Ньюман, Ким
| Ким Ньюман | |
| Kim Newman | |
 | |
| Псевдонимы: |
Джек Йовил |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Гражданство: | |
| Род деятельности: | |
| Годы творчества: |
1985- |
| Жанр: | |
| Премии: |
Премия Брэма Стокера, Премия Британской Ассоциации Научных Фантастов, Премия Фонда Дракулы, Премия «Рутвен», Британская премия фэнтези, Международная премия критиков в жанре хоррор, Премия «Дети Ночи» |
Ким Нью́ман, также Нью́мен (англ. Kim Newman; 31 июля 1959 года, Лондон, Великобритания) — английский писатель, кинокритик и журналист, специалист по кинематографу в жанре хоррор и литературе ужасов. Многократный лауреат различных литературных премий в жанре.
Содержание
Биография
Ким Ньюман родился в Лондоне, а детство провёл в деревне Эллер в графстве Сомерсет. Другом детства Ньюмана стал будущий писатель (и соавтор) Юджин Бирн. Ким Ньюман много читал, предпочитая фантастическую литературу, и с детства любил фильмы ужасов. Свой первый роман он написал в возрасте пятнадцати лет[1].
Окончив школу, Ким Ньюман поступил на отделение английского языка и словесности в университет Сассекса.
В 1980 году он вернулся в Лондон, где занимался работой в театре, был автором нескольких постановок. Кроме того, он играл в оркестре «Club Whoopee», выступавшем в лондонских кабаре[1]. Также Ньюман занимался журналистикой, что позволило ему постепенно приобрести определённую репутацию в окололитературных кругах.
После выхода первого критического обзора кинематографа ужасов, написанного в соавторстве с Нилом Гейманом, Ким Ньюман сосредоточился на карьере кинокритика и писателя.
Творчество
Серия «Anno Dracula»
В настоящее время наиболее известным и коммерчески успешным проектом Ньюмана является серия романов и рассказов под общим названием «Anno Dracula», созданная на стыке нескольких жанров — альтернативной истории, интеллектуального хоррора и вампирского романа и повествующая об альтернативной реальности, в которой вампир Дракула из одноимённого романа Брэма Стокера захватил власть в викторианской Англии[2].
На данный момент серия включает романы «Эра Дракулы» (1992), «Кроваво-красный барон» (1995) и «Дракула ча-ча-ча» (1998, также печатался под заглавием «Суд слёзный»), а также несколько рассказов. Официально серия не завершена.
Под именем «Джек Йовил»
Под псевдонимом «Джек Йовил» Ньюман опубликовал ряд книг по мотивам ролевой игры Warhammer (романы «Драхенфельс», «Твари в бархате» и сборники рассказов «Серебряные коготки» и «Бессмертная Женевьева», объединённые общей главной героиней — вампиршей Женевьевой Дьедонне). Его перу также принадлежат несколько романов по мотивам игры Dark Future («Крокодиловы слёзы», «Загрузите демона», «Дорога 666» и «Камбэк-тур»).
Отдельные романы
Также Ким Ньюман является автором нескольких внесерийных романов: «Ночной мэр» (1989), «Дурные сны» (1990), «Яго» (1991), «Кворум» (1994), «Жизнь есть лотерея» (1999), «Время и относительность» (2001). В соавторстве с Юджином Бирном Ньюман написал также романы «Назад в СССР» (1997) и «Дело Британии».
Рассказы
Рассказы автора собраны в книгах «Необыкновенный доктор Тень и другие рассказы», «Знаменитые чудовища», «Семь звёзд», «Непростительные истории», «Мёртвые ходят быстро», «Там, где закопаны тела» и «Человек из клуба „Диоген“».
Сценарии и адаптации
Ким Ньюман написал сценарии к фильмам «Английская история о привидениях» и «Пропавшая девушка» (также выступил режиссёром). Его рассказ «Женщина недели» лёг в основу одного из эпизодов канадского телесериала «Голод».
Нон-фикшн
Ньюман — соавтор (вместе со Стивом Джонсом) двухтомника «Хоррор: 100 лучших книг», а также автор нескольких монументальных критических работ: обзора фильмов ужасов «Страшно, аж жуть» (1985), книг «Кошмарные фильмы: Критический обзор фильмов ужасов с 1986 года» и «Фильмы о Диком Западе». Кроме того, вместе с Полом Макоули Ньюман принял участие в редактировании «Альтернативной антологии по истории музыки».
Особенности творчества
В своих произведениях Ким Ньюман часто прибегает к постмодернистским играм с читателем, по-новому обыгрывая знакомые сюжеты (преимущественно из сферы массовой культуры) и вставляя в повествование многочисленные отсылки к классическим произведениям литературы ужасов[2]. Ньюман также знаменит тягой к альтернативной истории[2] и любовью к включению в повествование реальных, ныне живущих или же широко известных людей, чьи образы также причудливо преломляются (зачастую не без элементов сатиры).
Напишите отзыв о статье "Ньюман, Ким"
Примечания
Ссылки
- [www.johnnyalucard.com/ Сайт писателя]
- Kim Newman (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [fantlab.ru/autor942 Библиография на сайте Лаборатория Фантастики]
Отрывок, характеризующий Ньюман, Ким
Расходившееся звездой по Москве всачивание французов в день 2 го сентября достигло квартала, в котором жил теперь Пьер, только к вечеру.
