Осинский, Самуил
| Самуил Осинский польск. Samuel Osiński, белор. Самуэль Асінскі <tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"> | ||
| ||
|---|---|---|
| 1645 — 1649 | ||
| Предшественник: | Павел Ян Сапега | |
| Преемник: | Томаш Казимир Сапега | |
| Смерть: | 1649 | |
| Род: | Осинские | |
| Отец: | Павел Осинский | |
Самуил Осинский (польск. Samuel Osiński, белор. Самуэль Асінскі, ум. 1649) — военный и государственный деятель Великого княжества Литовского, подчаший ошмянский (1635—1643), оберштер (полковник) королевской гвардии (с 1640 года), тиун биржанский (1642—1643), обозный великий литовский (1645—1649), администратор Брестской экономии (с 1641 года).
Биография
Происходил из шляхетского рода Осинских герба Радван. Сын королевского дворянина и ошмянского казначея Павла Осинского.
В 1632 году Самуил Осинский был избран послом от Виленского воеводства на элекционный сейм, где поддержал избрание Владислава IV на польский престол. В 1633 году начал службу в королевской гвардии и участвовал в Смоленской войне с Русским государством (1632—1634). В 1635 году капитан гвардии Самуил Осинский получил должность подчашего ошмянского. В 1636 году получил чин майора пехотного полка королевской гвардии, в 1640 году стал оберштером гвардии.
В феврале 1641 года Самуил Осинский был назначен администратором Брестской королевской экономии, но взамен должен был содержать отряд в 500 человек пешей гвардии и ежегодно выплачивать 5 тысяч злотых королю. В марте того же года стал тиуном биржанским.
В 1643 году Самуил Осинский сопровождал польского короля Владислава IV Вазу во время его поездки в Литву. Во время пребывания короля в Вильно произошли массовые беспорядки среди горожан, который Осинский силой подавил. 20 апреля 1645 года Самуил Осинский получил должность обозного великого литовского. Весной 1646 года участвовал в подготовке польского короля к войне против Турции. Под давлением магнатов король вынужден был отказаться от планов войны с турками. Самуил Осинский вместе с двумя другими оберштерами попросил разрешения оставить службу, но Владислав IV отказался уволить Осинского. Он остался в звании оберштера пехотного полка королевской гвардии.
В 1645 году С. Осинский участвовал в передаче России пограничного города Трубчевска с волостью. Литовский Трибунал приговорил Самуила Осинского и мстиславского воеводу Николая Абрамовича к штрафу в размере 600 тысяч злотых и смертной казни, но король взял их под свою защиту.
После смерти польского короля Владислава IV Вазы, когда началось мощное казацко-крестьянское восстание на Украине, обозный великий литовский Самуил Осинский с королевской гвардией принял участие в военных действиях против повстанцев. Вначале Осинский с гвардией двинулся под Луцк, на помощь коронным гетманам Николаю Потоцкому и Мартыну Калиновскому. После получения информации о разгроме польской армии в битве под Корсунем (26 мая) С. Осинский двинулся в район Глинян, чтобы соединиться с посполитым рушением под предводительством князя Владислава Доминика Заславского-Острожского. Осинский прибыл в Глиняны, откуда был отправлен на Старый Константинов, к которому приближали казацкие полки под руководством Максима Кривоноса. Самуил Осинский соединился с надворным войском Иеремии-Михаила Вишневецкого и 26-28 июля отличился в битве с казаками под Старым Константиновым.
После поражения польской армии от восставших казаков в битве под Корсунем конвокационный сейм назначил региментариями (главнокомандующими) шляхетского ополчения трёх магнатов: князя Владислава Доминика Заславского, Николая Остророга и Александра Конецпольского. 9 сентября Самуил Осинский с королевской гвардией присоединился с собирающемуся посполитому рушению.
23-25 сентября 1648 года обозный великий литовский С. Осинский принял участие в битве с казаками под Пилявцами. В ночь с 22 на 23 сентября после бегства большей части польской армии генерал коронной артиллерии Криштоф Арцишевский и Самуил Осинский смогли собрать в обозе под своим командованием небольшой отряд (около 800 чел.) и удерживал занимаемые позиции. Несмотря на храбрость Осинского, польско-шляхетская армия потерпала полное поражение. Самуил Осинский с небольшим отрядом бежал во Львов.
