Михайлов, Лев Николаевич

Лев Николаевич Михайлов
Место рождения	село Березовка Красноярского края
Место смерти	Торремолинос, близ Малаги
Годы активности	1958—2003
Страна	СССР СССР Испания Испания
Профессии	Исполнитель, педагог
Инструменты	Кларнет, саксофон
Коллективы	ГАСО СССР, Оркестр Большого театра

Лев Никола́евич Миха́йлов (29 мая 1936, село Березовка Красноярского края — 9 февраля 2003, Торремолинос, Испания) — русский советский кларнетист и саксофонист, доцент Московской консерватории, заслуженный артист Удмуртской АССР.

Биография

Игре на кларнете Михайлов начал обучаться в Новосибирской военно-музыкальной школе, по окончании которой в 1952 году был направлен в Москву в Отдельный показательный оркестр Министерства обороны СССР. В 1958 году Михайлов поступил в Московскую Консерваторию в класс профессора А. В. Володина. Михайлов — лауреат первой премии международного конкурса на Всемирном фестивале молодёжи и студентов (Хельсинки, 1962), Всесоюзного конкурса музыкантов-исполнителей на оркестровых инструментах (Ленинград, 1963). В том же 1963 году Михайлов окончил Консерваторию и спустя год был приглашён вести в ней класс кларнета (с 1981 — доцент). В 1961—1963 работал в оркестре Центрального телевидения и всесоюзного радио под управлением Юрия Силантьева, в 1963—1966 — в симфоническом оркестре Гостелерадио, с 1966 по 1971 — в оркестре Большого театра. С 1971 по 1986 был солистом-регулятором Государственного академического симфонического оркестра СССР под управлением Евгения Светланова (исполнял, как правило, партии первого и третьего кларнетов, а также кларнета-пикколо). В 1991 году Михайлов уезжает в Испанию вместе со своей женой Инной Маноловой Гуревич, выигравшей конкурс для работы в Оркестре города Малага в качестве профессора альта. Здесь кларнетист осуществляет уникальное сотрудничество с этим музыкальным коллективом. Он не только с блеском исполняет такие виртуознейшие партии, как, например, партия кларнета пикколо в «Тиль Уленшпигеле» Рихарда Шграуса, но и поражает испанскую публику необычной красотой звучания, исполняя тему «Болеро» Равеля попеременно на трёх инструментах — двух из семейства саксофонов и том же кларнете пикколо), также в соло саксофона в «Картинках с выставки» М. П. Мусоргского и сюите «Ромео и Джульете» С. С. Прокофьева. Одновременно продолжает свою пропаганду инструментов семейства кларнетов и саксофонов в классической камерной музыке, играя трио (кларнет, альт и ф-но) вместе с испанским пианистом Хосе Мануель Падийя и создав оригинальный квартет, имитирующий звучание симфонического оркестра — скрипка (Анастасия Кондакова), кларнеты, саксофон (Лев Михайлов), альт (Инна Манолова) и тромбон (Александр Нянькин). Также развивает свою деятельность в качестве профессора, участника жюри международных конкурсов (Германия, Польша), даёт мастер классы студентам из разных стран — Испания, Италия, Германия, Голландия и Россия. Одновременно осуществляет новую, вторую редакцию своей «Школы игры на саксофоне»(хранится в испанских архивах вдовы музыканта)и начинает писать свои воспоминания, из которых особо выделяются живые рассказы о пианистке Марии Юдиной и дирижёре Евгении Светланове. Лев Николаевич Михайлов скончался в Торремолиносе, (Малага) 9 февраля 2003 года.

Творчество

Основной сферой интересов Михайлова была музыка современных композиторов. Первые его записи относятся к началу 1960-х годов. В его исполнении впервые в СССР прозвучали произведения Бартока, Стравинского, Берга, Хиндемита, Онеггера, Пуленка и других композиторов, музыку которых в то время исполнять было не принято. Михайлов (соло и в ансамбле) также исполнял музыку Моцарта, Шуберта, Глинки.

Саксофон

Ещё будучи солистом оркестра Министерства обороны, Михайлов начал осваивать саксофон, а в 1960-е годы исполнил ряд произведений, написанных для этого инструмента, по тем временам очень редкого в СССР. В течение долгого времени он добивался открытия в Московской Консерватории класса академического саксофона, но это ему удалось только в 1974 году. Он также исполнял партию саксофона в "Симфонических танцах "Рахманинова, «Болеро» Равеля, «Картинках с выставки» Мусоргского — и других оркестровых произведениях. Михайлов по праву считается основоположником отечественной школы исполнения на классическом саксофоне, хотя и до него в СССР были академические саксофонисты.