Пьер находился после двух последних, уединенно и необычайно проведенных дней в состоянии, близком к сумасшествию. Всем существом его овладела одна неотвязная мысль. Он сам не знал, как и когда, но мысль эта овладела им теперь так, что он ничего не помнил из прошедшего, ничего не понимал из настоящего; и все, что он видел и слышал, происходило перед ним как во сне.
Пьер ушел из своего дома только для того, чтобы избавиться от сложной путаницы требований жизни, охватившей его, и которую он, в тогдашнем состоянии, но в силах был распутать. Он поехал на квартиру Иосифа Алексеевича под предлогом разбора книг и бумаг покойного только потому, что он искал успокоения от жизненной тревоги, – а с воспоминанием об Иосифе Алексеевиче связывался в его душе мир вечных, спокойных и торжественных мыслей, совершенно противоположных тревожной путанице, в которую он чувствовал себя втягиваемым. Он искал тихого убежища и действительно нашел его в кабинете Иосифа Алексеевича. Когда он, в мертвой тишине кабинета, сел, облокотившись на руки, над запыленным письменным столом покойника, в его воображении спокойно и значительно, одно за другим, стали представляться воспоминания последних дней, в особенности Бородинского сражения и того неопределимого для него ощущения своей ничтожности и лживости в сравнении с правдой, простотой и силой того разряда людей, которые отпечатались у него в душе под названием они. Когда Герасим разбудил его от его задумчивости, Пьеру пришла мысль о том, что он примет участие в предполагаемой – как он знал – народной защите Москвы. И с этой целью он тотчас же попросил Герасима достать ему кафтан и пистолет и объявил ему свое намерение, скрывая свое имя, остаться в доме Иосифа Алексеевича. Потом, в продолжение первого уединенно и праздно проведенного дня (Пьер несколько раз пытался и не мог остановить своего внимания на масонских рукописях), ему несколько раз смутно представлялось и прежде приходившая мысль о кабалистическом значении своего имени в связи с именем Бонапарта; но мысль эта о том, что ему, l'Russe Besuhof, предназначено положить предел власти зверя, приходила ему еще только как одно из мечтаний, которые беспричинно и бесследно пробегают в воображении.
Когда, купив кафтан (с целью только участвовать в народной защите Москвы), Пьер встретил Ростовых и Наташа сказала ему: «Вы остаетесь? Ах, как это хорошо!» – в голове его мелькнула мысль, что действительно хорошо бы было, даже ежели бы и взяли Москву, ему остаться в ней и исполнить то, что ему предопределено.
На другой день он, с одною мыслию не жалеть себя и не отставать ни в чем от них, ходил с народом за Трехгорную заставу. Но когда он вернулся домой, убедившись, что Москву защищать не будут, он вдруг почувствовал, что то, что ему прежде представлялось только возможностью, теперь сделалось необходимостью и неизбежностью. Он должен был, скрывая свое имя, остаться в Москве, встретить Наполеона и убить его с тем, чтобы или погибнуть, или прекратить несчастье всей Европы, происходившее, по мнению Пьера, от одного Наполеона.
Пьер знал все подробности покушении немецкого студента на жизнь Бонапарта в Вене в 1809 м году и знал то, что студент этот был расстрелян. И та опасность, которой он подвергал свою жизнь при исполнении своего намерения, еще сильнее возбуждала его.
Два одинаково сильные чувства неотразимо привлекали Пьера к его намерению. Первое было чувство потребности жертвы и страдания при сознании общего несчастия, то чувство, вследствие которого он 25 го поехал в Можайск и заехал в самый пыл сражения, теперь убежал из своего дома и, вместо привычной роскоши и удобств жизни, спал, не раздеваясь, на жестком диване и ел одну пищу с Герасимом; другое – было то неопределенное, исключительно русское чувство презрения ко всему условному, искусственному, человеческому, ко всему тому, что считается большинством людей высшим благом мира. В первый раз Пьер испытал это странное и обаятельное чувство в Слободском дворце, когда он вдруг почувствовал, что и богатство, и власть, и жизнь, все, что с таким старанием устроивают и берегут люди, – все это ежели и стоит чего нибудь, то только по тому наслаждению, с которым все это можно бросить.
Это было то чувство, вследствие которого охотник рекрут пропивает последнюю копейку, запивший человек перебивает зеркала и стекла без всякой видимой причины и зная, что это будет стоить ему его последних денег; то чувство, вследствие которого человек, совершая (в пошлом смысле) безумные дела, как бы пробует свою личную власть и силу, заявляя присутствие высшего, стоящего вне человеческих условий, суда над жизнью.
С самого того дня, как Пьер в первый раз испытал это чувство в Слободском дворце, он непрестанно находился под его влиянием, но теперь только нашел ему полное удовлетворение. Кроме того, в настоящую минуту Пьера поддерживало в его намерении и лишало возможности отречься от него то, что уже было им сделано на этом пути. И его бегство из дома, и его кафтан, и пистолет, и его заявление Ростовым, что он остается в Москве, – все потеряло бы не только смысл, но все это было бы презренно и смешно (к чему Пьер был чувствителен), ежели бы он после всего этого, так же как и другие, уехал из Москвы.
Физическое состояние Пьера, как и всегда это бывает, совпадало с нравственным. Непривычная грубая пища, водка, которую он пил эти дни, отсутствие вина и сигар, грязное, неперемененное белье, наполовину бессонные две ночи, проведенные на коротком диване без постели, – все это поддерживало Пьера в состоянии раздражения, близком к помешательству.
