Ма Хуань

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Ma Хуань (кит. трад. 馬歡, упр. 马欢, пиньинь: Ma Huan; около 1380 — около 1460[1]) — участник нескольких из экспедиций китайского флота под командованием Чжэн Хэ в Юго-Восточную Азию и Индийский Океан; автор книги, являющейся основным источником дошедшей до нас информации об этих плаваниях.

Ма Хуань был китайским мусульманином из тогдашнего уезда Гуйчжи (会稽; Уэйд-Джайлз: Kuei-Chi[1]), близ нынешнего Шаосина (провинция Чжэцзян).[2] По мнению «Энциклопедии Ислама», он не родился в мусульманской семье, а стал мусульманином в молодости.[1]

Му Хуань стал известен как знаток арабского языка; возможно, также он знал и персидский.[1] Он был назначен переводчиком во флот Чжэн Хэ в 1412 г — за год до начала 4-го плавания этого флота, которое, в отличие от предшествующих трех плаваний, должно было не заканчиваться в Южной Индии, а также включать и посещение Персидского Залива и Арабских стран.[1]

Му Хуань участвовал в качестве переводчика в 4-й, 6-й и 7-й экспедициях Чжэн Хэ. Написанная им книга «Инъяй шэнлань» (瀛涯胜览, «Обзор берегов океана») является важнейшим дошедшим до нас первоисточником о плаваниях Чжэн Хэ. Он начал работу над книгой в 1415 г, после возвращения из 4-го плавания флота Чжэн Хэ, совместно со своим товарищем и коллегой по плаванию, Го Чунли. Первая версия книги была закончена в 1416 г.[1] В дальнейшем Ма Хуань дополнял её новым материалом. В частности, после последнего, седьмого плавания, во время которого Ма Хуань состоял в эскадре Хун Бао, посетившей Бенгалию,[3] в книгу был включен рассказ о Мекке, куда Ма Хуань, по его утверждению, был послан вместе с шестью другими мусульманами из состава флотилии Хун Бао. Вместе с Го Чунли, Ма Хуань продолжал работу над книгой, и она была наконец опубликована в 1451 г.[1]

Хотя два других участника плаваний, Фэй Синь (en:Fei Xin) и Гун Чжэн (en:Gong Zhen), также оставили мемуары, современные исследователи этих текстов считают, что их содержание главным образом опирается (зачастую дословно) на труд Ма Хуаня.[2]

По мнению историков, «Инъяй шэнлань», наряду с мемуарами двух других участников плаваний, послужила очевидно и источником фактической основы фантастического романа Ло Маодэна (en:Luo Maodeng) «Путешествие в Западный Океан» (1597 г). Из неё же, видимо, черпали инофрмацию о посещённых китайским флотом странах и составители официальной «Истории Династии Мин» (Мин Ши), опубликованной в 1739 г.[4]

Напишите отзыв о статье "Ма Хуань"



Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 Forbes, A.D.W. (1983), [books.google.com/books?id=jJY3AAAAIAAJ&pg=PA849 "Ma Huan"], in Bosworth, C.E., The Encyclopaedia of Islam, E.J. Brill, сс. 849-850, ISBN 9004071644, <books.google.com/books?id=jJY3AAAAIAAJ&pg=PA849> 
  2. 1 2 Dreyer 2007, С. 5-6
  3. Dreyer 2007, С. 156-159
  4. Dreyer 2007, С. 178-179

Ссылки

  • Dreyer, Edward L. (2007), Zheng He: China and the oceans in the early Ming dynasty, 1405-1433, The library of world biography, Pearson Longman, ISBN 0321084438 
  • J. V. G. Mills, ed. (1970), [books.google.com/books?id=DjQ9AAAAIAAJ Ying-Yai Sheng-Lan: 'The Overall Survey of the Ocean's Shores' (1433)], Issue 42 of Extra series. Volume 42 of Works issued by the Hakluyt Society: Extra series. Volume 16 of 百部 叢書 集成, Cambridge University Press, ISBN 0521010322, <books.google.com/books?id=DjQ9AAAAIAAJ>  (Английский перевод книги Ма Хуаня с детальными комментариями; текст недоступен на Google Books). [faculty.washington.edu/qing/huan_ying-yai_sheng-lan%5B1%5D.pdf pdf-весия текста]
  • Ma, Huan (2006), [books.google.com/books?id=hNUROuYfFb4C&pg=PA115 "Ying-Yai Sheng-Lan: 'The Overall Survey of the Ocean's Shores'"], in Mancall, Peter C., Travel narratives from the age of discovery: an anthology, Oxford University Press US, сс. 115-128, ISBN 0195155971, <books.google.com/books?id=hNUROuYfFb4C&pg=PA115>  (Частичная перепечатка перевода Миллса, и предисловие; текст доступен на Google Books)


