Мальсагов, Созерко Артаганович

Созерко Артаганович Мальсагов
В 1926 году, фотография на Нансеновский паспорт
Дата рождения	17 июня 1895(1895-06-17)
Место рождения	Альтиево, Терская область, Российская империя
Дата смерти	25 февраля 1976(1976-02-25) (80 лет)
Место смерти	Эштон, Великобритания
Принадлежность	Российская империя Российская империя Польша Польша
Род войск	Кавалерия
Годы службы	1912—1920, 1927—1939
Командовал	Первый ингушский кавалерийский полк
Сражения/войны	Первая мировая война, Гражданская война, Вторая мировая война
Награды и премии	3-й ст.

Созерко Артаганович Мальсагов (17 июня 1895, Альтиево Назрановского округа Терской области — 25 февраля 1976, Эштон, Великобритания) — офицер Русской армии, белогвардеец, участник легендарного побега из Соловецкого лагеря особого назначения, офицер Войска Польского, участник польского и французского Сопротивления, автор воспоминаний.

Биография

Отец Созерко — Артаган Арцхоевич Мальсагов (1849—?), в 1869 г. всадник 3-й сотни Терской постоянной милиции, в 1871 — оруженосец 3-го взвода горцев Лейб-гвардии Кавказского эскадрона конвоя Е. И. В., вернувшись на Кавказ, был командиром 4-й сотни Терско-Горского конно-иррегулярного полка, участник русско-турецкой войны 1877—1878 годов. Мать — Хани Базоркина, дочь генерала Бунахо Базоркина, героя Шипки, командира Ингушского дивизиона Терско-Горского конно-иррегулярного полка 13-го армейского корпуса.

Созерко после окончании Воронежского Михайловского кадетского корпуса, закончил Московское Александровское военное училище по 1-му разряду. Принял присягу 23 сентября 1912 года. В 1913 году поступил в чине подпоручика в 29-ый Сибирский стрелковый полк, который в июле 1914 года был передислоцирован в Польшу. Ранен в сентябре 1914 года и отправлен в госпиталь во Владикавказ. Награждён орденом святого Станислава с мечом и бантом. В марте 1915 года переведен в запасную сотню Ингушского конного полка Дикой дивизии, а в июле в Ингушский полк. В 1917 году женился на Леби Измайловой, дочери купца 2-й гильдии Шахбота Измайлова.

Во время выступления генерала Корнилова Созерко командовал эскадроном в 3-ей бригаде, включавшей Ингушский и Черкесский полки. В Добровольческую армии Деникина Мальсагов командовал Первым ингушским кавалерийским полком. участвовал в боях на Царицынском фронте в составе Кавказской армии. В своих воспоминаниях Мальсагов об этом периоде написал: «Катастрофа Добровольческой армии вынудила всех нас искать убежища в горах. Постоянно сталкиваясь с нападающим врагом, наша кавалерийская бригада достигла реки Терек, где и была расформирована. Наиболее стойкие и надежные её части пересекли границу Грузии, в то время еще независимого государства…». Создание кавалерийского полка под командованием К. Султан-Гирея. Рейд на Кубань. Участие в партизанской войне против советской власти на Кавказе. Уход в Аджаристан.

Поверив в амнистию 1922 года, по которой было обещано полное прощение белогвардейцам «всех рангов и категорий», Созерко ради воссоединения с семьей в апреле 1923 года вернулся из Турции и добровольно сдался ЧК. «Когда я сослался на официальные слова амнистии, — писал Мальсагов, — следователь прямо взревел от смеха: „Отведите его в камеру и пусть ему там покажут амнистию“. И действительно — они показали!».

Прошёл тюрьмы Тифлиса, Баку, Махачкалы, Грозного и Владикавказа. 30 ноября 1923 года приговорён: «По приказу административной комиссии народного комиссариата внутренних дел по высылке гражданин Мальсагов признан виновным в преступлениях против основ государства, предусмотренных статьями 64 („Организация террористических актов и сотрудничество с иностранцами“) и 66 („Шпионаж в пользу международной буржуазии“) Уголовного Кодекса РСФСР…» к 3-м годам заключения на Соловках.

