Николаи, Отто

Отто Николаи

Карл Отто Эренфрид Николаи (нем. Carl Otto Ehrenfried Nicolai, 9 июня 1810, Кёнигсберг — 11 мая 1849, Берлин) — немецкий композитор и дирижёр, наиболее известный своей комической оперой «Виндзорские проказницы» по одноименной комедии Шекспира.

Биография

Отто Николаи родился в семье кёнигсбергского музыканта и после получения начального музыкального образования от отца был отправлен в 1827 для продолжения обучения в Берлин, где обучался до 1830 в Берлинской певческой академии у Карла Фридриха Цельтера и Бернгарда Клейна, а затем начал в ней работу, но в 1833 был направлен органистом в часовню прусского посольства в Риме, где стажировался у Джузеппе Баини и подпал под музыкальное влияние современных ему композиторов, а также Палестрины.

В июне 1837 Николаи переехал в Вену, где стал помощником Конрадина Крейцера, капельмейстера театра Кернтнертор, однако в следующем году возвратился в Рим, посвятив себя сочинению опер. В 1841 Николаи был приглашён на пост руководителя Придворной оперы в Вене, организовав для проведения симфонических концертов в 1842 из числа её работников Венский филармонический оркестр.

В 1844 после ухода Мендельсона Николаи был приглашён на пост капельмейстера Берлинского кафедрального собора, однако окончательно переехал в Берлин только в 1848.

В 1849 через два месяца после премьеры «Виндзорских проказниц» Николаи был назначен руководителем Берлинской оперы, а ещё через два дня избран членом Прусской королевской академии искусств, однако в тот же день скоропостижно скончался от инсульта.

В своём творчестве Николаи использовал достижения современной ему итальянской музыки, работая в основном в русле немецкой романтической традиции.

Список произведений

Оперы

• Брошенная дочь (итал. La figlia abbandonata, незавершена, Милан, 1837)
• Генрих II, впервые поставлена как Розамунда Английская (итал. Enrico secondo, итал. Rosmonda d'Inghilterra, 1839, Триест)
• Храмовник (итал. Il Templario, 1840, Турин)
• Гильдипп и Одоард (итал. Gildippe ed Odoardo, 1840, Генуя)
• Ссыльный (итал. Il Proscritto, 1841, Милан)
• Возвращение ссыльного (немецкая версия предыдущей, нем. Die Heimkehr des Verbannten, 1844, Вена)
• Виндзорские проказницы (нем. Die lustigen Weiber von Windsor, 9 марта 1849, Берлин)

Другие произведения

• Симфония ре мажор (1831)
• Рождественская увертюра для симфонического оркестра на тему хорала «Vom Himmel hoch»
• Увертюра для симфонического оркестра и хора на тему хорала «Ein Feste Burg» к 300-летию Кёнигсбергского университета (1843)
• Месса в тональностях ре (1835)
• Псалмы для хора соло
• Песни

Интересные факты

• Николаи первоначально должен был стать автором оперы «Набукко», но отказался от работы, и она была передана Джузеппе Верди.

Внешние ссылки

• Николаи, Отто: ноты произведений на International Music Score Library Project
• [www.musicweb-international.com/Classpedia/Nicolai.htm Биография на сайте MusicWeb International]

Отрывок, характеризующий Николаи, Отто

Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.
Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал невозможным ступить на них; но когда все поднялись, он пошел, прихрамывая, и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру страшнее еще было смотреть на ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.
Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму.
Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления.


22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.