Ктенас, Ефстафий

Евстафий Ктенас
Ευστάθιος Κτενάς
Род деятельности:	священнослужитель Элладской православной церкви
Дата рождения:	1898(1898)
Место рождения:	Лефкас, Греческое королевство
Дата смерти:	30 июня 1980(1980-06-30)
Место смерти:	Лефкас

Ефстафий Ктенас (греч. Ευστάθιος Κτενάς, более известен как Статис Ктенас, греч. Στάθης Κτενάς; 1898, Кариа, Лефкас — 30 июня 1980, Лефкас) — греческий священник и коммунист.

Деятель Сопротивления на острове Лефкас в годы Второй мировой войны и компартии Греции в послевоенные годы.

Молодые годы

Статис Ктенас родилсяв в 1898 в крестьянской семье горного села Кариа на острове Лефкада Закончил школу в 1911 году. Во время Национального раскола в Первую мировую войну, в 1917 году примкнул к Национальной обороне Элефтериоса Венизелоса.

Выросший в православной среде, Ефстафий был рукоположен в священники в 1927 году и стал приходским священником в своём родном селе.

Вступил в руководство кооператива виноделов острова и «Фонда защиты виноделов Левкады» «ΤΑΟΛ» (Ταμείο Αμύνης Οινοπαραγωγών Λευκάδας)

События 1935 года

В 1935 году урожай винограда на острове был хорошим, но винные торговцы сознательно задерживали его скупку, и, зная о нуждах беднейших слоёв крестья, пытались сбить цены. В октябре крестьяне острова организовали массовую манифестацию протеста в столице острова. Под чёрными флагами в манифестации приняли участие около 6 тысяч человек.

Манифестация была мирной, но манифестанты, учитывая расстрел месяцем назад аналогичного выступления производителей изюма в Пилосе, несли с собой всевозможное оружие (старые винтовки и маузеры, двустволки и ножи). Был занят телеграф. Жандармы были разоружены.

На второй день манифестации из города Превеза в Лефкаду прибыли 2 роты солдат, под командованием уроженца Лефкады, полковника Лавраноса. Лавранос первоначально проявил «добрые намерения» ведя переговоры с земляками.

Но затем, неожиданно, дал приказ открыть огонь. Один из новобранцев отказался стрелять и сам получил выстрел жандарма в лицо. (Новобранец умер несколькими днями позже).

Н. Карфакис, секретарь местной организации компартии в Кариа бросился нейтрализовать пулемёт и был застрелен. Погибли ещё два демонстранта . Число раненных осталось неизвестным.

Власти начали поиски «инициаторов» манифестации. Поп Статис Ктенас был среди 5 арестованных . По словам самого Ктенаса «мои меня предавали, но эти дьяволы, коммунисты, — честные последовательные борцы».

Статис был заключён в тюрьму «за его участие в организации манифестации вместе с коммунистами». В сёлах виноделов развернулась широкая кампания солидарности с заключёнными, что вынудило правительство, наряду с аналогичными событиями в том же году в Каламате, Гераклионе и других городах предоставить арестованным амнистию.

Сопротивление

После итальянского вторжения в октябре 1940 года, Ефстафий добровольцем вступил в армию и, в качестве военного священника, принял участие в наступлении греческой армии в Албании.

С началом тройной, германо-итало-болгарской, оккупации Греции, Ефстафий принял участие в создании первых стихийных организаций Сопротивления на своём острове.

Последовало создание Национально-освободительного фронта Греции (ЭАМ), в который Ефстафий вступил без колебаний.

В своих мемуарах Ефстафий пишет, что «душой» национально-освободительной борьбы была компартия. В силу маленьких размеров острова, ЭАМ, кроме подпольных организаций, создал на Лефкаде лишь резервное соединение Народно-освободительной армии Греции (ЭЛАС).

Разгром итальянцами подпольных организаций ЭАМ на юге острова, позволил силам правой Народной республиканской греческой лиги (ЭДЕС) заполнить вакуум. На тот момент Ефстафий был сторонником мирного решения вопросов сосуществования ЭАМ и ЭДЕС на острове.

10 апреля 1944 года на освобождённой силами ЭЛАС территории в Эвритании, в Корисхадес, было объявлено о создании «правительства гор», ΠΕΕΑ.

Период с 23 на 30 апреля был объявлен периодом выборов на местах «национальных советников» что соответствовало депутатам парламента, которые бы в свою очередь избрали «правительство гор». 29 апреля, на съезде в Кариа, Ефстафий был избран национальным советником от Лефкады и отправился в Корисхадес.