С января 1924 по май 1925 года Мальсагов — заключённый Соловецкого лагеря особого назначения. 15 мая Созерко с товарищами по заключению — кадровым офицером Ю. Д. Бессоновым, двумя поляками Э. Мальбродским и М. Г. Сазоновым и присоединившимся к группе в последний момент кубанским казаком Василием Приблудиным — совершили побег. Позднее Мальсагов вспоминал: «Финны приняли нас приветливо. Накормили и отправили в Улеаборг… Нам пришлось пробыть несколько дней в тюрьме, пока рассматривалось наше дело… Но после Соловков и карельских лесов эта тюрьма показалась сущим раем». В Финляндии Мальсагов получил «нансеновский паспорт» и с ним переехал в Ригу. Там уже в 1925 году он начал писать воспоминания «Адский остров», опубликованную в Англии в 1926 году. Перевод был осуществлён при поддержке бывшего посла России в Англии К. Д. Набокова и поэта Ивана Савина. Мальсагов вступил в полемику с Парижским Комитетом Политического Красного Креста, добиваясь фактического восстановления прав политзаключенных. По словам Дженнет Скибневской на Мальсагова дважды были совершены покушения агентами ОГПУ.

С августа 1927 по сентябрь 1939 года Мальсагов служил в польской кавалерии, сначала по контракту, позднее как кадровый офицер. Он ротмистр польской кавалерии во Львове (14 полк Язловецких уланов), в Белостоке (10 полк уланов), в Хелмне (8 полк конных стрелков). В сентябре 1939 начало Второй мировой войны Мальсагов встретил в Поморье в должности командира эскадрона, вёл тяжёлые бои с немцами. Взят в плен и отправлен в офицерский лагерь в Германию.

С 3 по 21 сентября 1944 года Мальсагов находился в резерв-лазарете в Баварии и оттуда совершил побег в Польшу. Участвовал в Польском сопротивлении, а затем переправлен во Францию. Подпольная кличка «Казбек». Имя Созерко Мальсагова вошло в «Антологию борцов за свободу Польши».

После войны жил в Англии. Работал в Исламском Культурном Центре, вошел в «Межнациональный Комитет по проведению процесса против политики геноцида (народоубийства), проводимой коммунистической властью», созданного в Мюнхене в 1951 году. Вместе с другими членами Комитета собирал сведения и свидетельства о проводимых в СССР национальных репрессиях, опубликованные в журнале «Свободный Кавказ». Последние годы жизни провёл в доме для кавказских ветеранов в Портлэнд-Хаусе в Эштоне. В 1973 году перенёс тяжелую операцию на желудке. Скончался в больнице Шайр Хилл (Shire Hill Hospital) 25 февраля 1976 года.

В 1963 году Мальсагов писал своей дочери Мадине: «Поверь, священный идеал остатка моей жизни — это умереть на отцовской земле и быть похороненным на родовом кладбище в милом и бессмертном Альтиеве, где лежат кости моих отцов, братьев, сестер и матери…».

28 августа 1990 Мальсагов реабилитирован.

Семья

• Брат — Амай.
• Брат — Орцхо (?—до 1963).
• Брат — Арсамак (?—до 1963).
• Жена — Леби Шахбулатовна (Шахботовна) урождённая Измайлова (1898—1980)
  • Дочь — Раиса (1920—2000), инженер, с 1952 замужем за ингушским поэтом Д. Х. Яндиевым, автор мемуаров «Записки спецпереселенки».
    • Внук — Шахбулат Яндиев осуществил обратный перевод на русский воспоминаний деда.
    • Внук — Хаджи-Мурат Яндиев установил кенотаф, два черных обелиска, на родовом Мальсаговском кладбище в селе Альтиево
    • Внучка — Марьям Яндиева (род. 1953)
  • Дочь — Мадина (1924—?)
    • Внук — Сафар Льянов привёз горсть земли с могилы Созерко на могилу его жены Леби.

Реакция на публикацию воспоминаний

Предполагают, что пропагандистская поездка М. Горького на Соловки в 1928 году и его очерк «Соловки» — часть ответной компании на публикацию воспоминаний участников побега Мальсагова и Безсонова. Позднее был снят пропагандистский фильм о том, как на Соловках «делаются полезные граждане». Начальник Управления СЛОНа Ф. Эйхманс, организовал серию опровержений «клеветнических домыслов» Мальсагова в газете «Новые Соловки». В «Правде» гневное опровержение опубликовал Михаил Кольцов.