Отрывок, характеризующий Ма Хуань


Уже были зазимки, утренние морозы заковывали смоченную осенними дождями землю, уже зелень уклочилась и ярко зелено отделялась от полос буреющего, выбитого скотом, озимого и светло желтого ярового жнивья с красными полосами гречихи. Вершины и леса, в конце августа еще бывшие зелеными островами между черными полями озимей и жнивами, стали золотистыми и ярко красными островами посреди ярко зеленых озимей. Русак уже до половины затерся (перелинял), лисьи выводки начинали разбредаться, и молодые волки были больше собаки. Было лучшее охотничье время. Собаки горячего, молодого охотника Ростова уже не только вошли в охотничье тело, но и подбились так, что в общем совете охотников решено было три дня дать отдохнуть собакам и 16 сентября итти в отъезд, начиная с дубравы, где был нетронутый волчий выводок.
В таком положении были дела 14 го сентября.
Весь этот день охота была дома; было морозно и колко, но с вечера стало замолаживать и оттеплело. 15 сентября, когда молодой Ростов утром в халате выглянул в окно, он увидал такое утро, лучше которого ничего не могло быть для охоты: как будто небо таяло и без ветра спускалось на землю. Единственное движенье, которое было в воздухе, было тихое движенье сверху вниз спускающихся микроскопических капель мги или тумана. На оголившихся ветвях сада висели прозрачные капли и падали на только что свалившиеся листья. Земля на огороде, как мак, глянцевито мокро чернела, и в недалеком расстоянии сливалась с тусклым и влажным покровом тумана. Николай вышел на мокрое с натасканной грязью крыльцо: пахло вянущим лесом и собаками. Чернопегая, широкозадая сука Милка с большими черными на выкате глазами, увидав хозяина, встала, потянулась назад и легла по русачьи, потом неожиданно вскочила и лизнула его прямо в нос и усы. Другая борзая собака, увидав хозяина с цветной дорожки, выгибая спину, стремительно бросилась к крыльцу и подняв правило (хвост), стала тереться о ноги Николая.
– О гой! – послышался в это время тот неподражаемый охотничий подклик, который соединяет в себе и самый глубокий бас, и самый тонкий тенор; и из за угла вышел доезжачий и ловчий Данило, по украински в скобку обстриженный, седой, морщинистый охотник с гнутым арапником в руке и с тем выражением самостоятельности и презрения ко всему в мире, которое бывает только у охотников. Он снял свою черкесскую шапку перед барином, и презрительно посмотрел на него. Презрение это не было оскорбительно для барина: Николай знал, что этот всё презирающий и превыше всего стоящий Данило всё таки был его человек и охотник.
– Данила! – сказал Николай, робко чувствуя, что при виде этой охотничьей погоды, этих собак и охотника, его уже обхватило то непреодолимое охотничье чувство, в котором человек забывает все прежние намерения, как человек влюбленный в присутствии своей любовницы.
– Что прикажете, ваше сиятельство? – спросил протодиаконский, охриплый от порсканья бас, и два черные блестящие глаза взглянули исподлобья на замолчавшего барина. «Что, или не выдержишь?» как будто сказали эти два глаза.
– Хорош денек, а? И гоньба, и скачка, а? – сказал Николай, чеша за ушами Милку.
Данило не отвечал и помигал глазами.
– Уварку посылал послушать на заре, – сказал его бас после минутного молчанья, – сказывал, в отрадненский заказ перевела, там выли. (Перевела значило то, что волчица, про которую они оба знали, перешла с детьми в отрадненский лес, который был за две версты от дома и который был небольшое отъемное место.)
– А ведь ехать надо? – сказал Николай. – Приди ка ко мне с Уваркой.
– Как прикажете!
– Так погоди же кормить.
– Слушаю.