2 октября Иеремия-Михаил Вишневецкий отправил Самуила Осинского из Львова на элекционный сейм в Варшаву. На сейме С. Осинский выступил с докладом о ходе боевых действий. Польский примас Мацей Лубенский предложил 9 октября собрать пехоту и драгун из магнатских команд и передать их под командованием Самуила Осинского, отправив его под Львов. Однако сейм, опасавшийся наступления украинских казаков на Варшаву, постановил оставить С. Осинского с имевшими военными силами для защиты столицы. В качестве посла от Виленского воеводства Самуил Осинский в октябре-ноябре 1648 года на элекционном сейме признал избрание Яна II Казимира Вазы на польский престол. В ноябре он завершил формирование новых пехотных подразделений, но не участвовал в дальнейших военных действиях.
В начале 1649 года обозный великий литовский Самуил Осинский скончался. Был женат, о его жене известно только то, что после смерти мужа она вторично вышла замуж за подкомория гродненского Александра Буховецкого.
Напишите отзыв о статье "Осинский, Самуил"
Литература
- Polski słownik biograficzny, t. XXIV, cz. 2, z. 101, Wrocław 1979.
- Осинский Самуэль / / Великое княжество Литовское: Энциклопедия . В 3 т. т.3: Приложение. А — Я / Редкол.: Т. В. Белова (гал.рэд.) И др..; Маст. З. Э. Герасимович. — Мн.: БелЭн, 2010. −696 С.: Ил. С. сорок второй ISBN 978-985-11-0487-7
Отрывок, характеризующий Осинский, Самуил
С батареи свезли пленных, в том числе раненого французского генерала, которого окружили офицеры. Толпы раненых, знакомых и незнакомых Пьеру, русских и французов, с изуродованными страданием лицами, шли, ползли и на носилках неслись с батареи. Пьер вошел на курган, где он провел более часа времени, и из того семейного кружка, который принял его к себе, он не нашел никого. Много было тут мертвых, незнакомых ему. Но некоторых он узнал. Молоденький офицерик сидел, все так же свернувшись, у края вала, в луже крови. Краснорожий солдат еще дергался, но его не убирали.Пьер побежал вниз.
«Нет, теперь они оставят это, теперь они ужаснутся того, что они сделали!» – думал Пьер, бесцельно направляясь за толпами носилок, двигавшихся с поля сражения.
Но солнце, застилаемое дымом, стояло еще высоко, и впереди, и в особенности налево у Семеновского, кипело что то в дыму, и гул выстрелов, стрельба и канонада не только не ослабевали, но усиливались до отчаянности, как человек, который, надрываясь, кричит из последних сил.
Главное действие Бородинского сражения произошло на пространстве тысячи сажен между Бородиным и флешами Багратиона. (Вне этого пространства с одной стороны была сделана русскими в половине дня демонстрация кавалерией Уварова, с другой стороны, за Утицей, было столкновение Понятовского с Тучковым; но это были два отдельные и слабые действия в сравнении с тем, что происходило в середине поля сражения.) На поле между Бородиным и флешами, у леса, на открытом и видном с обеих сторон протяжении, произошло главное действие сражения, самым простым, бесхитростным образом.
Сражение началось канонадой с обеих сторон из нескольких сотен орудий.
Потом, когда дым застлал все поле, в этом дыму двинулись (со стороны французов) справа две дивизии, Дессе и Компана, на флеши, и слева полки вице короля на Бородино.
От Шевардинского редута, на котором стоял Наполеон, флеши находились на расстоянии версты, а Бородино более чем в двух верстах расстояния по прямой линии, и поэтому Наполеон не мог видеть того, что происходило там, тем более что дым, сливаясь с туманом, скрывал всю местность. Солдаты дивизии Дессе, направленные на флеши, были видны только до тех пор, пока они не спустились под овраг, отделявший их от флеш. Как скоро они спустились в овраг, дым выстрелов орудийных и ружейных на флешах стал так густ, что застлал весь подъем той стороны оврага. Сквозь дым мелькало там что то черное – вероятно, люди, и иногда блеск штыков. Но двигались ли они или стояли, были ли это французы или русские, нельзя было видеть с Шевардинского редута.
Солнце взошло светло и било косыми лучами прямо в лицо Наполеона, смотревшего из под руки на флеши. Дым стлался перед флешами, и то казалось, что дым двигался, то казалось, что войска двигались. Слышны были иногда из за выстрелов крики людей, но нельзя было знать, что они там делали.
Наполеон, стоя на кургане, смотрел в трубу, и в маленький круг трубы он видел дым и людей, иногда своих, иногда русских; но где было то, что он видел, он не знал, когда смотрел опять простым глазом.