Публикации

• "Соловки. Остров пыток и смерти (Записки бежавшего с Соловков офицера С. А. Мальсагова) // «Сегодня». Рига, 29 ноября 1925 г.
• S. A. Malsagof. An Island Hell: A Soviet Prison in the Far North. London, A.M. Philpot LTD. 69, Great Russel Street, W.C.I., 1926. Translated by F. H. Lyon.

Ссылки

• [www.gazavat.ru/personalies2.php?people=79 МАЛЬСАГОВ СОЗЕРКО АРТАГАНОВИЧ]
• [www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=author&i=1365 Мальсагов Созерко Артаганович (1893—1976) военный]
• [www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=book&num=1880 Мальсагов С. А. Адские острова : Советская тюрьма на Дальнем Севере]

Отрывок, характеризующий Мальсагов, Созерко Артаганович

– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал граф Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней, по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам приедет или напишет ей.
Когда граф взошел к ней, она беспокойно оборотилась на звук его мужских шагов, и лицо ее приняло прежнее холодное и даже злое выражение. Она даже не поднялась на встречу ему.
– Что с тобой, мой ангел, больна? – спросил граф. Наташа помолчала.
– Да, больна, – отвечала она.
На беспокойные расспросы графа о том, почему она такая убитая и не случилось ли чего нибудь с женихом, она уверяла его, что ничего, и просила его не беспокоиться. Марья Дмитриевна подтвердила графу уверения Наташи, что ничего не случилось. Граф, судя по мнимой болезни, по расстройству дочери, по сконфуженным лицам Сони и Марьи Дмитриевны, ясно видел, что в его отсутствие должно было что нибудь случиться: но ему так страшно было думать, что что нибудь постыдное случилось с его любимою дочерью, он так любил свое веселое спокойствие, что он избегал расспросов и всё старался уверить себя, что ничего особенного не было и только тужил о том, что по случаю ее нездоровья откладывался их отъезд в деревню.