Здесь Ефстафий познакомился и стал дружен с видными церковными деятелями Сопротивления, епископом Элиды Антонием и митрополитом Козани Иоакимом. Примечательны выступления Ефстафия на заседаниях Национального совета, где он призывал ПЕЕА внимательно относиться к «сатанинским планам союзников» и эмигрантского правительства Национального единства, которое, по его выражению. должно было именоваться «правительством национального раздора».

Ефстафий был избран членом Всегреческого совета клира.

В качестве национального советника, Ефстафий был отправлен в горы Этолии и Акарнании для вовлечения клира в Сопротивление. После освобождения Лефкады силами ЭЛАС, Ефстафий вернулся на свой остров.

После британской интервенции декабря 1944 года и подписания в январе 1945 года Варкизского соглашения, Ефстафий передал 22 марта 1945 года свой офис представителям временного правительства.

Следует отметить, что Ефстафий своевременно подверг критике как Варкизское соглашение, так и предшествующее ему Ливанское и Казертские соглашения, считая что они вели силы ЭАМ к разоружению и конечному поражению.

Послевоенные годы

Варкизское соглашение не привело страну к примирению. В июне 1945 года Ефстафий был взят в плен бандами монархистов и подвергнут пыткам.

В октябре того же года он был арестован официальными властями, предстал перед судом в городе Патры и был осуждён на 14 лет лишения свободы. Ефстафий пробыл в тюрьмах 12 из 14 присуждённых ему лет — лишения подорвали его здоровье и в силу своего возраста и состояния здоровья он был освобождён досрочно.

Находясь в тюрьме, в 1950 году вступил в Коммунистическую партию. Следует отметить, что Евстафий изъявил желание стать коммунистом ещё во время войны, на заседании Национального совета ΠΕΕΑ в 1944 года, однако руководство партии сочло тогда, что подобный шаг мог повредить широкому вовлечению клира в Сопротивление. За два года до его освобождения, Митрополия Лефкады приняла решение о лишении Ефстафия сана, и его исключении из митрополии.

Мирянин и партийный деятель

После своего освобождения в 1957 году, Ефстафий вступил в Единую демократическую левую партию (ЭДА), которая на тот момент представляла легальную форму деятельности подпольной компартии Греции.

Пришедшая к власти в 1967 году военная хунта не обошла Ефстафия вниманием. Всего через неделю после прихода «чёрных полковников» к власти, 28 апреля 1967 года, Ефстафий был арестован и отправлен в концлагерь на острове Ярос, а затем в Лакки на острове Лерос.

Между тем, в феврале 1968 года в Бухаресте состоялся 12-й пленум компартии, на котором произошёл раскол партии и выход из неё еврокоммунистического крыла, так называемой «внутренней компартии Греции» Ефстафий, находясь в заключении на Леросе, остался на стороне промосковского крыла партии и поддержал решения её 12-го пленума.

В конце октября 1968 года он был освобождён с группой стариков и вернулся на свой остров. Не теряя времени и с угрозой собственной жизни, с группой ещё 6 товарищей он воссоздал местную подпольную организацию компартии.

После падения хунты в 1974 году, компартия не стала дожидаться своей легализации. Своей антидиктаторской борьбой она была легализована в сознании греческого народа и, открыв свои легальные комитеты в Афинах вынудила правительство К. Караманлисаа официально признать легальность её деятельности.

Ефстафий был избран в региональное партийное руководство Лефкады. На 10-м съезде компартии, 15-20 мая 1978 года, в Афинах — первом съезде в легальных условиях после 1945 года — Ефстафий принял участие в начальном заседании в почётном президиуме.

Ефстафий Ктенас умер в 1980 году на своём родном острове. Ефстафий оставил после себя мемуары

Литература

• Πανταζής Ν. Παπαδάτος, Ήρωες και Μάρτυρες της Λευκάδας, Εκδόσεις Σύγχρονη Εποχή, Αθήνα 1982
• ΚΚΕ 1918—1978, Λεύκωμα, Έκδοση της ΚΕ του ΚΚΕ για τα 60χρονα του ΚΚΕ
• Δοκίμιο ιστορίας του ΚΚΕ 1949—1968, Β΄ Τόμος, Σύγχρονη Εποχή, Αθήνα 2011

