Крин, Том
| Том Крин | |
| Thomas Crean | |
 Том Крин с щенками ездовой собаки, 1915, фотография Фрэнка Хёрли | |
| Род деятельности: |
моряк, путешественник |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Гражданство: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Награды и премии: | |
Том Крин (англ. Thomas Crean; 1877—1938) — моряк, путешественник, участник трех Антарктических экспедиций под руководством Роберта Скотта и Эрнеста Шеклтона, известный под прозвищем Ирландский Великан (англ. Irish Giant).
Содержание
Биография
Том Крин родился 20 июля 1877 года в деревушке Аннаскаул на полуострове Дингл в графстве Керри, Ирландия. Один из десятерых детей в семье. В возрасте 15 лет поступил на службу в Королевский флот, где к 22-м годам дослужился до звания старшины. Во время прохождения службы на борту HMS Ringarooma[en], в 1901 году Крин оказался в Крайстчерче, Новая Зеландия, где присоединился к первой экспедиции Скотта в должности матроса на экспедиционном судне «Дискавери», бросившем якорь в порту и нуждавшемся в дополнительном экипаже. В экспедиции сыграл значительную роль, принимая деятельное участие в работе береговой партии и нескольких санных походах. Скотт был впечатлён деятельностью Крина, и по возвращении из экспедиции он был повышен до старшины первого класса.
Спустя пять лет, когда Скотт набирал состав участников своей второй экспедиции, Том Крин был зачислен в неё одним из первых в качестве санного мастера и ответственного за пони. Крин, небезосновательно, считал, что должен войти в состав полюсной партии Скотта, но тот в последний момент принял иное решение.
Он изменил своё решение, и дальше на юг двинулась партия из пяти человек: Скотт, Уилсон, Бауэрс, Отс и старшина Эванс. Я уверен, что Скотту хотелось повести к полюсу как можно больше людей. Назад он отослал троих — лейтенанта Эванса — за главного, Лэшли и Крина… Последняя вспомогательная партия (лейтенант Эванс, Лэшли, Крин) повернула назад с широты 87°32' 4 января 1912 года. Мыса Хат достигла 22 февраля 1912 года[1].
На обратном пути в последней вспомогательной партии от последствий цинги сдал лейтенант Эванс. К 18 февраля, всего за 30 миль (56 км) от мыса Хат-Пойнт, он был не в состоянии передвигаться самостоятельно и Крин отправился ему за помощью. Менее чем за сутки Крин добрался до мыса Хат-Пойнт и вызвал помощь терпящей бедствие партии. За этот марш-бросок Крин позже был награждён медалью Альберта. В октябре-ноябре 1912 года Том Крин принял участие в походе по поиску тел Скотта и полюсной партии (останки партии были найдены 12 ноября 1912 года). По злой иронии судьбы Крин и Уильям Лешли[en] оказались последними из тех, кто видел Скотта и его партию уходящими к полюсу, и первыми, кто обнаружил их тела[1].
После возвращения домой Крин продолжил военную службу до тех пор, пока Шеклтон не начал набор участников в свою Имперскую трансантарктическую экспедицию, куда Крин был принят без собеседования на должность второго помощника капитана. В экспедиции Том сыграл значительную роль, а после того, как экспедиционное судно Эндьюранс было раздавлено льдами в море Уэдделла, а экипаж судна на лодках достиг острова Элефант, принял вместе с Шеклтоном участие в эпическом плавании за спасением на шлюпке Джеймс Кэрд к острову Южная Георгия.
Из воспоминаний Шеклтона:Одним из воспоминаний, что приходят ко мне о тех днях, является пение Крина у румпеля. Он пел всегда, когда сидел на руле, и никто никогда так и не догадался, что же это была за песня. Она была лишена мелодии и более походила на монотонное пение буддистскими монахами своих молитв, но почему-то было весело[2].
После того, как Шеклтон достиг Южной Георгии, Крин вместе с Шеклтоном и Фрэнком Уорсли принял участие в невероятном 36-часовом переходе через остров Южная Георгия от залива Кинг Хаакон Бэй до поселка китобоев Стрёмнесс. Из воспоминаний Шеклтона:
Когда я мысленно возвращаюсь назад в те дни, то не сомневаюсь, что нас вело Провидение, и не только через снежные поля, но и через штормовой океан, отделявший остров Элефант от места высадки в Южной Джорджии. Я знаю, что во время этого долгого и мучительного тридцати шести часового перехода через безымянные горы и ледники Южной Джорджии мне часто казалось, что нас было четверо, а не трое. Я тогда ничего не сказал своим спутникам, но позже Уорсли признался мне: «Босс, у меня на марше было странное ощущение, что с нами был ещё один человек». Крин признался в той же мысли. В попытке описать вещи нематериальные явно ощущается «убогость слов людских и тленность смертной речи»…[3]
По возвращении на родину Крин продолжил морскую карьеру. В первую мировую служил в Королевских ВМС на борту эсминца Колин. После войны Шеклтон предложил Крину вернуться в Антарктику с его экспедицией на «Квесте», но Том отказался, предпочтя путешествию спокойную и тихую семейную жизнь (Крин женился в 1917 году на возлюбленной детства Нэлл Хёлихай (Nell Herlihy), когда ему было 40 лет, а ей — 36). В 1927 году Том с женой открыли паб в родной деревушке Аннаскаул и назвали его «Южный полюс». Том Крин умер 27 июля 1938 года в возрасте 61 года от острого перитонита[4].
