Осада Эдена (1553)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Осада Эдена
Основной конфликт: Итальянская война (1551—1559)

Аверс медали Генриха II, выпущенной в честь успехов в кампании 1552 года
Дата

конец июня — 18 июля 1553

Место

Эден (Пикардия)

Итог

Победа имперцев

Противники
Священная Римская империя Священная Римская империя Королевство Франция
Командующие
Эммануэль Филиберт Савойский Роберт IV де Ла Марк
Силы сторон
60 тыс. чел. 1800 чел.
Потери
неизвестно неизвестно
 
Восьмая итальянская война (1551—1559)
Триполи Мирандола Понца Мец Теруан Эден Тальма Корсика Сиена Марчиано Ранти Сен-Кантен Кале Балеары Тионвиль Гравелин

Осада Эдена (конец июня — 18 июля 1553) — была предпринята имперскими войсками в ходе кампании 1553 года во время Десятой Итальянской войны (1552—1556)[K 1].





Кампания 1552 года в Пикардии

Кампания на севере началась с неудачной попытки французов захватить Эр. Вскоре Карл V направил в Пикардию войска под командованием губернатора Фландрии и капитан-генерала Артуа графа Адриена дю Рё, известного своей жестокостью и непримиримой ненавистью к французам. Тот произвел разрушительное вторжение, пройдя через провинцию, как «опустошительный кровавый поток», сжег несколько городов и 700 деревень. Развернувшись, он стремительным маршем двинулся на Эден, и в канун дня Иоанна Крестителя, скрытно пройдя через лес, неожиданным нападением захватил его. Гарнизон укрылся в замке. Разграбив Эден, имперцы ушли с добычей, но в октябре граф снова появился под стенами города[1].

Жители, боясь расправы, требовали от гарнизона сдачи. Солдаты отступили в замок, который был немедленно осажден имперцами, установившими на холме за городом батарею. Проделав артиллерийским огнём брешь в крепостной стене, имперцы взяли крепость штурмом[1].

Генрих II некоторое время колебался перед выбором: направить войска на помощь Мецу, осажденному Карлом V, или отвоевать Эден, но, получив от командовавшего в Меце Франсуа де Гиза уверения, что тот сумеет отстоять город, в конце ноября послал в Пикардию адмирала д’Эстре и герцога Вандомского. Граф дю Рё не решился принимать бой, так как в случае поражения граница Артуа оставалась беззащитной, и отступил, оставив в крепости своего сына, и разрешив капитулировать только после отражения трех штурмов подряд, угрожая в противном случае собственноручно заколоть его кинжалом, если тот попадется ему на глаза. Заместителем был назначен опытный офицер де Аренвиль[2].

Подойдя к Эдену, Вандом установил батарею на том же месте, где до этого имперцы, и 17 декабря начал обстрел, выпустив 4070 ядер, но так и не сумев проделать брешь в стенах, которые противник основательно укрепил. Тем не менее, яростный обстрел вызвал панику у осажденных, сдавшихся 19-го на условиях сохранения жизни и имущества. Попытка фламандцев предпринять диверсию против Эдена была пресечена Вандомом, предпринявшим встречное наступление и заставившим противника убраться без боя[3].

В честь этого и других успехов в кампании 1552 была отчеканена медаль, на аверсе которой был изображен бюст короля в лавровом венке и орденской цепи Святого Михаила, по окружности шла надпись: HENRICVS. II. GALLIARVM REX INVICTISS. PP. (Генрих II король Галльский непобедимый, Отец отечества), а на реверсе, в центре лаврового венка: RESTITVTA/ REP. SENENSI./ LIBERATIS OBSID./ MEDIOMAT. PARMA/ MIRAND. SANDAMI./ ET RECEPTO/ HEDINIO./ ORBIS CONSENSV 1552 (Республика Сиена восстановлена, Мец, Парма, Мирандола, Санто-Дамиано избавлены от осады, Эден отвоеван, мир в согласии 1552)[4].

Кампания 1553 года. Осада

Герцог Вандомский постарался восстановить укрепления Эдена[5]. В кампанию 1553 года капитан Эдена направил на помощь осажденному Теруану триста человек с орудием. После взятия и разрушения этого города император поручил командование армией Эммануэлю-Филиберту Савойскому. В конце июня войска подошли к Эдену. Генрих приказал собрать армию в окрестностях Амьена, чтобы двинуть её на помощь герцогу де Буйону, оборонявшемуся в Эдене с отрядом юных придворных, желавших отомстить имперцам за разрушение Теруана. Среди прочих в городе были Орацио Фарнезе, недавно женившийся на внебрачной дочери короля, маркиз де Виллар, виконт де Мартиг, его брат Себастьен де Люксембург и другие[6].

