Переяславль-Залесское княжество

Переяславль-Залесское княжество
удельное княжество
←   ← 1175 — 1176 1212 — 1302 →   →   →   →
Расширение Московского княжества в 1300—1462 годах
Столица	Переяславль-Залесский
Крупнейшие города	Тверь, Дмитров, Зубцов, Кснятин
Религия	православие
Форма правления	монархия
Династия	Юрьевичи, Ростиславичи (смоленские)
князь
- 1175—1176	Всеволод Юрьевич Большое Гнездо
- 1212—1238	Ярослав Всеволодович
- 1293—1294	Фёдор Ростиславич Чёрный
- 1294	Дмитрий Александрович
- 1294—1302	Иван Дмитриевич
История
-  1175	образование княжества
-  1176	Всеволод Юрьевич Большое Гнездо становится великим князем Владимирским
-  1212	Всеволод передаёт Переяславль-Залесский Ярославу
-  1247	выделены Галицко-Дмитровское и Тверское княжества
-  1302	присоединение к Москве

К:Появились в 1175 годуК:Появились в 1212 годуК:Исчезли в 1176 годуК:Исчезли в 1302 году

Переясла́вское княжество, Переяславль-Залесское княжество — русское княжество, существовавшее с 1175 по 1302 год в Северо-Восточной Руси с центром в городе Переяславль-Залесский.

История

После победы Михаила и Всеволода Юрьевичей над своими племянниками Мстиславом и Ярополком Ростиславичами 15 июня 1175 года братья поделили свои владения на две части: княжество Владимирское, где сел Михаил, и княжество Переяславское, отданное Всеволоду. Владения Всеволода занимали верховья Волги от современного Зубцова до Ярославля, главная часть была по правому берегу Волги, на юге до Оки; в состав княжества входили города: Тверь, Кснятин, Ярославль, Ростов, Москва и др. После смерти Михаила в 1176 году Всеволод сел во Владимире.

В 1207 году он посадил в Переяславле своего сына Ярослава. Княжество снова выделилось в удел по смерти Всеволода и включало в себя Тверь и Дмитров.

В 1238 году Ярослав находился в Киеве, но Переяславль и Тверь оказали монголам ожесточённое сопротивление. Переяславль был взят монгольскими царевичами сообща за 5 дней. Столько же сопротивлялась Тверь, в которой был убит один из сыновей Ярослава, имя которого не сохранилось. Вскоре Переяславль был восстановлен. По смерти Ярослава Всеволодовича Тверское княжество обособилось в линии потомков его сына Ярослава. В 1262 году в Северо-Восточной Руси, и в том числе в Переяславле, произошло восстание населения против монголо-татарского ига. Чтобы предотвратить карательный поход, Александр отправился в Золотую Орду, по дороге откуда умер в 1263 году. Княжество было передано его сыну Дмитрию Александровичу, который им правил до 1294 года. В 1274 году Дмитрий Александрович стал великим князем Владимирским, оставшись при этом в Переяславле. Это было время наибольшего расцвета княжества. Ядром его были земли вокруг Плещеева озера. Княжество граничило с Московским, Дмитровским и Тверским на западе и северо-западе, с Ростовским, Юрьев-Польским и Владимирским на востоке, юго-востоке и северо-востоке.

В 1302 году умер последний переяславль-залесский князь Иван Дмитриевич, не оставивший прямых наследников, и княжество по его завещанию перешло к его дяде, Даниилу Александровичу, первому князю Московскому, однако после утверждения на великом княжении Владимирском Михаила Ярославича Тверского Переяславль вернулся в состав великого княжества Владимирского, в составе которого окончательно попал под контроль московских князей в 1333—1363 годах. Впервые Переяславль упоминается в завещании Дмитрия Донского (1389). Город с тех пор управлялся московскими наместниками; иногда выдавался в кормление пришлым князьям (например, Дмитрию Ольгердовичу в 1379—1380 годах, Свидригайло Ольгердовичу в 1408 году).

Князья

• Всеволод Юрьевич Большое Гнездо (1175—1176)
• Ярослав Всеволодович (1212—1246)
• Александр Ярославич Невский (1246—1263)
• