Мид, Маргарет

Маргарет Мид
Margaret Mead
Дата рождения:	16 декабря 1901(1901-12-16)
Место рождения:	Филадельфия, штат Пенсильвания
Дата смерти:	15 ноября 1978(1978-11-15) (76 лет)
Место смерти:	Нью-Йорк
Страна:	США США
Научная сфера:	Культурная антропология
Альма-матер:	Колумбийский университет
Научный руководитель:	Рут Бенедикт, Франц Боас
Награды и премии:	Премия Уильяма Проктера за научные достижения (1969) Премия Калинги (1970)

Ма́ргарет Мид (англ. Margaret Mead; 16 декабря 1901, Филадельфия — 15 ноября 1978, Нью-Йорк) — американский антрополог. В её честь назван кратер на Венере.

Биография

Родилась в квакерской семье в Филадельфии, в семье отца — профессора Уортонской школы бизнеса Пенсильванского университета, и матери — социолога, работавшего с итальянскими иммигрантами. Один год проучилась в университете Де По в Индиане, получила степень бакалавра в Колумбийском университете (1923); в 1924 году защитила там же магистерскую диссертацию. На её научные взгляды оказали большое влияние Рут Бенедикт и Франц Боас. В 1925 году отправилась на полевые исследования в Полинезию, на Самоа, где собрала большой материал о процессе социализации детей и подростков в самоанское общество.

После возвращения из Полинезии в 1926 году начала работать куратором в Американском музее естественной истории в Нью-Йорке. В 1929 году защитила диссертацию в Колумбийском университете и получила степень доктора философии (Ph.D.).

Трижды была замужем за различными антропологами (в том числе за Грегори Бейтсоном).

Благодаря своим выступлениям в защиту сексуальной свободы, легализации марихуаны и «свободных браков» она стала популярна среди студентов во время молодежных волнений «новых левых» в США в 1960-х годах (Боб Левин «Блэк Стар»).

Научные интересы

Исследовала отношения между различными возрастными группами в традиционных (папуасы, самоа и др.) и современных обществах (разрыв поколений), детскую психологию с позиций т. н. этнопсихологической школы.

В работе «Взросление на Самоа» (1928) пришла к выводу об отсутствии конфликта поколений и трудностей социализации подростков в традиционном обществе.

Научный руководитель Маргарет Мид профессор Колумбийского университета Франц Боас, поручил ей исследование молодежной культуры самоанского народа. Главной целью этой девятимесячной работы на тихоокеанских островах, начавшейся в 1926 году была борьба с идеей о том что молодежные беспорядки являются биологически необходимыми и поэтому закономерны везде. Боас придерживался мнения что беспорядки среди западной молодежи носят культурный характер и объяснял их запретами на познание сексуальности молодыми людьми вне брака. Исследование состояло в том что Маргарет опросила 68 девушек и выяснила что для них нет запретов на «случайную любовь под пальмами», так это сформулировала сама Мид. Это было главным аргументом в пользу того что в самоанском обществе беспорядки были неизвестны.

Мид также выделила три основных типа культурного обмена знаниями между старшим и младшим поколениями:

• Постфигуративный — передача знаний от взрослых к детям;
• Кофигуративный — получение детьми и взрослыми знаний преимущественно от своих сверстников;
• Префигуративный — передача знаний от детей к взрослым.

Критика

В 1983 году новозеландский антрополог Дирек Фриман издал книгу «Маргарет Мид и Самоа: возведение и развенчание антропологического мифа» (Freeman, 1983), в которой показал, что работа Мид была основана на лжи. Нарисованная Мид благостная картина самоанской жизни, составленная всего за несколько месяцев, отражает общество, в котором утрачены все семейные связи, общество, не знающее родительского авторитета, лицемерно относящееся к девственности невесты. Сексуальное насилие если и существовало, то якобы было неизвестно до введения нравственных запретов белой цивилизации (Mead, 1973). Фримэн посвятил половину своей жизни изучению самоанской культуры и, в полную противоположность Мид, нашёл, что у самоанцев господствуют прочные семейные связи, родительский авторитет и что они строго придерживаются культа девственности. Фримэн тщательно разобрался в статистике изнасилований и отметил что Мид, вероятно, не читала самоанских газет, например «Таймс», в которых регулярно сообщалось о случаях изнасилования во время её пребывания там в 1925—1926 годах.