Со дня приезда своей жены в Москву Пьер сбирался уехать куда нибудь, только чтобы не быть с ней. Вскоре после приезда Ростовых в Москву, впечатление, которое производила на него Наташа, заставило его поторопиться исполнить свое намерение. Он поехал в Тверь ко вдове Иосифа Алексеевича, которая обещала давно передать ему бумаги покойного.
Когда Пьер вернулся в Москву, ему подали письмо от Марьи Дмитриевны, которая звала его к себе по весьма важному делу, касающемуся Андрея Болконского и его невесты. Пьер избегал Наташи. Ему казалось, что он имел к ней чувство более сильное, чем то, которое должен был иметь женатый человек к невесте своего друга. И какая то судьба постоянно сводила его с нею.
«Что такое случилось? И какое им до меня дело? думал он, одеваясь, чтобы ехать к Марье Дмитриевне. Поскорее бы приехал князь Андрей и женился бы на ней!» думал Пьер дорогой к Ахросимовой.
На Тверском бульваре кто то окликнул его.
– Пьер! Давно приехал? – прокричал ему знакомый голос. Пьер поднял голову. В парных санях, на двух серых рысаках, закидывающих снегом головашки саней, промелькнул Анатоль с своим всегдашним товарищем Макариным. Анатоль сидел прямо, в классической позе военных щеголей, закутав низ лица бобровым воротником и немного пригнув голову. Лицо его было румяно и свежо, шляпа с белым плюмажем была надета на бок, открывая завитые, напомаженные и осыпанные мелким снегом волосы.
«И право, вот настоящий мудрец! подумал Пьер, ничего не видит дальше настоящей минуты удовольствия, ничто не тревожит его, и оттого всегда весел, доволен и спокоен. Что бы я дал, чтобы быть таким как он!» с завистью подумал Пьер.
В передней Ахросимовой лакей, снимая с Пьера его шубу, сказал, что Марья Дмитриевна просят к себе в спальню.
Отворив дверь в залу, Пьер увидал Наташу, сидевшую у окна с худым, бледным и злым лицом. Она оглянулась на него, нахмурилась и с выражением холодного достоинства вышла из комнаты.
– Что случилось? – спросил Пьер, входя к Марье Дмитриевне.
– Хорошие дела, – отвечала Марья Дмитриевна: – пятьдесят восемь лет прожила на свете, такого сраму не видала. – И взяв с Пьера честное слово молчать обо всем, что он узнает, Марья Дмитриевна сообщила ему, что Наташа отказала своему жениху без ведома родителей, что причиной этого отказа был Анатоль Курагин, с которым сводила ее жена Пьера, и с которым она хотела бежать в отсутствие своего отца, с тем, чтобы тайно обвенчаться.
Пьер приподняв плечи и разинув рот слушал то, что говорила ему Марья Дмитриевна, не веря своим ушам. Невесте князя Андрея, так сильно любимой, этой прежде милой Наташе Ростовой, променять Болконского на дурака Анатоля, уже женатого (Пьер знал тайну его женитьбы), и так влюбиться в него, чтобы согласиться бежать с ним! – Этого Пьер не мог понять и не мог себе представить.
Милое впечатление Наташи, которую он знал с детства, не могло соединиться в его душе с новым представлением о ее низости, глупости и жестокости. Он вспомнил о своей жене. «Все они одни и те же», сказал он сам себе, думая, что не ему одному достался печальный удел быть связанным с гадкой женщиной. Но ему всё таки до слез жалко было князя Андрея, жалко было его гордости. И чем больше он жалел своего друга, тем с большим презрением и даже отвращением думал об этой Наташе, с таким выражением холодного достоинства сейчас прошедшей мимо него по зале. Он не знал, что душа Наташи была преисполнена отчаяния, стыда, унижения, и что она не виновата была в том, что лицо ее нечаянно выражало спокойное достоинство и строгость.
– Да как обвенчаться! – проговорил Пьер на слова Марьи Дмитриевны. – Он не мог обвенчаться: он женат.
– Час от часу не легче, – проговорила Марья Дмитриевна. – Хорош мальчик! То то мерзавец! А она ждет, второй день ждет. По крайней мере ждать перестанет, надо сказать ей.
Узнав от Пьера подробности женитьбы Анатоля, излив свой гнев на него ругательными словами, Марья Дмитриевна сообщила ему то, для чего она вызвала его. Марья Дмитриевна боялась, чтобы граф или Болконский, который мог всякую минуту приехать, узнав дело, которое она намерена была скрыть от них, не вызвали на дуэль Курагина, и потому просила его приказать от ее имени его шурину уехать из Москвы и не сметь показываться ей на глаза. Пьер обещал ей исполнить ее желание, только теперь поняв опасность, которая угрожала и старому графу, и Николаю, и князю Андрею. Кратко и точно изложив ему свои требования, она выпустила его в гостиную. – Смотри же, граф ничего не знает. Ты делай, как будто ничего не знаешь, – сказала она ему. – А я пойду сказать ей, что ждать нечего! Да оставайся обедать, коли хочешь, – крикнула Марья Дмитриевна Пьеру.
Пьер встретил старого графа. Он был смущен и расстроен. В это утро Наташа сказала ему, что она отказала Болконскому.
– Беда, беда, mon cher, – говорил он Пьеру, – беда с этими девками без матери; уж я так тужу, что приехал. Я с вами откровенен буду. Слышали, отказала жениху, ни у кого не спросивши ничего. Оно, положим, я никогда этому браку очень не радовался. Положим, он хороший человек, но что ж, против воли отца счастья бы не было, и Наташа без женихов не останется. Да всё таки долго уже так продолжалось, да и как же это без отца, без матери, такой шаг! А теперь больна, и Бог знает, что! Плохо, граф, плохо с дочерьми без матери… – Пьер видел, что граф был очень расстроен, старался перевести разговор на другой предмет, но граф опять возвращался к своему горю.
Соня с встревоженным лицом вошла в гостиную.
– Наташа не совсем здорова; она в своей комнате и желала бы вас видеть. Марья Дмитриевна у нее и просит вас тоже.
– Да ведь вы очень дружны с Болконским, верно что нибудь передать хочет, – сказал граф. – Ах, Боже мой, Боже мой! Как всё хорошо было! – И взявшись за редкие виски седых волос, граф вышел из комнаты.
Марья Дмитриевна объявила Наташе о том, что Анатоль был женат. Наташа не хотела верить ей и требовала подтверждения этого от самого Пьера. Соня сообщила это Пьеру в то время, как она через коридор провожала его в комнату Наташи.