Панамцы

Панамцы (Panameños) — народ в Центральной Америке, основное население Панамы. Живут также в США, Колумбии, Коста-Рике, Никарагуа и др. соседних странах. Общая численность — 2,3 млн чел., в Панаме — 1,93 млн Религия — католицизм, протестантизм. Язык — испанский с местными отличиями.

Основные отличия языка от испанского — в лексике. Употребительны индейские слова, например, чачай- хорошо одетый ребенок, '

Происхождение и формирование этноса

Основу этноса составляют потомки испанских колонизаторов 16 века, частично смешанные с индейцами, то есть метисы, и мулаты, которые вместе составляют 70 % населения страны. Кроме испанцев, сюда в 19 и 20 вв. мигрировали и другие переселенцы из Европы, главным образом итальянцы. Меньшинство составляют представители коренного населения, индейцы семей макро-чибча и же-пано-карибской. Есть ещё лесные негры (потомки беглых негров-рабов, живущих по африканским традициям), чоло (индейцы, потерявшие корни и перешедшие на испанский язык), и антильянос (antillanos) (выходцы с Ямайки и др. Антильских о-вов). Консолидация нации произошла в 19 в. Неоднократные попытки отделиться от Колумбии привели панамцев к провозглашению независимости в 1903 г. По культурным традициям они ближе всего к колумбийцам, костариканцам и гондурасцам.

Социальные отношения

В литературе ещё недавнего времени много писали о расовой дискриминации, особенно в странах Америки. Сейчас в этом вопросе произошли значительные положительные сдвиги, но пережитки, тем не менее остаются. В каждой стране свои оттенки подобных отношений. В частности, в Панаме люди всегда делились на категории адентро и афуэрос, что буквально значит «живущие внутри» и «живущие снаружи». По смыслу — те, кто прежде жил внутри крепостных стен под защитой гарнизона, элита, и те, кто жил за крепостными стенами. Сейчас к адентро относятся только белые, да и то не все, а богатые. Остальные же — афуэрос. В Панаме придается негроидным признакам большое значение, существует целых шесть терминов для обозначения курчавости волос и других признаков. Но слово"негро" здесь заменяется словом «морено»(смуглый, брюнет). Распространена была прежде расистская кличка «чомбо».

Занятия

Большинство — сельскохозяйственные рабочие и крестьяне. Латифундизм в стране не развит.

Бытовые традиции

В облике деревни чувствуется индейское влияние. Жилище(ранчо) — хижина из тростника, с каркасом из плотных пород деревьев. Стены делают из кусков того же дерева, тростника, камыша, и иногда обмазывают глиной, смешанной с тростником. Крыша — из соломы и пальмовых листьев. В городах, как в облике, так и в быту, сильно проявляется североамериканское влияние.

Костюм у крестьян состоит из белой широкой рубахи(камисилья), штанов, шляпы, сандалей. По праздникам носят рубаху из более плотной ткани(колето). Женщины носят яркие платья, чепчики. Самый старый традиционный тип одежды сохраняется в районе Оку, в провинции Эррера. Это монтуно -длинная вышитая рубаха с бахромой, одеваемая навыпуск, короткие(до колен) штаны. У женщин — блуза, цветная вышитая юбка, платок, соломенная шляпа. Употребляются золотые украшения, сумки из растительного волокна(чакара).

Популярные праздничные блюда — гуачо(бобы с рисом и мясом), санкочо(тушеное мясо с картофелем, овощами или маниоком).

Литература

• Грибанов П. В. Панамцы // Народы и религии мира. / под ред. В. А. Тишкова, М., 1992.
• Латинская америка:энциклопедический справочник, том 2, гл. ред. В. В. Вольский, М.,1982.
• Народы Америки, том 2, ред. А. В. Ефимовой, С. А. Токарева, М., 1959.

Отрывок, характеризующий Панамцы

– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.


На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.