Он сошел с кургана и стал взад и вперед ходить перед ним.
Изредка он останавливался, прислушивался к выстрелам и вглядывался в поле сражения.
Не только с того места внизу, где он стоял, не только с кургана, на котором стояли теперь некоторые его генералы, но и с самых флешей, на которых находились теперь вместе и попеременно то русские, то французские, мертвые, раненые и живые, испуганные или обезумевшие солдаты, нельзя было понять того, что делалось на этом месте. В продолжение нескольких часов на этом месте, среди неумолкаемой стрельбы, ружейной и пушечной, то появлялись одни русские, то одни французские, то пехотные, то кавалерийские солдаты; появлялись, падали, стреляли, сталкивались, не зная, что делать друг с другом, кричали и бежали назад.
С поля сражения беспрестанно прискакивали к Наполеону его посланные адъютанты и ординарцы его маршалов с докладами о ходе дела; но все эти доклады были ложны: и потому, что в жару сражения невозможно сказать, что происходит в данную минуту, и потому, что многие адъютапты не доезжали до настоящего места сражения, а передавали то, что они слышали от других; и еще потому, что пока проезжал адъютант те две три версты, которые отделяли его от Наполеона, обстоятельства изменялись и известие, которое он вез, уже становилось неверно. Так от вице короля прискакал адъютант с известием, что Бородино занято и мост на Колоче в руках французов. Адъютант спрашивал у Наполеона, прикажет ли он пореходить войскам? Наполеон приказал выстроиться на той стороне и ждать; но не только в то время как Наполеон отдавал это приказание, но даже когда адъютант только что отъехал от Бородина, мост уже был отбит и сожжен русскими, в той самой схватке, в которой участвовал Пьер в самом начале сраженья.
Прискакавший с флеш с бледным испуганным лицом адъютант донес Наполеону, что атака отбита и что Компан ранен и Даву убит, а между тем флеши были заняты другой частью войск, в то время как адъютанту говорили, что французы были отбиты, и Даву был жив и только слегка контужен. Соображаясь с таковыми необходимо ложными донесениями, Наполеон делал свои распоряжения, которые или уже были исполнены прежде, чем он делал их, или же не могли быть и не были исполняемы.
Маршалы и генералы, находившиеся в более близком расстоянии от поля сражения, но так же, как и Наполеон, не участвовавшие в самом сражении и только изредка заезжавшие под огонь пуль, не спрашиваясь Наполеона, делали свои распоряжения и отдавали свои приказания о том, куда и откуда стрелять, и куда скакать конным, и куда бежать пешим солдатам. Но даже и их распоряжения, точно так же как распоряжения Наполеона, точно так же в самой малой степени и редко приводились в исполнение. Большей частью выходило противное тому, что они приказывали. Солдаты, которым велено было идти вперед, подпав под картечный выстрел, бежали назад; солдаты, которым велено было стоять на месте, вдруг, видя против себя неожиданно показавшихся русских, иногда бежали назад, иногда бросались вперед, и конница скакала без приказания догонять бегущих русских. Так, два полка кавалерии поскакали через Семеновский овраг и только что въехали на гору, повернулись и во весь дух поскакали назад. Так же двигались и пехотные солдаты, иногда забегая совсем не туда, куда им велено было. Все распоряжение о том, куда и когда подвинуть пушки, когда послать пеших солдат – стрелять, когда конных – топтать русских пеших, – все эти распоряжения делали сами ближайшие начальники частей, бывшие в рядах, не спрашиваясь даже Нея, Даву и Мюрата, не только Наполеона. Они не боялись взыскания за неисполнение приказания или за самовольное распоряжение, потому что в сражении дело касается самого дорогого для человека – собственной жизни, и иногда кажется, что спасение заключается в бегстве назад, иногда в бегстве вперед, и сообразно с настроением минуты поступали эти люди, находившиеся в самом пылу сражения. В сущности же, все эти движения вперед и назад не облегчали и не изменяли положения войск. Все их набегания и наскакивания друг на друга почти не производили им вреда, а вред, смерть и увечья наносили ядра и пули, летавшие везде по тому пространству, по которому метались эти люди. Как только эти люди выходили из того пространства, по которому летали ядра и пули, так их тотчас же стоявшие сзади начальники формировали, подчиняли дисциплине и под влиянием этой дисциплины вводили опять в область огня, в которой они опять (под влиянием страха смерти) теряли дисциплину и метались по случайному настроению толпы.
