Марселен, Джеймс

Джеймс Марселен
Общая информация
Полное имя	Джеймс Марселен
Родился	13 июня 1986(1986-06-13) (37 лет) Сен-Марк, Гаити
Гражданство	Гаити
Рост	188 см
Вес	79 кг
Позиция	полузащитник
Информация о клубе
Клуб	Каролина Рэйлхокс
Номер	42
Карьера
Клубная карьера*
2002—2006	Роуладо	? (?)
2007	Расинг	? (?)
2008—2009	Пуэрто-Рико Айлендерс	31 (0)
2010—2012	Портленд Тимберс	23 (0)
2012	Даллас	16 (0)
2013	Антигуа Барракуда	4 (0)
2014—2015	Форт-Лодердейл Страйкерс	34 (2)
2016—н.в.	Каролина Рэйлхокс	6 (1)
Национальная сборная**
2007—н.в.	Гаити	33 (5)
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов, откорректировано по состоянию на 8 мая 2016. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах, откорректировано по состоянию на 14 июня 2016.

Джеймс Марселен (фр. James Marcelin; 13 июня 1986, Сен-Марк, Гаити) — гаитянский футболист, полузащитник клуба «Каролина Рэйлхокс» и сборной Гаити.

Клубная карьера

Марселен начал карьеру на родине выступая за клубы «Роуладо» и Расинг. В 2008 году он перешёл в пуэрториканский «Пуэрто-Рико Айлендерс» за который Джеймс играл в USL лиге. В 2010 году Марселен перешёл в американский «Портленд Тимберс». Первый сезон он провёл в дубле, а в 2011 году был включён в заявку основной команды на сезон. 3 апреля в матче против «Нью-Инглэнд Революшн» Марселен дебютировал в MLS.

В 2012 году Джеймс перешёл в «Даллас». 7 мая в матче против «Колорадо Рэпидз» он дебютировал за «быков».

Летом 2013 года Марселен перешёл в «Антигуа Барракуда» из Антигуа и Барбуды. 5 июля в поединке против «Оранж Каунти Блюс» он дебютировал за новый клуб. Летом 2014 года Джеймс перешёл в «Форт-Лодердейл Страйкерс». 20 июля в матче против «Сан-Антонио Скорпионс» он дебютировал за новую команду.

Международная карьера

6 июня 2007 года в матче Золотого кубка КОНКАКАФ против сборной Гваделупы Мерселен дебютировал за сборную Гаити. В 2009 году Джеймс во второй раз принял участие в Золотом кубке КОНКАКАФ. На турнире он сыграл в матчах против Гондураса, Гренады, США и Мексики. В поединке против гренадцев Мерселен забил свой первый гол за национальную команду.

В 2015 году в составе сборной Джеймс в третий раз принял участие в розыгрыше Золотого кубка КОНКАКАФ. На турнире он сыграл в матче против сборной Гондураса, США, Панамы и Ямайки.

В 2016 году Джеймс попал в заявку на участие в Кубке Америки в США. На турнире он сыграл в матчах против команд Перу, Бразилии и Эквадора. В поединке против бразильцев Марселен забил гол.

Голы за сборную Гаити

#	Дата	Место	Противник	Счет	Результат	Соревнование
01.	7 августа 2009	Мемориэл Стэдиум, Вашингтон, США	Гренада	2:0	2:0	Золотой кубок КОНКАКАФ 2009
02.	9 февраля 2011	Сильвио Катор, Порт-о-Пренс, Гаити	Виргинские острова	1:0	6:0	Чемпионат мира 2014 квалификация
03.	9 июля 2011	Эргилио Хато, Виллемстад, Кюрасао	Кюрасао	2:2	2:4	Чемпионат мира 2014 квалификация
04.	10 октября 2015	Би-би-ви-эй Компасс Стэдиум, Хьюстон, США	Сальвадор	0:1	1:3	Товарищеский матч
05.	8 июня 2016	Орландо Ситрус Боул Стэдиум, Орландо, США	Бразилия	5:1	7:1	Кубок Америки 2016

Ссылки

• [int.soccerway.com/players/james-marcelin/9999 Профиль на сайте soccerway.com] (англ.)
• [www.mlssoccer.com/players/james-marcelin MLS player profile]
• [fifa.com/worldfootball/statisticsandrecords/players/player=276727 Статистика на сайте FIFA] (англ.)
• [www.national-football-teams.com/player/22914.html Статистика на сайте National Football Teams] (англ.)

Отрывок, характеризующий Марселен, Джеймс

– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.


В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.