Они прибыли туда, надеясь угодить метрессе короля Диане де Пуатье, проявлявшей живой интерес к обороне города, где командовал её зять. Сам Генрих не считал Эден важной позицией, но, тем не менее, послал для укрепления духа вельмож-добровольцев своего первого хирурга Амбруаза Паре[7].

Французская армия собиралась у Амьена, откуда в Эден была направлена артиллерия. Принц Савойский решил не дожидаться подхода неприятеля. К началу новой осады город почти лишился населения, уставшего от тридцати с лишним лет постоянных войн, опустошений и страха. Большинство жителей уехали во Францию, и в городе почти никого не осталось, кроме монахов и солдат. У защитников крепости было мало шансов устоять против армии, насчитывавшей, по уверению современников, около 60 тысяч человек, тем не менее, они устраивали смелые вылазки, мешая противнику вести осадные работы. Одна из таких вылазок позволила Жаку де Матиньону, графу де Ториньи, проникнуть в город с сотней шеволежеров[8].

Орудия осаждающих подвергли крепостные стены сильному обстрелу, и после 60 часов бомбардировки, гарнизон, насчитывавший всего 1800 человек, не надеясь, что укрепления выдержат, отступил во внутренний замок. У них не хватало пищи и питьевой воды, а принц Савойский подверг крепость жестокому обстрелу. Одну батарею он установил в городе, другую на соседнем холме, господствовавшем над замком, и, взяв крепость в два огня, не прекращал канонаду ни днем, ни ночью. Одновременно с огнём 50 орудий, выпустивших 15 тыс. ядер, принц начал подкоп под крепостные стены[9].

Имперцам удалось обрушить часть стены, и организовать ложный штурм, стоивший осажденным потери многих людей. В бою в проломе был убит ядром Орацио Фарнезе и получил пулю в грудь виконт де Мартиг. Амбруаз Паре не смог его спасти. Атаку удалось отбить, но офицеры считали дальнейшее сопротивление бесполезным, поскольку брешь закрыть было нельзя, а продолжение обстрела грозило гарнизону гибелью под руинами цитадели[10].

Буйон предложил переговоры. Принц, в свою очередь, опасался, что не успеет взять крепость штурмом до подхода французской армии, и также согласился на почетную капитуляцию. Договоренность была почти достигнута, когда какой-то священник поджег фитиль одной из гранат, лежавших возле бреши на случай отражения атаки. Сильный взрыв нанес потери обеим сторонам. Имперцы посчитали его достаточным поводом прервать переговоры, и ворвались в крепость, поджигая здания и убивая солдат гарнизона. Часть людей он взяли живьем в надежде на выкуп, и пытали, чтобы узнать, где устроены тайники с сокровищами[11].

Принц поднялся в крепость, и был встречен Буйоном, бросившим ему упрек: «Так-то вы, месье, держите ваше обещание? Так вы мне посылаете заложников, которых обещали, и выполняете условия, о которых мы договорились?»[12]

Эммануэль Филиберт холодно ответил: «Слишком поздно, маршал, больше нет нужды в заложниках, вы в моей власти, побежденный силой оружия, и я здесь хозяин», — после чего объявил пленниками герцога и его штаб[12].

Итоги

18 июля Эден был захвачен, и император отдал приказ разрушить его, так же, как Теруан. К концу августа город был уничтожен[13]. С герцогом Буйонским в плену дурно обращались, он умер сразу после освобождения, и ходили слухи, что его отравили по приказу императора, перед тем, как отпустить[14]. В отличие от Теруана, Эден имперцы уже в сентябре 1554 начали восстанавливать на новом месте, в лье от Старого Эдена, по проекту Себастьена д’Ойя из Утрехта, архитектора Карла V и Филиппа II[15].

Пленные, взятые в Эдене, были отпущены в соответствии с условиями договора, подписанного 5 февраля 1556 в Воселе, и закончившего Десятую Итальянскую войну[14].

Амбруаз Паре оставил описание этой осады.