Среди композиторов, посвящавших Михайлову свои сочинения для кларнета и саксофона — Эдисон Денисов, Вячеслав Артёмов, София Губайдулина, Николай Пейко, Дмитрий Смирнов,Елена Фирсова. Он играл с Марией Юдиной, Виктором Пикайзеном, Гидоном Кремером и другими выдающимися музыкантами. Михайлов — обладатель премий различных конкурсов и фестивалей (в том числе Всемирного конгресса саксофонистов в Бордо в 1974 году, за выступление на котором он получил в качестве приза саксофон фирмы «Buffet-Crampon»), основатель первого в СССР классического квартета саксофонов. В состав этого ансамбля-пионера, названного Московским квартетом саксофонов, входили выдающиеся исполнители: художественный руководитель Лев Михайлов (саксофон сопрано), лауреаты международного конкурса в Загребе ,ныне профессор РАМ им. Гнесиных Александр Осейчук (саксофон альт) и солист Государственного академического симфонического оркестра Алексей Набатов (саксофон тенор), солист Большого симфонического оркестра Радио Владимир Ерёмин (саксофон баритон).

Михайлов — один из крупнейших музыкантов СССР и мира. Неоценимы его заслуги как солиста, камерного и оркестрового исполнителя, педагога. Среди его учеников — Доктор искусствоведения, профессор Московской консерватории кларнетист Валерий Березин, профессор Российской Музыкальной Академии саксофонист Александр Осейчук, солист Академического оркестра Московской филармонии кларнетист Игорь Панасюк, профессор и солист кларнетист Антон Дреслер (Италия), профессор кларнета и дирижер духового оркестра Мускильда Очоа (Испания), солист кларнетист Штутгартского симфонического оркестра Игорь Абрамов(Германия) и другие.

Дискография

В 2004 году звукозаписывающая фирма VistaVera выпустила ряд дисков с записями выдающихся кларнетистов. Второй диск серии «Виртуозы кларнета» целиком посвящён Льву Михайлову: в его исполнении вместе с Марией Юдиной и Виктором Пикайзеном звучат две прелюдии Дебюсси в переложении для кларнета и фортепиано, Соната для кларнета и фортепиано Пуленка, Сонатина для кларнета и фортепиано Онеггера, Три пьесы для кларнета соло Стравинского, Четыре пьесы для кларнета и фортепиано Берга, Соната для кларнета и фортепиано Хиндемита и Трио «Контрасты» для скрипки, кларнета и фортепиано Бартока (записи 1963―67 годов). Кроме того, существуют записи ансамблей с участием Михайлова, сделанные той же фирмой: Патетическое трио Глинки, Октет Шуберта, Концертная симфония Моцарта. Записи Михайлова-саксофониста сохранились в архиве фонотеки Московской консерватории, а также в испанском архиве вдовы музыканта Инны Маноловой Гуревич.

Литература

• В.Березин .Лев Михайлов(кларнет)стр.141-163.Портреты советских исполнителей на духовых инструментах, составление и редакция доктора искусствоведения, профессора Усова. Москва"Советский композитор"1989 г. ISBN 5-85285-016-0.
• A.Черных. Михайлов Лев Николаевич.стр158.Советское духовое инструментальное искусство. Справочник. М.Сов.комп.1989 г. ISBN 5-85285-029-2
• Болотин С. В. Энциклопедический биографический словарь музыкантов-исполнителей на духовых инструментах. — 2-е изд., доп. и перераб. — М.: Радуница, 1995. — С. 180. — 4 000 экз. — ISBN 5-88123-007-8.
• Miguel Garrido Aldomar.Lev Mikhailov.pag 101—102 del libro"El siglo XX y saxofon.Protagonistas y evolucion del repertorio."Primera edicion:Abril 20I0.I.S.B.N.:978-84-95262-96-7.Ediciones Si bemol S.L.Тоrre del mar,Malaga.España
• И.Константинов. Квартет саксофонистов.стр.74-75. «Советская Музыка». Журнал.№ 7 за 1978 г.

Ссылки

• [2003.novayagazeta.ru/nomer/2003/22n/n22n-s22.shtml Березин В. «Для саксофона с оркестром» // Новая газета. № 22 (855). 2003]

Отрывок, характеризующий Михайлов, Лев Николаевич

– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.