Корниенко, Василий Петрович

Василий Петрович Корниенко
Дата рождения:	4 апреля 1923(1923-04-04)
Место рождения:	с. Глубокое, Карасукский район
Дата смерти:	14 ноября 1994(1994-11-14) (71 год)
Место смерти:	Киев, Украина
Страна:	СССР СССР, Украина Украина
Научная сфера:	экономика
Учёная степень:	доктор экономических наук
Учёное звание:	профессор
Альма-матер:	Ленинградский государственный университет
Известные ученики:	А. В. Плотников
Награды и премии:

Василий Петрович Корниенко (4 апреля 1923, с. Глубокое (Алтайский край), Карасукский район — 14 ноября 1994, г. Киев, Украина) — советский ученый, экономист, научный деятель в области экономической теории, доктор наук, профессор, автор концепции о товарной форме рабочей силы в условиях социализма.

Кавалер Ордена Отечественной войны II степени (1945) и I степени (1985), ордена Богдана Хмельницкого (Украина) III степени (посмертно — 1999 г.)

Биография

Василий Корниенко родился 4 апреля 1923 года в селе Глубокое (Алтайский край) в украинской крестьянской семье. Отец — Корниенко Петр Тихонович. Мать — Корниенко Надежда Яковлевна. В 1938 году окончил школу и поступил в Омское педагогическое училище. После окончания училища преподавал математику в сельской школе.

Воевал на Волховском фронте.

• 1942 год — старший лейтенант первой роты отдельного лыжного батальона 32-й бригады.
• 1943 год — командир отдельной роты автоматчиков 3 с. п. / 190 с. д. При прорыве блокады Ленинграда Корниенко, командуя ротой автоматчиков, поддерживал огнём автоматов наступление наших частей под населенным пунктом Макарьевская пустынь. Дважды был ранен, потерял правый глаз. Награждён Орденом Отечественной войны I и II Степени, медалями «За оборону Ленинграда», «За оборону Москвы», «За оборону Советского Заполярья».

С 1945 г. по 1950 г. — студент экономического факультета Ленинградского государственного университета. Отличник учёбы, стипендиат Государственной Жадановской стипендии. С 1950 г. по 1953 г. — аспирант кафедры политической экономии Ленинградского государственного университета. В 1953 году защитил кандидатскую диссертацию на тему: «Дифференциальный доход в совхозах и его распределение».

В 1954—1962 гг. заведует кафедрой политической экономии Ленинградского оптико-механического института. С 1963 года трудится на Украине. В том же году защищает докторскую диссертацию.

С 1963 г. до 1966 г. — заведует кафедрой политической экономии Киевского института инженеров гражданской авиации.

В 1966—1971 гг. — заведующий отдела политической экономии Института экономики АН УССР (Институт экономики НАН Украины) (Национальной Академии наук Украины). С 1971 по 1994 (до последнего дня) — на преподавательской работе — профессор кафедры политэкономии (экономической теории) Киевского института народного хозяйства) (КНЭУ).

Научные степени и ученые звания

Кандидат наук (1953), доктор наук (1964). Старший научный сотрудник (1953), доцент (1955), профессор (1965).

Научные взгляды

Исследования

Научную деятельность начал в 1953 году. Первые работы посвящены изучению дифференциального рентного дохода и его распределения. С 1956 года начинает изучать проблемы товарных отношений. С 1958 года занимается исследованием общественного разделения труда, а также вопросами изучения собственности в условиях социализма. Исследуя проблемы общественного разделения труда, товарных отношений и собственности сформулировал главное положение своего исследования: концепцию о товарной форме рабочей силы в условиях социализма.