По условиям Като-Камбрезийского мира (15-я статья договора) Эден с округой отходили королю Испании[16].

Напишите отзыв о статье "Осада Эдена (1553)"

Комментарии

  1. По другой периодизации — Восьмой Итальянской войны (1551—1559)

Примечания

  1. 1 2 Danvin, 1866, p. 244.
  2. Danvin, 1866, p. 245—246.
  3. Danvin, 1866, p. 246.
  4. Danvin, 1866, p. 246—247.
  5. Danvin, 1866, p. 247.
  6. Danvin, 1866, p. 249—250.
  7. Danvin, 1866, p. 250.
  8. Danvin, 1866, p. 250—251.
  9. Danvin, 1866, p. 251—252.
  10. Danvin, 1866, p. 252—253.
  11. Danvin, 1866, p. 253—254.
  12. 1 2 Danvin, 1866, p. 254.
  13. Danvin, 1866, p. 254—255.
  14. 1 2 Danvin, 1866, p. 258.
  15. Danvin, 1866, p. 256.
  16. Haan B. [books.google.ru/books?id=5qW_WvpGTfQC&pg=PA203&lpg=PA203&dq=Hesdin+et+la+bailliage+avecques&source=bl&ots=-7_bmIdAQf&sig=eyWbCdxlo6FfXTWgOqQi_h8ioFw&hl=ru&sa=X&ved=0ahUKEwjDvseiq6nJAhXL8nIKHeGsACAQ6AEIHDAA#v=onepage&q=Hesdin%20et%20la%20bailliage%20avecques&f=false Une paix pour l'éternité: la négociation du traité du Cateau-Cambrésis], p. 203. — Casa de Velázquez, 2010. — ISBN 9788496820487

Литература

  • Lestocquoy J. Les sièges de Thérouanne et du Vieil-Hesdin, d'après les dépêches du Nonce pour la Paix, Santa-Croce (1552—1554) // Revue du Nord, tome 37, № 146, Avril-juin. — 1955., pp. 115–124 [www.persee.fr/doc/rnord_0035-2624_1955_num_37_146_2170]
  • Danvin B. Vicissitudes, heur et malheur du Vieil-Hesdin. — Saint-Pol: Bégar-Renard, 1866. [gallica.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k8515524/f9.item.zoom gallica.bnf.fr]

Ссылки

  • [www.ville-hesdin.fr/spip.php?article23 Historique sur la ville d’Hesdin]
  • [www.levieilhesdin.org/origines5.php Le dernier siècle d’Hesdin]
  • [www.levieilhesdin.org/apres_1553.php L’histoire du vieil Hesdin après le dernier siège de 1553]
  • [www.levieilhesdin.org/ambroisepare.php Ambroise Paré]
  • [www.levieilhesdin.org/docs/campagne_d_hesdin.pdf Ambroise Paré — Voyage d’ Hesdin (1553)]

Отрывок, характеризующий Осада Эдена (1553)

«Князь Михаил Иларионович! С 29 августа не имею я никаких донесений от вас. Между тем от 1 го сентября получил я через Ярославль, от московского главнокомандующего, печальное известие, что вы решились с армиею оставить Москву. Вы сами можете вообразить действие, какое произвело на меня это известие, а молчание ваше усугубляет мое удивление. Я отправляю с сим генерал адъютанта князя Волконского, дабы узнать от вас о положении армии и о побудивших вас причинах к столь печальной решимости».