Память
В честь Тома Крина названы гора Маунт-Крин[en] (2,630 м) на Земле Виктории, Ледник Крина[en] (Южная Георгия), Крин-Лейк (озеро Крина) (Южная Георгия).
Напишите отзыв о статье "Крин, Том"
Примечания
- ↑ 1 2 Черри-Гаррард Э. Самое ужасное путешествие = The Worst Jorney in The World / под редакцией доктора геогр. наук В. С. Корякина. — Паулсен, 2014. — С. 528. — (Великие Британские экспедиции). — ISBN 978-5-98797-085-0.
- ↑ Шеклтон, Эрнест. [k0sta1974.livejournal.com/528.html Юг! История последней экспедиции Шеклтона (1914-1917)]. — eBook, 2014. — С. 372. — 763 с. — ISBN none.
- ↑ [k0sta1974.livejournal.com/5650.html Шеклтон Э.Г. Юг! История последней экспедиции Шеклтона 1914-1917] (рус.). Проверено 29 октября 2014.
- ↑ [www.coolantarctica.com/Antarctica%20fact%20file/History/biography/crean_thomas.htm Thomas Crean (1877-1938) - Biographical notes] (англ.). Cool Atlantic. Проверено 21 октября 2014.
Ссылки
- [tomcreandiscovery.com/ Tom Crean] (англ.). Tom Crean. Тематический сайт, посвященный Тому Крину и истории полярных экспедиций, в которых он принимал участие
Отрывок, характеризующий Крин, Том
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
И сладкое горе охватывало ее, и слезы уже выступали в глаза, но вдруг она спрашивала себя: кому она говорит это? Где он и кто он теперь? И опять все застилалось сухим, жестким недоумением, и опять, напряженно сдвинув брови, она вглядывалась туда, где он был. И вот, вот, ей казалось, она проникает тайну… Но в ту минуту, как уж ей открывалось, казалось, непонятное, громкий стук ручки замка двери болезненно поразил ее слух. Быстро и неосторожно, с испуганным, незанятым ею выражением лица, в комнату вошла горничная Дуняша.
– Пожалуйте к папаше, скорее, – сказала Дуняша с особенным и оживленным выражением. – Несчастье, о Петре Ильиче… письмо, – всхлипнув, проговорила она.
Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои: отец, мать, Соня, были ей так близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира, в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно смотрела на них. Она слышала слова Дуняши о Петре Ильиче, о несчастии, но не поняла их.
«Какое там у них несчастие, какое может быть несчастие? У них все свое старое, привычное и покойное», – мысленно сказала себе Наташа.
Когда она вошла в залу, отец быстро выходил из комнаты графини. Лицо его было сморщено и мокро от слез. Он, видимо, выбежал из той комнаты, чтобы дать волю давившим его рыданиям. Увидав Наташу, он отчаянно взмахнул руками и разразился болезненно судорожными всхлипываниями, исказившими его круглое, мягкое лицо.
– Пе… Петя… Поди, поди, она… она… зовет… – И он, рыдая, как дитя, быстро семеня ослабевшими ногами, подошел к стулу и упал почти на него, закрыв лицо руками.
Вдруг как электрический ток пробежал по всему существу Наташи. Что то страшно больно ударило ее в сердце. Она почувствовала страшную боль; ей показалось, что что то отрывается в ней и что она умирает. Но вслед за болью она почувствовала мгновенно освобождение от запрета жизни, лежавшего на ней. Увидав отца и услыхав из за двери страшный, грубый крик матери, она мгновенно забыла себя и свое горе. Она подбежала к отцу, но он, бессильно махая рукой, указывал на дверь матери. Княжна Марья, бледная, с дрожащей нижней челюстью, вышла из двери и взяла Наташу за руку, говоря ей что то. Наташа не видела, не слышала ее. Она быстрыми шагами вошла в дверь, остановилась на мгновение, как бы в борьбе с самой собой, и подбежала к матери.
