Н (кириллица)
Н, н (название: эн) — буква всех славянских кириллических алфавитов (14-я в болгарском, 15-я в русском и Белорусском, 16-я в Сербском, 17-я в Македонском и 18-я в Украинском); используется также в письменностях некоторых неславянских народов. В старо- и церковнославянской азбуках называется «нашь» (ст.-сл.) или «на́шъ» (ц.-сл.). В кириллице является 15-й по счёту, выглядит как 
и имеет числовое значение 50; в глаголице по счёту 16-я, выглядит как 
и имеет числовое значение 70. Происхождение кириллической буквы — прописная уставная греческая буква ню (Ν, ν); глаголическую обычно возводят к одному из вариантов строчной курсивной формы этой же буквы. К XIV веку (хотя не повсеместно) перекладина в N-образной кириллической форме буквы Н несколько повернулась против часовой стрелки, и буква приобрела нынешний вид (с которым и вошла в гражданский шрифт, уподобившись латинской H); впрочем, иногда в церковнославянских изданиях (особенно в вязи заголовков) и у южных славян (в стандартном рукописном шрифте сербов и черногорцев) старое N-образное начертание сохраняется. Поворот перекладины N→Н происходил одновременно с превращением H→И, так что конфликта из-за совпадения двух букв никогда не было; впрочем, в ряде почерков и даже типографских шрифтов различие между ними едва ощутимо[1]. В остальном форма буквы Н была достаточно устойчивой, лишь в босанчице N-образное старое начертание «распрямилось», приобретя прямые углы вместо острых, и стало выглядеть похоже на ґ с верхним клювом столь же длинным, как и нижняя черта.
Произношение
В старославянском языке буква Н могла произноситься твёрдо и мягко; в последнем случае могла снабжаться дужкой сверху или крючком сверху справа (что выглядело подобно позднейшей букве Ҥ, являющейся лигатурой из Н и Г и имеющей другой смысл: не мягкого [н'], а звука вроде английского ng). Это же свойство двоякого произношения [н]/[н'] сохранилось в большинстве славянских языков, в том числе и в русском; в сербском же для мягкого варианта Вук Караджич ввёл специальное начертание Њ, которое позже вошло и в македонский алфавит.
Итак, в русском языке буква н обозначает звонкий носовой (передне-, средне- или заднеязычный) звук: твёрдый [н] или мягкий [н']. Мягкое произношение на письме отмечают последующие буквы е, ё, и, ю, я, ь; часто н произносится мягко также перед мягкими согласными, особенно шипящими: кончик (ко[н’ч']ик), гонщик (го[н’ш':]ик) и др. В некоторых заимствованиях, однако, сочетание не произносится твёрдо: пенсне (пенс[нэ]), Интернет (интер[нэ]т). В ряде случаев разница между [н] и [н'] является смыслоразличительной: кон — конь, банка — банька.
Употребление
Прописная «Н» — условное обозначение ньютона (единицы измерения силы в системе СИ).
Строчная «н» — сокращение для дольной приставки нано- (например: нВ — нановольт, 10−9 вольта).
Таблица кодов
| Кодировка | Регистр | Десятич- ный код |
16-рич- ный код |
Восьмерич- ный код |
Двоичный код |
|---|---|---|---|---|---|
| Юникод | Прописная | 1053 | 041D | 002035 | 00000100 00011101 |
| Строчная | 1085 | 043D | 002075 | 00000100 00111101 | |
| ISO 8859-5 | Прописная | 189 | BD | 275 | 10111101 |
| Строчная | 221 | DD | 335 | 11011101 | |
| КОИ-8 | Прописная | 238 | EE | 356 | 11101110 |
| Строчная | 206 | CE | 316 | 11001110 | |
| Windows-1251 | Прописная | 205 | CD | 315 | 11001101 |
| Строчная | 237 | ED | 355 | 11101101 |
В HTML прописную букву Н можно записать как Н или Н, а строчную н — как н или н.
Напишите отзыв о статье "Н (кириллица)"
Примечания
- ↑ Сейчас иногда в научных и рекламных целях употребляют стилизованные под древность шрифты с N-образной буквой H и Н-образной буквой И, применение которых порой сбивает с толку: если таким шрифтом выделены лишь отдельные слова, а то и буквы, то понять, что же означает знак Н, не всегда легко, а то и вообще невозможно.
Ссылки
- Н // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Литература
- Булич С. К.,. Н // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- Карский Е. Ф. Славянская кирилловская палеография / отв. ред. акад. В. И. Борковский. — 2-е изд., факсимильное. — Л., М.(факс.): Из-во АН СССР; из-во «Наука» (факс.), 1928, 1979 (факс.). — С. 195. — 494 с. — 2700 экз.
| ||||||
Отрывок, характеризующий Н (кириллица)
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.
Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