Личная жизнь

Несмотря на несколько замужеств, широко известен многолетний роман Мид с другой знаменитой исследовательницей, Рут Бенедикт, который прервался только со смертью последней в 1948 году. Отношения двух женщин подтверждены эмоциональной перепиской, собранной в книге To Cherish the Life of the World: The Selected Letters of Margaret Mead. Маргарет Мид называла Бенедикт своей единственной возлюбленной. В одном из писем она пишет: «Дорогая, ты никогда не познаешь, какой бесценный и незаслуженный дар ты мне передала, одарив своей любовью, ни единого дюйма которой я никогда не отвергну. Я люблю тебя, моя красавица».

Маргарет Мид была замужем трижды. Первый её муж был студентом-теологом, двое других подобно ей занимались антропологией. Наиболее долго с 1936 по 1950 год продлился брак с ученым-антропологом Грегори Бэйтсоном. От этого брака у Мид родилась дочь (педиатром Мид был Бенджамин Спок). Последние годы жизни Мид поддерживала личные и профессиональные отношения с выдающимся антропологом, специалистом по гаитянской культуре, Родой Метро, с которой прожила до своей смерти в 1978 году. Письма, опубликованные с разрешения дочери Мид подтверждают, что женщины состояли в романтических отношениях.

Цитаты

• Никогда не сомневайтесь, что небольшая группа умных, преданных своему делу людей может изменить мир. В истории всегда только так и было.

Издания на русском языке

• Культура и мир детства / Сост. и предисл. И. С. Кона. — М.: Наука, 1988.

Литература

• Хал Хеллман. Великие противостояния в науке. Десять самых захватывающих диспутов - Глава 10. Фриман против Мид: Природа против воспитания = Great Feuds in Science: Ten of the Liveliest Disputes Ever. — М.: «Диалектика», 2007. — С. 320. — ISBN 0-471-35066-4.
• Шило Н. Ю. [voluntary.ru/dictionary/568/word/mid-mead-margaret Мид (Mead) Маргарет] // Социология: Энциклопедия / Сост. А. А. Грицанов, В. Л. Абушенко, Г. М. Евелькин, Г. Н. Соколова, О. В. Терещенко.. — Мн.: Интерпрессервис; Книжный Дом, 2003.

Ссылки

• [www.countries.ru/library/culturologists/midm.htm Мид, Маргарет] // Кравченко А. И. Культурология: Словарь. — М.: Академический проект, 2000
• Овчаренко В. И. [sites.google.com/site/psychoanalysisbiography/Home/m/mead Маргарет Мид (биография)] // Психоанализ. Иностранные психоаналитики
• Букатов В. М. [www.openlesson.ru/?p=694 Если клин клином вышибать, то каким именно?]
• Йен Тейлор В умах людей. — Симферополь, ХНАЦ, 2000 [www.creationism.org/russian/TaylorIMM_RU/index.htm]