Девять дней после оставления Москвы в Петербург приехал посланный от Кутузова с официальным известием об оставлении Москвы. Посланный этот был француз Мишо, не знавший по русски, но quoique etranger, Busse de c?ur et d'ame, [впрочем, хотя иностранец, но русский в глубине души,] как он сам говорил про себя.
Государь тотчас же принял посланного в своем кабинете, во дворце Каменного острова. Мишо, который никогда не видал Москвы до кампании и который не знал по русски, чувствовал себя все таки растроганным, когда он явился перед notre tres gracieux souverain [нашим всемилостивейшим повелителем] (как он писал) с известием о пожаре Москвы, dont les flammes eclairaient sa route [пламя которой освещало его путь].
Хотя источник chagrin [горя] г на Мишо и должен был быть другой, чем тот, из которого вытекало горе русских людей, Мишо имел такое печальное лицо, когда он был введен в кабинет государя, что государь тотчас же спросил у него:
– M'apportez vous de tristes nouvelles, colonel? [Какие известия привезли вы мне? Дурные, полковник?]
– Bien tristes, sire, – отвечал Мишо, со вздохом опуская глаза, – l'abandon de Moscou. [Очень дурные, ваше величество, оставление Москвы.]
– Aurait on livre mon ancienne capitale sans se battre? [Неужели предали мою древнюю столицу без битвы?] – вдруг вспыхнув, быстро проговорил государь.
Мишо почтительно передал то, что ему приказано было передать от Кутузова, – именно то, что под Москвою драться не было возможности и что, так как оставался один выбор – потерять армию и Москву или одну Москву, то фельдмаршал должен был выбрать последнее.
Государь выслушал молча, не глядя на Мишо.
– L'ennemi est il en ville? [Неприятель вошел в город?] – спросил он.
– Oui, sire, et elle est en cendres a l'heure qu'il est. Je l'ai laissee toute en flammes, [Да, ваше величество, и он обращен в пожарище в настоящее время. Я оставил его в пламени.] – решительно сказал Мишо; но, взглянув на государя, Мишо ужаснулся тому, что он сделал. Государь тяжело и часто стал дышать, нижняя губа его задрожала, и прекрасные голубые глаза мгновенно увлажились слезами.
Но это продолжалось только одну минуту. Государь вдруг нахмурился, как бы осуждая самого себя за свою слабость. И, приподняв голову, твердым голосом обратился к Мишо.
– Je vois, colonel, par tout ce qui nous arrive, – сказал он, – que la providence exige de grands sacrifices de nous… Je suis pret a me soumettre a toutes ses volontes; mais dites moi, Michaud, comment avez vous laisse l'armee, en voyant ainsi, sans coup ferir abandonner mon ancienne capitale? N'avez vous pas apercu du decouragement?.. [Я вижу, полковник, по всему, что происходит, что провидение требует от нас больших жертв… Я готов покориться его воле; но скажите мне, Мишо, как оставили вы армию, покидавшую без битвы мою древнюю столицу? Не заметили ли вы в ней упадка духа?]
Увидав успокоение своего tres gracieux souverain, Мишо тоже успокоился, но на прямой существенный вопрос государя, требовавший и прямого ответа, он не успел еще приготовить ответа.
– Sire, me permettrez vous de vous parler franchement en loyal militaire? [Государь, позволите ли вы мне говорить откровенно, как подобает настоящему воину?] – сказал он, чтобы выиграть время.
– Colonel, je l'exige toujours, – сказал государь. – Ne me cachez rien, je veux savoir absolument ce qu'il en est. [Полковник, я всегда этого требую… Не скрывайте ничего, я непременно хочу знать всю истину.]
– Sire! – сказал Мишо с тонкой, чуть заметной улыбкой на губах, успев приготовить свой ответ в форме легкого и почтительного jeu de mots [игры слов]. – Sire! j'ai laisse toute l'armee depuis les chefs jusqu'au dernier soldat, sans exception, dans une crainte epouvantable, effrayante… [Государь! Я оставил всю армию, начиная с начальников и до последнего солдата, без исключения, в великом, отчаянном страхе…]
– Comment ca? – строго нахмурившись, перебил государь. – Mes Russes se laisseront ils abattre par le malheur… Jamais!.. [Как так? Мои русские могут ли пасть духом перед неудачей… Никогда!..]
Этого только и ждал Мишо для вставления своей игры слов.
– Sire, – сказал он с почтительной игривостью выражения, – ils craignent seulement que Votre Majeste par bonte de c?ur ne se laisse persuader de faire la paix. Ils brulent de combattre, – говорил уполномоченный русского народа, – et de prouver a Votre Majeste par le sacrifice de leur vie, combien ils lui sont devoues… [Государь, они боятся только того, чтобы ваше величество по доброте души своей не решились заключить мир. Они горят нетерпением снова драться и доказать вашему величеству жертвой своей жизни, насколько они вам преданы…]
