Мухаммад Рахим-хан I
| Мухаммад Рахим-хан I | ||
| ||
|---|---|---|
| — 1825 | ||
| Коронация: | 1806, Хива | |
| Предшественник: | Эльтузар | |
| Преемник: | Аллакули (1825—1842) | |
| Рождение: | формат неверен Хива | |
| Смерть: | 1825 Хива | |
| Род: | кунграты | |
| Отец: | Аваз-инак | |
| Дети: | Аллакули | |
Мухаммад Рахим-хан I (1775—1825) — четвёртый правитель из узбекской[1] династии кунгратов в Хивинском ханстве, годы правления 1806—1825.
В 1806 году после трагической гибели Эльтузар-хана (1804—1806) к власти в Хивинском ханстве пришел его брат Мухаммад Рахим-хан I.
Содержание
Внутренняя политика
Для укрепления и развития государственности Мухаммад Рахим-хан I провел ряд важных реформ в стране. Для улучшения управления страной при дворе был учрежден верховный совет, мнение которого учитывал хан. Была проведена новая налоговая реформа, упорядочены дела таможни. Мухаммад Рахим-хан I первым из кунгратских правителей стал выпускать серебряные и золотые монеты.
При правлении Мухаммад Рахим-хан I усилилась централизация государства. Он завершил борьбу за «собирание» земель вокруг Хивы. В 1808—1809 годах был совершен поход на човдуров. В 1811 году были окончательно покорены аральские племена. В 1812—1813 годах были покорены казахи низовьев Сырдарьи. В 1820-х годах был покорен Мерв.
Мухаммад Рахим-хан I продолжал политику по восстановлению экономики страны. В период его правления в Хорезме проводились большие ирригационные работы.
Внешняя политика
При правлении Мухаммад Рахим-хана I поддерживались дипломатические отношения с Россией, Османской империей, Афганистаном.
Отношения с Афганистаном были особенно дружественными, потому что в Хиве в изгнании определенное время проживал афганский правитель Мухаммед-шах (1809—1818). Позже он вновь стал правителем Афганистана и позволил хорезмийским купцам беспрепятственно торговать в стране.[2].
В 1819—1820 годах в Хиве побывал российский посланник Н. Муравьев (1794—1866), который написал книгу о своем путешествии. По его данным население Хивинского ханства насчитывало триста тысяч человек. Основное население было представлено узбеками и туркменами.[3].
В 1820 году Хиву посетила российская дипломатическая миссия во главе с А. Ф. Негри.
Политика в области культуры
Мухаммад Рахим-хан I кроме родного узбекского знал персидский и арабские языки. Он был покровителем науки и искусств. В эпоху его правления в Хиве были построены медресе Кутлуг Мурад инака, мечеть Багбанлы и др.
В 1815 году по приказу Мухаммад Рахим-хана был сделан новый трон, облицованный серебром с басменным узором. В настоящее время он хранится в одном из музеев Москвы.
В этот период хивинский историк Мунис Хорезми активно работал над составлением всеобщей истории Хорезма.
После смерти Мухаммад Рахим-хана I власть в Хорезме перешла к его сыну Аллакули хану (1825—1842).
Напишите отзыв о статье "Мухаммад Рахим-хан I"
Примечания
- ↑ Веселовский Н. И., Очерк историко-географических сведений о Хивинском ханстве. Спб, 1877,с.244
- ↑ История народов Узбекистан. Т.2. Ташкент, 1947, с.175
- ↑ История Узбекистана в источниках. Составитель Б. В. Лунин. Ташкент, 1988, с.178,182,190
Литература
- Гулямов Я. Г., История орошения Хорезма с древнейших времен до наших дней. Ташкент. 1957
- История Узбекистана. Т.3. Т.,1993.
- История народов Узбекистан. Т.2. Ташкент, 1947
- История Узбекистана в источниках. Составитель Б. В. Лунин. Ташкент, 1988
- История Хорезма. Под редакцией И. М. Муминова. Ташкент. 1976.
| Предшественник: Эльтузар |
хан Хорезма 1806—1825 |
Преемник: Аллакули |
Отрывок, характеризующий Мухаммад Рахим-хан I
– Ах да, ужасно глупо… – сказал Пьер.– Так позвольте мне передать ваше сожаление, и я уверен, что наши противники согласятся принять ваше извинение, – сказал Несвицкий (так же как и другие участники дела и как и все в подобных делах, не веря еще, чтобы дело дошло до действительной дуэли). – Вы знаете, граф, гораздо благороднее сознать свою ошибку, чем довести дело до непоправимого. Обиды ни с одной стороны не было. Позвольте мне переговорить…
– Нет, об чем же говорить! – сказал Пьер, – всё равно… Так готово? – прибавил он. – Вы мне скажите только, как куда ходить, и стрелять куда? – сказал он, неестественно кротко улыбаясь. – Он взял в руки пистолет, стал расспрашивать о способе спуска, так как он до сих пор не держал в руках пистолета, в чем он не хотел сознаваться. – Ах да, вот так, я знаю, я забыл только, – говорил он.
