поискуснее бумажку или Наполеону написать к Александру: Monsieur mon frere, je consens a rendre le duche au duc d'Oldenbourg, [Государь брат мой, я соглашаюсь возвратить герцогство Ольденбургскому герцогу.] – и войны бы не было.
Понятно, что таким представлялось дело современникам. Понятно, что Наполеону казалось, что причиной войны были интриги Англии (как он и говорил это на острове Св. Елены); понятно, что членам английской палаты казалось, что причиной войны было властолюбие Наполеона; что принцу Ольденбургскому казалось, что причиной войны было совершенное против него насилие; что купцам казалось, что причиной войны была континентальная система, разорявшая Европу, что старым солдатам и генералам казалось, что главной причиной была необходимость употребить их в дело; легитимистам того времени то, что необходимо было восстановить les bons principes [хорошие принципы], а дипломатам того времени то, что все произошло оттого, что союз России с Австрией в 1809 году не был достаточно искусно скрыт от Наполеона и что неловко был написан memorandum за № 178. Понятно, что эти и еще бесчисленное, бесконечное количество причин, количество которых зависит от бесчисленного различия точек зрения, представлялось современникам; но для нас – потомков, созерцающих во всем его объеме громадность совершившегося события и вникающих в его простой и страшный смысл, причины эти представляются недостаточными. Для нас непонятно, чтобы миллионы людей христиан убивали и мучили друг друга, потому что Наполеон был властолюбив, Александр тверд, политика Англии хитра и герцог Ольденбургский обижен. Нельзя понять, какую связь имеют эти обстоятельства с самым фактом убийства и насилия; почему вследствие того, что герцог обижен, тысячи людей с другого края Европы убивали и разоряли людей Смоленской и Московской губерний и были убиваемы ими.
Для нас, потомков, – не историков, не увлеченных процессом изыскания и потому с незатемненным здравым смыслом созерцающих событие, причины его представляются в неисчислимом количестве. Чем больше мы углубляемся в изыскание причин, тем больше нам их открывается, и всякая отдельно взятая причина или целый ряд причин представляются нам одинаково справедливыми сами по себе, и одинаково ложными по своей ничтожности в сравнении с громадностью события, и одинаково ложными по недействительности своей (без участия всех других совпавших причин) произвести совершившееся событие. Такой же причиной, как отказ Наполеона отвести свои войска за Вислу и отдать назад герцогство Ольденбургское, представляется нам и желание или нежелание первого французского капрала поступить на вторичную службу: ибо, ежели бы он не захотел идти на службу и не захотел бы другой, и третий, и тысячный капрал и солдат, настолько менее людей было бы в войске Наполеона, и войны не могло бы быть.
Ежели бы Наполеон не оскорбился требованием отступить за Вислу и не велел наступать войскам, не было бы войны; но ежели бы все сержанты не пожелали поступить на вторичную службу, тоже войны не могло бы быть. Тоже не могло бы быть войны, ежели бы не было интриг Англии, и не было бы принца Ольденбургского и чувства оскорбления в Александре, и не было бы самодержавной власти в России, и не было бы французской революции и последовавших диктаторства и империи, и всего того, что произвело французскую революцию, и так далее. Без одной из этих причин ничего не могло бы быть. Стало быть, причины эти все – миллиарды причин – совпали для того, чтобы произвести то, что было. И, следовательно, ничто не было исключительной причиной события, а событие должно было совершиться только потому, что оно должно было совершиться. Должны были миллионы людей, отрекшись от своих человеческих чувств и своего разума, идти на Восток с Запада и убивать себе подобных, точно так же, как несколько веков тому назад с Востока на Запад шли толпы людей, убивая себе подобных.
Действия Наполеона и Александра, от слова которых зависело, казалось, чтобы событие совершилось или не совершилось, – были так же мало произвольны, как и действие каждого солдата, шедшего в поход по жребию или по набору. Это не могло быть иначе потому, что для того, чтобы воля Наполеона и Александра (тех людей, от которых, казалось, зависело событие) была исполнена, необходимо было совпадение бесчисленных обстоятельств, без одного из которых событие не могло бы совершиться. Необходимо было, чтобы миллионы людей, в руках которых была действительная сила, солдаты, которые стреляли, везли провиант и пушки, надо было, чтобы они согласились исполнить эту волю единичных и слабых людей и были приведены к этому бесчисленным количеством сложных, разнообразных причин.
Фатализм в истории неизбежен для объяснения неразумных явлений (то есть тех, разумность которых мы не понимаем). Чем более мы стараемся разумно объяснить эти явления в истории, тем они становятся для нас неразумнее и непонятнее.
Каждый человек живет для себя, пользуется свободой для достижения своих личных целей и чувствует всем существом своим, что он может сейчас сделать или не сделать такое то действие; но как скоро он сделает его, так действие это, совершенное в известный момент времени, становится невозвратимым и делается достоянием истории, в которой оно имеет не свободное, а предопределенное значение.