Отрывок, характеризующий Ктенас, Ефстафий

– Чья рота? – спросил князь Багратион у фейерверкера, стоявшего у ящиков.
Он спрашивал: чья рота? а в сущности он спрашивал: уж не робеете ли вы тут? И фейерверкер понял это.
– Капитана Тушина, ваше превосходительство, – вытягиваясь, закричал веселым голосом рыжий, с покрытым веснушками лицом, фейерверкер.
– Так, так, – проговорил Багратион, что то соображая, и мимо передков проехал к крайнему орудию.
В то время как он подъезжал, из орудия этого, оглушая его и свиту, зазвенел выстрел, и в дыму, вдруг окружившем орудие, видны были артиллеристы, подхватившие пушку и, торопливо напрягаясь, накатывавшие ее на прежнее место. Широкоплечий, огромный солдат 1 й с банником, широко расставив ноги, отскочил к колесу. 2 й трясущейся рукой клал заряд в дуло. Небольшой сутуловатый человек, офицер Тушин, спотыкнувшись на хобот, выбежал вперед, не замечая генерала и выглядывая из под маленькой ручки.
– Еще две линии прибавь, как раз так будет, – закричал он тоненьким голоском, которому он старался придать молодцоватость, не шедшую к его фигуре. – Второе! – пропищал он. – Круши, Медведев!
Багратион окликнул офицера, и Тушин, робким и неловким движением, совсем не так, как салютуют военные, а так, как благословляют священники, приложив три пальца к козырьку, подошел к генералу. Хотя орудия Тушина были назначены для того, чтоб обстреливать лощину, он стрелял брандскугелями по видневшейся впереди деревне Шенграбен, перед которой выдвигались большие массы французов.
Никто не приказывал Тушину, куда и чем стрелять, и он, посоветовавшись с своим фельдфебелем Захарченком, к которому имел большое уважение, решил, что хорошо было бы зажечь деревню. «Хорошо!» сказал Багратион на доклад офицера и стал оглядывать всё открывавшееся перед ним поле сражения, как бы что то соображая. С правой стороны ближе всего подошли французы. Пониже высоты, на которой стоял Киевский полк, в лощине речки слышалась хватающая за душу перекатная трескотня ружей, и гораздо правее, за драгунами, свитский офицер указывал князю на обходившую наш фланг колонну французов. Налево горизонт ограничивался близким лесом. Князь Багратион приказал двум баталионам из центра итти на подкрепление направо. Свитский офицер осмелился заметить князю, что по уходе этих баталионов орудия останутся без прикрытия. Князь Багратион обернулся к свитскому офицеру и тусклыми глазами посмотрел на него молча. Князю Андрею казалось, что замечание свитского офицера было справедливо и что действительно сказать было нечего. Но в это время прискакал адъютант от полкового командира, бывшего в лощине, с известием, что огромные массы французов шли низом, что полк расстроен и отступает к киевским гренадерам. Князь Багратион наклонил голову в знак согласия и одобрения. Шагом поехал он направо и послал адъютанта к драгунам с приказанием атаковать французов. Но посланный туда адъютант приехал через полчаса с известием, что драгунский полковой командир уже отступил за овраг, ибо против него был направлен сильный огонь, и он понапрасну терял людей и потому спешил стрелков в лес.
– Хорошо! – сказал Багратион.
В то время как он отъезжал от батареи, налево тоже послышались выстрелы в лесу, и так как было слишком далеко до левого фланга, чтобы успеть самому приехать во время, князь Багратион послал туда Жеркова сказать старшему генералу, тому самому, который представлял полк Кутузову в Браунау, чтобы он отступил сколь можно поспешнее за овраг, потому что правый фланг, вероятно, не в силах будет долго удерживать неприятеля. Про Тушина же и баталион, прикрывавший его, было забыто. Князь Андрей тщательно прислушивался к разговорам князя Багратиона с начальниками и к отдаваемым им приказаниям и к удивлению замечал, что приказаний никаких отдаваемо не было, а что князь Багратион только старался делать вид, что всё, что делалось по необходимости, случайности и воле частных начальников, что всё это делалось хоть не по его приказанию, но согласно с его намерениями. Благодаря такту, который выказывал князь Багратион, князь Андрей замечал, что, несмотря на эту случайность событий и независимость их от воли начальника, присутствие его сделало чрезвычайно много. Начальники, с расстроенными лицами подъезжавшие к князю Багратиону, становились спокойны, солдаты и офицеры весело приветствовали его и становились оживленнее в его присутствии и, видимо, щеголяли перед ним своею храбростию.


