Оленин, Евгений Иванович

Евгений Иванович Оленин
Портрет Е.И.Оленина мастерской Джорджа Доу. Военная галерея Зимнего Дворца, Государственный Эрмитаж (Санкт-Петербург)
Дата рождения	13 марта 1774(1774-03-13)
Дата смерти	30 октября 1827(1827-10-30) (53 года)
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Годы службы	1793—1816 (с перерывом)
Звание	генерал-майор
Сражения/войны	Восстание Костюшко Война второй коалиции Война третьей коалиции Отечественная война 1812 года
Награды и премии	орден Георгия 4-го кл., Владимира 3-й ст., Св.Анны 2-й ст. с алмазами, почётный командор Иоанна Иерусалимского; крест за Прагу, золотая шпага «за храбрость»
В отставке	с 24 февраля 1816 года

Евге́ний Ива́нович Оле́нин (1774—1827) — российский военачальник эпохи наполеоновских войн, генерал-майор Русской императорской армии.

Биография

Евгений Оленин родился 13 марта 1774 года в дворянской семье.

В 1778 году был записан на воинскую службу в Конный лейб-гвардии полк, откуда 1 января 1793 года Оленин был выпущен ротмистром в Харьковский 4-й уланский полк. Принимал участие в польских событиях 1794 года.

С 1797 года продолжал службу в Смоленском мушкетерском полку, где 18 декабря 1800 года получил погоны полковника.

В ходе Войны второй коалиции принимал участие в Итальянском походе Александра Суворова, брал крепости Пиццигеттоне и Милана. Переходя Сен-Готардский перевал Оленин получил ранение в ногу.

20 декабря 1802 года вновь получил назначение Конный лейб-гвардии полк.

Сражаясь с французами в ходе война третьей антинаполеоновской коалиции более всего проявил себя в баталии под Аустерлицем, в которой трижды был ранен и захватил вражеское знамя. За этот подвиг 24 февраля 1806 Оленин был отмечен командованием орденом Святого Георгия 4-го класса

в воздаяние отличного мужества и храбрости, оказанных в сражении 20 ноября при Аустерлице против французских войск, где, будучи эскадронным командиром, вместе с полковником графом Ожаровским, взял у неприятеля знамя 4-го пехотного полка, врубившись в два полка.

13 ноября 1808 года получил почётную отставку по состоянию здоровья с производством в чин генерал-майора.

После вторжения Наполеона в пределы Российской империи, Оленин, верный присяге, вернулся в строй и 20 июля 1812года и был приписан в Смоленский резервный корпус, составленный из резервных батальонов и эскадронов. В ходе Отечественной войны 1812 года в битве под Красным был ранен саблей в голову, а освобождая город Смоленск от врага вновь получил ранение.

После изгнания французов принял участие в заграничном походе русской армии 1813 года, в ходе которого принял участие в битве при Люцене.

24 февраля 1816 года Оленин вновь испросил у командования отставку по болезни.

Евгений Иванович Оленин умер 30 октября 1827 года и был похоронен в деревне Иловка Смоленской губернии.

Семья

Был женат на богатой наследнице Варваре Петровне Хитрово (1772—1839), дочери сенатора Петра Васильевича Хитрово (1727—1793) и его второй жены Екатерины Гавриловны Ермолаевой, ур. Белкиной. Старшая сестра Варвары Петровны по матери была замужем за генералом П. Х. Обольяниновым. В браке имели одну дочь Екатерину Евгеньевну (1810—1872) в замужестве за генерал-лейтенантом Петром Александровичем Грёссером. Ей от матери досталась усадьба Воскресенское, ныне «Дом Отдыха „Воскресенское“ Управления Делами Президента Российской Федерации». Его сестра Наталья Ивановна была замужем за генерал-майором П. П. Пассеком.

Память

В 2011 году генералу Оленину в Сквере Памяти Героев в Смоленске был установлен бюст (автор Фишман П. А.).

Ссылки

• [www.museum.ru/museum/1812/Persons/slovar/sl_o08.html Словарь русских генералов, участников боевых действий против армии Наполеона Бонапарта в 1812—1815 гг.] // Российский архив : Сб. — М., студия «ТРИТЭ» Н. Михалкова, 1996. — Т. VII. — С. 496.

Отрывок, характеризующий Оленин, Евгений Иванович

– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.