– Никаких извинений, ничего решительно, – говорил Долохов Денисову, который с своей стороны тоже сделал попытку примирения, и тоже подошел к назначенному месту.
Место для поединка было выбрано шагах в 80 ти от дороги, на которой остались сани, на небольшой полянке соснового леса, покрытой истаявшим от стоявших последние дни оттепелей снегом. Противники стояли шагах в 40 ка друг от друга, у краев поляны. Секунданты, размеряя шаги, проложили, отпечатавшиеся по мокрому, глубокому снегу, следы от того места, где они стояли, до сабель Несвицкого и Денисова, означавших барьер и воткнутых в 10 ти шагах друг от друга. Оттепель и туман продолжались; за 40 шагов ничего не было видно. Минуты три всё было уже готово, и всё таки медлили начинать, все молчали.
– Ну, начинать! – сказал Долохов.
– Что же, – сказал Пьер, всё так же улыбаясь. – Становилось страшно. Очевидно было, что дело, начавшееся так легко, уже ничем не могло быть предотвращено, что оно шло само собою, уже независимо от воли людей, и должно было совершиться. Денисов первый вышел вперед до барьера и провозгласил:
– Так как п'отивники отказались от п'ими'ения, то не угодно ли начинать: взять пистолеты и по слову т'и начинать сходиться.
– Г…'аз! Два! Т'и!… – сердито прокричал Денисов и отошел в сторону. Оба пошли по протоптанным дорожкам всё ближе и ближе, в тумане узнавая друг друга. Противники имели право, сходясь до барьера, стрелять, когда кто захочет. Долохов шел медленно, не поднимая пистолета, вглядываясь своими светлыми, блестящими, голубыми глазами в лицо своего противника. Рот его, как и всегда, имел на себе подобие улыбки.
– Так когда хочу – могу стрелять! – сказал Пьер, при слове три быстрыми шагами пошел вперед, сбиваясь с протоптанной дорожки и шагая по цельному снегу. Пьер держал пистолет, вытянув вперед правую руку, видимо боясь как бы из этого пистолета не убить самого себя. Левую руку он старательно отставлял назад, потому что ему хотелось поддержать ею правую руку, а он знал, что этого нельзя было. Пройдя шагов шесть и сбившись с дорожки в снег, Пьер оглянулся под ноги, опять быстро взглянул на Долохова, и потянув пальцем, как его учили, выстрелил. Никак не ожидая такого сильного звука, Пьер вздрогнул от своего выстрела, потом улыбнулся сам своему впечатлению и остановился. Дым, особенно густой от тумана, помешал ему видеть в первое мгновение; но другого выстрела, которого он ждал, не последовало. Только слышны были торопливые шаги Долохова, и из за дыма показалась его фигура. Одной рукой он держался за левый бок, другой сжимал опущенный пистолет. Лицо его было бледно. Ростов подбежал и что то сказал ему.
– Не…е…т, – проговорил сквозь зубы Долохов, – нет, не кончено, – и сделав еще несколько падающих, ковыляющих шагов до самой сабли, упал на снег подле нее. Левая рука его была в крови, он обтер ее о сюртук и оперся ею. Лицо его было бледно, нахмуренно и дрожало.
– Пожалу… – начал Долохов, но не мог сразу выговорить… – пожалуйте, договорил он с усилием. Пьер, едва удерживая рыдания, побежал к Долохову, и хотел уже перейти пространство, отделяющее барьеры, как Долохов крикнул: – к барьеру! – и Пьер, поняв в чем дело, остановился у своей сабли. Только 10 шагов разделяло их. Долохов опустился головой к снегу, жадно укусил снег, опять поднял голову, поправился, подобрал ноги и сел, отыскивая прочный центр тяжести. Он глотал холодный снег и сосал его; губы его дрожали, но всё улыбаясь; глаза блестели усилием и злобой последних собранных сил. Он поднял пистолет и стал целиться.