Есть две стороны жизни в каждом человеке: жизнь личная, которая тем более свободна, чем отвлеченнее ее интересы, и жизнь стихийная, роевая, где человек неизбежно исполняет предписанные ему законы.
Человек сознательно живет для себя, но служит бессознательным орудием для достижения исторических, общечеловеческих целей. Совершенный поступок невозвратим, и действие его, совпадая во времени с миллионами действий других людей, получает историческое значение. Чем выше стоит человек на общественной лестнице, чем с большими людьми он связан, тем больше власти он имеет на других людей, тем очевиднее предопределенность и неизбежность каждого его поступка.
«Сердце царево в руце божьей».
Царь – есть раб истории.
История, то есть бессознательная, общая, роевая жизнь человечества, всякой минутой жизни царей пользуется для себя как орудием для своих целей.
Наполеон, несмотря на то, что ему более чем когда нибудь, теперь, в 1812 году, казалось, что от него зависело verser или не verser le sang de ses peuples [проливать или не проливать кровь своих народов] (как в последнем письме писал ему Александр), никогда более как теперь не подлежал тем неизбежным законам, которые заставляли его (действуя в отношении себя, как ему казалось, по своему произволу) делать для общего дела, для истории то, что должно было совершиться.
Люди Запада двигались на Восток для того, чтобы убивать друг друга. И по закону совпадения причин подделались сами собою и совпали с этим событием тысячи мелких причин для этого движения и для войны: укоры за несоблюдение континентальной системы, и герцог Ольденбургский, и движение войск в Пруссию, предпринятое (как казалось Наполеону) для того только, чтобы достигнуть вооруженного мира, и любовь и привычка французского императора к войне, совпавшая с расположением его народа, увлечение грандиозностью приготовлений, и расходы по приготовлению, и потребность приобретения таких выгод, которые бы окупили эти расходы, и одурманившие почести в Дрездене, и дипломатические переговоры, которые, по взгляду современников, были ведены с искренним желанием достижения мира и которые только уязвляли самолюбие той и другой стороны, и миллионы миллионов других причин, подделавшихся под имеющее совершиться событие, совпавших с ним.
Когда созрело яблоко и падает, – отчего оно падает? Оттого ли, что тяготеет к земле, оттого ли, что засыхает стержень, оттого ли, что сушится солнцем, что тяжелеет, что ветер трясет его, оттого ли, что стоящему внизу мальчику хочется съесть его?
Ничто не причина. Все это только совпадение тех условий, при которых совершается всякое жизненное, органическое, стихийное событие. И тот ботаник, который найдет, что яблоко падает оттого, что клетчатка разлагается и тому подобное, будет так же прав, и так же не прав, как и тот ребенок, стоящий внизу, который скажет, что яблоко упало оттого, что ему хотелось съесть его и что он молился об этом. Так же прав и не прав будет тот, кто скажет, что Наполеон пошел в Москву потому, что он захотел этого, и оттого погиб, что Александр захотел его погибели: как прав и не прав будет тот, кто скажет, что завалившаяся в миллион пудов подкопанная гора упала оттого, что последний работник ударил под нее последний раз киркою. В исторических событиях так называемые великие люди суть ярлыки, дающие наименований событию, которые, так же как ярлыки, менее всего имеют связи с самым событием.
Каждое действие их, кажущееся им произвольным для самих себя, в историческом смысле непроизвольно, а находится в связи со всем ходом истории и определено предвечно.


29 го мая Наполеон выехал из Дрездена, где он пробыл три недели, окруженный двором, составленным из принцев, герцогов, королей и даже одного императора. Наполеон перед отъездом обласкал принцев, королей и императора, которые того заслуживали, побранил королей и принцев, которыми он был не вполне доволен, одарил своими собственными, то есть взятыми у других королей, жемчугами и бриллиантами императрицу австрийскую и, нежно обняв императрицу Марию Луизу, как говорит его историк, оставил ее огорченною разлукой, которую она – эта Мария Луиза, считавшаяся его супругой, несмотря на то, что в Париже оставалась другая супруга, – казалось, не в силах была перенести. Несмотря на то, что дипломаты еще твердо верили в возможность мира и усердно работали с этой целью, несмотря на то, что император Наполеон сам писал письмо императору Александру, называя его Monsieur mon frere [Государь брат мой] и искренно уверяя, что он не желает войны и что всегда будет любить и уважать его, – он ехал к армии и отдавал на каждой станции новые приказания, имевшие целью торопить движение армии от запада к востоку. Он ехал в дорожной карете, запряженной шестериком, окруженный пажами, адъютантами и конвоем, по тракту на Позен, Торн, Данциг и Кенигсберг. В каждом из этих городов тысячи людей с трепетом и восторгом встречали его.