В 1956 году он выступает против существующего в то время тезиса о том, что труд товаропроизводителя является непосредственно общественным: «труд, производящий товары не может быть непосредственно общественным. Товарообмен, и, конечно, абстрактный труд при любых общественно-экономических условиях является формой проявления общественного характера труда, который не является непосредственно общественным: непосредственно общественный труд и абстрактный труд — это две прямо противоположные формы выражения общественного труда». Важным было выявление В. П. Корниенко корней товарности рабочей силы в самой государственной собственности. Он открывает противоречия между трудом в государственном секторе и всеобщим трудом. Большое значение имело отрицание им, господствовавшего в то время, положения о государственной собственности, как высшей форме общенародной собственности. «Необходимо разграничить две формы общенародной собственности: во-первых, государственную, социалистическую, во-вторых, непосредственно общенародную, или коммунистическую. Отличие социалистической собственности от коммунистической собственности заключается в том, что она принадлежит государству, опосредуется государством». Через опосредованную собственность и ее принадлежность государству, он затем и пришел к непризнанию социалистической собственности.

Рабочая сила как товар

Основная идея, ставшая краеугольным камнем его учения, сводилась к тому, что и в условиях социализма рабочая сила является товаром. Взгляды Василия Корниенко начали формироваться ещё в середине 50-х годов. Но реальный конфликт с идеологией, господствующей в обществе, разразился в 1966 году. В это время в Институте экономики Академии наук Украины проходила дискуссия о механизме регулирования социалистического производства. Будучи в то время заведующим отделом политической экономии Института, Василий Петрович поставил в центральной прессе вопрос о товарной форме рабочей силы. "Теория и практика постоянно требуют постановки и обсуждения вопроса о «товаре рабочая сила» в условиях социализма. Известно, что при капитализме существование наемного работника означает, что рабочая сила является товаром. В условиях социализма имеют место и признаются отношения найма. Но при этом, отрицается рабочая сила как товар. Это уж никак не диалектическое противоречие..

В рамках дискуссии в сентябрьском номере журнала «Экономика Советской Украины» за 1966 год была опубликована его статья «Экономическая реформа и методологические проблемы политической экономии», вышедшая в соавторстве с Пахомовым Ю. Н. Статья вызвала широкий резонанс среди представителей экономической науки того времени. Авторов обвинили в нелояльности к советской власти. В центральном экономическом журнале «Вопросы экономики» было опубликовано письмо, которое поддержала и редакция журнала. Оно гласило:

В. Корниенко и Ю. Пахомов, очевидно, не согласны с тем, что социалистическое государство есть государство рабочих и крестьян, ибо в противном случае нельзя было бы представить, что трудящиеся продают свою рабочую силу сами себе в лице своего государства.

Василий Петрович Корниенко попал в число неблагонадежных. Его персональное дело рассматривали в ЦК КП Украины и «рекомендовали» отказаться от своих взглядов. Но ученый оказался непреклонен, в результате его освободили от заведования отделом и вскоре уволили из института.

В 1974 году Василий Петрович осуществил повторную попытку прорваться в печать со своими идеями в книге «Личная собственность как социалистические производственные отношения». Здесь он отстаивал сформулированную ранее концепцию о том, что и в условиях социалистического способа производства рабочая сила, (то есть способность человека к труду) является товаром, и делает вывод: «Определяющее значение имеет кто и с какой целью покупает рабочую силу». В книге были отмечены две важнейшие особенности: во-первых, признание рабочей силы товаром в условиях социализма, а, во-вторых, непризнание развитого социализма. Однако весь тираж книги был уничтожен. Остались лишь экземпляры, поступившие в библиотеки. Корниенко вновь подвергся гонениям и был запрещён к изданию. Всё, что позволялось ученому — это читать строго нормативный курс лекций.

В следующий раз ему удалось обнародовать свою идею лишь в 1983 году в материалах научной конференции в Уфе и в коллективной монографии 1985 года.

Только в 1990 году была опубликована статья: «Товарные отношения и форма рабочей силы при социализме», в которой Корниенко смог высказать свой главный научный вывод о том, что «единственным товарообразующим фактором в условиях социализма является, в конечном счете, личная собственность», а не колхозно-кооперативная. Из содержания статьи следовало, что личной собственностью Корниенко называл не предметы потребления, а рабочую силу.