Князь Багратион, выехав на самый высокий пункт нашего правого фланга, стал спускаться книзу, где слышалась перекатная стрельба и ничего не видно было от порохового дыма. Чем ближе они спускались к лощине, тем менее им становилось видно, но тем чувствительнее становилась близость самого настоящего поля сражения. Им стали встречаться раненые. Одного с окровавленной головой, без шапки, тащили двое солдат под руки. Он хрипел и плевал. Пуля попала, видно, в рот или в горло. Другой, встретившийся им, бодро шел один, без ружья, громко охая и махая от свежей боли рукою, из которой кровь лилась, как из стклянки, на его шинель. Лицо его казалось больше испуганным, чем страдающим. Он минуту тому назад был ранен. Переехав дорогу, они стали круто спускаться и на спуске увидали несколько человек, которые лежали; им встретилась толпа солдат, в числе которых были и не раненые. Солдаты шли в гору, тяжело дыша, и, несмотря на вид генерала, громко разговаривали и махали руками. Впереди, в дыму, уже были видны ряды серых шинелей, и офицер, увидав Багратиона, с криком побежал за солдатами, шедшими толпой, требуя, чтоб они воротились. Багратион подъехал к рядам, по которым то там, то здесь быстро щелкали выстрелы, заглушая говор и командные крики. Весь воздух пропитан был пороховым дымом. Лица солдат все были закопчены порохом и оживлены. Иные забивали шомполами, другие посыпали на полки, доставали заряды из сумок, третьи стреляли. Но в кого они стреляли, этого не было видно от порохового дыма, не уносимого ветром. Довольно часто слышались приятные звуки жужжанья и свистения. «Что это такое? – думал князь Андрей, подъезжая к этой толпе солдат. – Это не может быть атака, потому что они не двигаются; не может быть карре: они не так стоят».
Худощавый, слабый на вид старичок, полковой командир, с приятною улыбкой, с веками, которые больше чем наполовину закрывали его старческие глаза, придавая ему кроткий вид, подъехал к князю Багратиону и принял его, как хозяин дорогого гостя. Он доложил князю Багратиону, что против его полка была конная атака французов, но что, хотя атака эта отбита, полк потерял больше половины людей. Полковой командир сказал, что атака была отбита, придумав это военное название тому, что происходило в его полку; но он действительно сам не знал, что происходило в эти полчаса во вверенных ему войсках, и не мог с достоверностью сказать, была ли отбита атака или полк его был разбит атакой. В начале действий он знал только то, что по всему его полку стали летать ядра и гранаты и бить людей, что потом кто то закричал: «конница», и наши стали стрелять. И стреляли до сих пор уже не в конницу, которая скрылась, а в пеших французов, которые показались в лощине и стреляли по нашим. Князь Багратион наклонил голову в знак того, что всё это было совершенно так, как он желал и предполагал. Обратившись к адъютанту, он приказал ему привести с горы два баталиона 6 го егерского, мимо которых они сейчас проехали. Князя Андрея поразила в эту минуту перемена, происшедшая в лице князя Багратиона. Лицо его выражало ту сосредоточенную и счастливую решимость, которая бывает у человека, готового в жаркий день броситься в воду и берущего последний разбег. Не было ни невыспавшихся тусклых глаз, ни притворно глубокомысленного вида: круглые, твердые, ястребиные глаза восторженно и несколько презрительно смотрели вперед, очевидно, ни на чем не останавливаясь, хотя в его движениях оставалась прежняя медленность и размеренность.
Полковой командир обратился к князю Багратиону, упрашивая его отъехать назад, так как здесь было слишком опасно. «Помилуйте, ваше сиятельство, ради Бога!» говорил он, за подтверждением взглядывая на свитского офицера, который отвертывался от него. «Вот, изволите видеть!» Он давал заметить пули, которые беспрестанно визжали, пели и свистали около них. Он говорил таким тоном просьбы и упрека, с каким плотник говорит взявшемуся за топор барину: «наше дело привычное, а вы ручки намозолите». Он говорил так, как будто его самого не могли убить эти пули, и его полузакрытые глаза придавали его словам еще более убедительное выражение. Штаб офицер присоединился к увещаниям полкового командира; но князь Багратион не отвечал им и только приказал перестать стрелять и построиться так, чтобы дать место подходившим двум баталионам. В то время как он говорил, будто невидимою рукой потянулся справа налево, от поднявшегося ветра, полог дыма, скрывавший лощину, и противоположная гора с двигающимися по ней французами открылась перед ними. Все глаза были невольно устремлены на эту французскую колонну, подвигавшуюся к нам и извивавшуюся по уступам местности. Уже видны были мохнатые шапки солдат; уже можно было отличить офицеров от рядовых; видно было, как трепалось о древко их знамя.
– Славно идут, – сказал кто то в свите Багратиона.
Голова колонны спустилась уже в лощину. Столкновение должно было произойти на этой стороне спуска…