Отрывок, характеризующий Мид, Маргарет

Старшая княжна выронила портфель. Анна Михайловна быстро нагнулась и, подхватив спорную вещь, побежала в спальню. Старшая княжна и князь Василий, опомнившись, пошли за ней. Через несколько минут первая вышла оттуда старшая княжна с бледным и сухим лицом и прикушенною нижнею губой. При виде Пьера лицо ее выразило неудержимую злобу.
– Да, радуйтесь теперь, – сказала она, – вы этого ждали.
И, зарыдав, она закрыла лицо платком и выбежала из комнаты.
За княжной вышел князь Василий. Он, шатаясь, дошел до дивана, на котором сидел Пьер, и упал на него, закрыв глаза рукой. Пьер заметил, что он был бледен и что нижняя челюсть его прыгала и тряслась, как в лихорадочной дрожи.
– Ах, мой друг! – сказал он, взяв Пьера за локоть; и в голосе его была искренность и слабость, которых Пьер никогда прежде не замечал в нем. – Сколько мы грешим, сколько мы обманываем, и всё для чего? Мне шестой десяток, мой друг… Ведь мне… Всё кончится смертью, всё. Смерть ужасна. – Он заплакал.
Анна Михайловна вышла последняя. Она подошла к Пьеру тихими, медленными шагами.
– Пьер!… – сказала она.
Пьер вопросительно смотрел на нее. Она поцеловала в лоб молодого человека, увлажая его слезами. Она помолчала.
– II n'est plus… [Его не стало…]
Пьер смотрел на нее через очки.
– Allons, je vous reconduirai. Tachez de pleurer. Rien ne soulage, comme les larmes. [Пойдемте, я вас провожу. Старайтесь плакать: ничто так не облегчает, как слезы.]
Она провела его в темную гостиную и Пьер рад был, что никто там не видел его лица. Анна Михайловна ушла от него, и когда она вернулась, он, подложив под голову руку, спал крепким сном.
На другое утро Анна Михайловна говорила Пьеру:
– Oui, mon cher, c'est une grande perte pour nous tous. Je ne parle pas de vous. Mais Dieu vous soutndra, vous etes jeune et vous voila a la tete d'une immense fortune, je l'espere. Le testament n'a pas ete encore ouvert. Je vous connais assez pour savoir que cela ne vous tourienera pas la tete, mais cela vous impose des devoirs, et il faut etre homme. [Да, мой друг, это великая потеря для всех нас, не говоря о вас. Но Бог вас поддержит, вы молоды, и вот вы теперь, надеюсь, обладатель огромного богатства. Завещание еще не вскрыто. Я довольно вас знаю и уверена, что это не вскружит вам голову; но это налагает на вас обязанности; и надо быть мужчиной.]
Пьер молчал.
– Peut etre plus tard je vous dirai, mon cher, que si je n'avais pas ete la, Dieu sait ce qui serait arrive. Vous savez, mon oncle avant hier encore me promettait de ne pas oublier Boris. Mais il n'a pas eu le temps. J'espere, mon cher ami, que vous remplirez le desir de votre pere. [После я, может быть, расскажу вам, что если б я не была там, то Бог знает, что бы случилось. Вы знаете, что дядюшка третьего дня обещал мне не забыть Бориса, но не успел. Надеюсь, мой друг, вы исполните желание отца.]
Пьер, ничего не понимая и молча, застенчиво краснея, смотрел на княгиню Анну Михайловну. Переговорив с Пьером, Анна Михайловна уехала к Ростовым и легла спать. Проснувшись утром, она рассказывала Ростовым и всем знакомым подробности смерти графа Безухого. Она говорила, что граф умер так, как и она желала бы умереть, что конец его был не только трогателен, но и назидателен; последнее же свидание отца с сыном было до того трогательно, что она не могла вспомнить его без слез, и что она не знает, – кто лучше вел себя в эти страшные минуты: отец ли, который так всё и всех вспомнил в последние минуты и такие трогательные слова сказал сыну, или Пьер, на которого жалко было смотреть, как он был убит и как, несмотря на это, старался скрыть свою печаль, чтобы не огорчить умирающего отца. «C'est penible, mais cela fait du bien; ca eleve l'ame de voir des hommes, comme le vieux comte et son digne fils», [Это тяжело, но это спасительно; душа возвышается, когда видишь таких людей, как старый граф и его достойный сын,] говорила она. О поступках княжны и князя Василья она, не одобряя их, тоже рассказывала, но под большим секретом и шопотом.