В последние годы своей жизни Василий Петрович работал профессором на кафедре политической экономии (экономической теории) Киевского экономического Университета, руководил аспирантами, был научным консультантом докторских диссертаций. Среди его диссертантов и докторантов были Владимир Кириллович Черняк (доктор экономических наук, профессор, народный депутат СССР (1989—1991) и народный депутат Украины III и IV созывов) и Алексей Витальевич Плотников (доктор экономических наук, профессор, заслуженный экономист Украины, народный депутат Украины V и VI созывов).

Память

В 2007 году народным депутатом Украины Плотниковым А. В. был подан в Верховный Совет Украины Проект Постановления о праздновании 85-летия со дня рождения В. П. Корниенко # 1164 от 11.12.2007. Но Постановление не было принято.

Список научных работ В. П. Корниенко

1. Корниенко В. П. О социальной природе дифференциальной ренты при социализме., Вестн. Ленингр., ун-та, 1954, № 3
2. Корниенко В. П. О природе труда, создающего товары при социализме. Вестн. Ленингр., ун-та, 1956, № 23
3. Корниенко В. П. Общественное разделение труда при социализме. Научные труды кафедры политической экономии Ленинградского института точной механики и оптики. Л., 1958, вып. 40
4. Корниенко В. П. Социалистическая собственность. Научные труды кафедры политической экономии Ленинградского института точной механики и оптики. Л., 1958, вып. 40
5. Корниенко В. П. Общественное разделение труда и государственная собственность в период перехода к коммунизму. Ученые записки кафедр общественных наук вузов Ленинграда. Вып. V. Политическая экономия, Л., 1962.
6. Корниенко В. П. Общественное разделение труда в период перехода к коммунизму. Научная монография, Москва, Экономиздат, 1963.
7. Корниенко В. П. Основные черты общественной социалистической собственности. Экономика Советской Украины, 1966, № 6.
8. Корниенко В. П., Пахомов Ю. Н. Экономическая реформа и методологические проблемы политической экономии. Экономика Советской Украины, 1966, № 9.
9. Корниенко В. П. Рабочая сила как объект отношений социалистической собственности. Социально-экономические проблемы рабочей силы при социализме: Тезисы докладов., Л., 1972.
10. Корниенко В. П. Личная собственность как социалистические производственные отношения. Научная монография, Киев, Вища школа, 1974.
11. Корниенко В. П. Тезисы выступления на научной конференции. Уфа, 1983
12. Корниенко В. П. Раздел в коллективной монографии кафедры полтэкономии КИНХа, Киев, 1985
13. Корниенко В. П. Статья в журнале «Вопросы экономики», 1988.
14. Корниенко В. П. Товарные отношения и форма рабочей силы при социализме. Экономические науки. 1990. № 3.

Литература

• А. В. Плотников. «У истоков экономического инакомыслия», ([www.day.kiev.ua/ru/article/ekonomika/bilya-vitokiv-ekonomichnogo-inakomislennya Біля витоків економічного інакомислення.]) День, ежедневная украинская газета, 2 апреля 1998 г., № 61 (347)
• Н. Д. Колесов, Н. А. Моисеенко, Т. Д. Алимова, О. В. Бескровная, О. Л. Пухова. Проблемы товара рабочая сила в работах профессора В. П. Корниенко. Вестник Санкт-Петербургского университета. 1993 г., № 26, (сер.6, вып. 4)
• В. Лоскутов. Об экономических отношениях собственности на рабочую силу. www.eifgaz.ru/loskutov-22-15.htm
• Комаров В., Русанов Е. «По поводу некоторых „новых“ теорий политической экономии.» Вопросы экономики. 1967. № 3. С. 133—137.

Отрывок, характеризующий Корниенко, Василий Петрович

Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».
За завтраком Пьер сообщил княжне, что он был вчера у княжны Марьи и застал там, – можете себе представить кого? – Натали Ростову.
Княжна сделала вид, что она в этом известии не видит ничего более необыкновенного, как в том, что Пьер видел Анну Семеновну.
– Вы ее знаете? – спросил Пьер.
– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.
– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.


С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.