– Ah! – успокоенно и с ласковым блеском глаз сказал государь, ударяя по плечу Мишо. – Vous me tranquillisez, colonel. [А! Вы меня успокоиваете, полковник.]
Государь, опустив голову, молчал несколько времени.
– Eh bien, retournez a l'armee, [Ну, так возвращайтесь к армии.] – сказал он, выпрямляясь во весь рост и с ласковым и величественным жестом обращаясь к Мишо, – et dites a nos braves, dites a tous mes bons sujets partout ou vous passerez, que quand je n'aurais plus aucun soldat, je me mettrai moi meme, a la tete de ma chere noblesse, de mes bons paysans et j'userai ainsi jusqu'a la derniere ressource de mon empire. Il m'en offre encore plus que mes ennemis ne pensent, – говорил государь, все более и более воодушевляясь. – Mais si jamais il fut ecrit dans les decrets de la divine providence, – сказал он, подняв свои прекрасные, кроткие и блестящие чувством глаза к небу, – que ma dinastie dut cesser de rogner sur le trone de mes ancetres, alors, apres avoir epuise tous les moyens qui sont en mon pouvoir, je me laisserai croitre la barbe jusqu'ici (государь показал рукой на половину груди), et j'irai manger des pommes de terre avec le dernier de mes paysans plutot, que de signer la honte de ma patrie et de ma chere nation, dont je sais apprecier les sacrifices!.. [Скажите храбрецам нашим, скажите всем моим подданным, везде, где вы проедете, что, когда у меня не будет больше ни одного солдата, я сам стану во главе моих любезных дворян и добрых мужиков и истощу таким образом последние средства моего государства. Они больше, нежели думают мои враги… Но если бы предназначено было божественным провидением, чтобы династия наша перестала царствовать на престоле моих предков, тогда, истощив все средства, которые в моих руках, я отпущу бороду до сих пор и скорее пойду есть один картофель с последним из моих крестьян, нежели решусь подписать позор моей родины и моего дорогого народа, жертвы которого я умею ценить!..] Сказав эти слова взволнованным голосом, государь вдруг повернулся, как бы желая скрыть от Мишо выступившие ему на глаза слезы, и прошел в глубь своего кабинета. Постояв там несколько мгновений, он большими шагами вернулся к Мишо и сильным жестом сжал его руку пониже локтя. Прекрасное, кроткое лицо государя раскраснелось, и глаза горели блеском решимости и гнева.
– Colonel Michaud, n'oubliez pas ce que je vous dis ici; peut etre qu'un jour nous nous le rappellerons avec plaisir… Napoleon ou moi, – сказал государь, дотрогиваясь до груди. – Nous ne pouvons plus regner ensemble. J'ai appris a le connaitre, il ne me trompera plus… [Полковник Мишо, не забудьте, что я вам сказал здесь; может быть, мы когда нибудь вспомним об этом с удовольствием… Наполеон или я… Мы больше не можем царствовать вместе. Я узнал его теперь, и он меня больше не обманет…] – И государь, нахмурившись, замолчал. Услышав эти слова, увидав выражение твердой решимости в глазах государя, Мишо – quoique etranger, mais Russe de c?ur et d'ame – почувствовал себя в эту торжественную минуту – entousiasme par tout ce qu'il venait d'entendre [хотя иностранец, но русский в глубине души… восхищенным всем тем, что он услышал] (как он говорил впоследствии), и он в следующих выражениях изобразил как свои чувства, так и чувства русского народа, которого он считал себя уполномоченным.
– Sire! – сказал он. – Votre Majeste signe dans ce moment la gloire de la nation et le salut de l'Europe! [Государь! Ваше величество подписывает в эту минуту славу народа и спасение Европы!]
Государь наклонением головы отпустил Мишо.


В то время как Россия была до половины завоевана, и жители Москвы бежали в дальние губернии, и ополченье за ополченьем поднималось на защиту отечества, невольно представляется нам, не жившим в то время, что все русские люди от мала до велика были заняты только тем, чтобы жертвовать собою, спасать отечество или плакать над его погибелью. Рассказы, описания того времени все без исключения говорят только о самопожертвовании, любви к отечеству, отчаянье, горе и геройстве русских. В действительности же это так не было. Нам кажется это так только потому, что мы видим из прошедшего один общий исторический интерес того времени и не видим всех тех личных, человеческих интересов, которые были у людей того времени. А между тем в действительности те личные интересы настоящего до такой степени значительнее общих интересов, что из за них никогда не чувствуется (вовсе не заметен даже) интерес общий. Большая часть людей того времени не обращали никакого внимания на общий ход дел, а руководились только личными интересами настоящего. И эти то люди были самыми полезными деятелями того времени.