В Лысых Горах, имении князя Николая Андреевича Болконского, ожидали с каждым днем приезда молодого князя Андрея с княгиней; но ожидание не нарушало стройного порядка, по которому шла жизнь в доме старого князя. Генерал аншеф князь Николай Андреевич, по прозванию в обществе le roi de Prusse, [король прусский,] с того времени, как при Павле был сослан в деревню, жил безвыездно в своих Лысых Горах с дочерью, княжною Марьей, и при ней компаньонкой, m lle Bourienne. [мадмуазель Бурьен.] И в новое царствование, хотя ему и был разрешен въезд в столицы, он также продолжал безвыездно жить в деревне, говоря, что ежели кому его нужно, то тот и от Москвы полтораста верст доедет до Лысых Гор, а что ему никого и ничего не нужно. Он говорил, что есть только два источника людских пороков: праздность и суеверие, и что есть только две добродетели: деятельность и ум. Он сам занимался воспитанием своей дочери и, чтобы развивать в ней обе главные добродетели, до двадцати лет давал ей уроки алгебры и геометрии и распределял всю ее жизнь в беспрерывных занятиях. Сам он постоянно был занят то писанием своих мемуаров, то выкладками из высшей математики, то точением табакерок на станке, то работой в саду и наблюдением над постройками, которые не прекращались в его имении. Так как главное условие для деятельности есть порядок, то и порядок в его образе жизни был доведен до последней степени точности. Его выходы к столу совершались при одних и тех же неизменных условиях, и не только в один и тот же час, но и минуту. С людьми, окружавшими его, от дочери до слуг, князь был резок и неизменно требователен, и потому, не быв жестоким, он возбуждал к себе страх и почтительность, каких не легко мог бы добиться самый жестокий человек. Несмотря на то, что он был в отставке и не имел теперь никакого значения в государственных делах, каждый начальник той губернии, где было имение князя, считал своим долгом являться к нему и точно так же, как архитектор, садовник или княжна Марья, дожидался назначенного часа выхода князя в высокой официантской. И каждый в этой официантской испытывал то же чувство почтительности и даже страха, в то время как отворялась громадно высокая дверь кабинета и показывалась в напудренном парике невысокая фигурка старика, с маленькими сухими ручками и серыми висячими бровями, иногда, как он насупливался, застилавшими блеск умных и точно молодых блестящих глаз.
В день приезда молодых, утром, по обыкновению, княжна Марья в урочный час входила для утреннего приветствия в официантскую и со страхом крестилась и читала внутренно молитву. Каждый день она входила и каждый день молилась о том, чтобы это ежедневное свидание сошло благополучно.
Сидевший в официантской пудреный старик слуга тихим движением встал и шопотом доложил: «Пожалуйте».
Из за двери слышались равномерные звуки станка. Княжна робко потянула за легко и плавно отворяющуюся дверь и остановилась у входа. Князь работал за станком и, оглянувшись, продолжал свое дело.
Огромный кабинет был наполнен вещами, очевидно, беспрестанно употребляемыми. Большой стол, на котором лежали книги и планы, высокие стеклянные шкафы библиотеки с ключами в дверцах, высокий стол для писания в стоячем положении, на котором лежала открытая тетрадь, токарный станок, с разложенными инструментами и с рассыпанными кругом стружками, – всё выказывало постоянную, разнообразную и порядочную деятельность. По движениям небольшой ноги, обутой в татарский, шитый серебром, сапожок, по твердому налеганию жилистой, сухощавой руки видна была в князе еще упорная и много выдерживающая сила свежей старости. Сделав несколько кругов, он снял ногу с педали станка, обтер стамеску, кинул ее в кожаный карман, приделанный к станку, и, подойдя к столу, подозвал дочь. Он никогда не благословлял своих детей и только, подставив ей щетинистую, еще небритую нынче щеку, сказал, строго и вместе с тем внимательно нежно оглядев ее:
– Здорова?… ну, так садись!
Он взял тетрадь геометрии, писанную его рукой, и подвинул ногой свое кресло.
– На завтра! – сказал он, быстро отыскивая страницу и от параграфа до другого отмечая жестким ногтем.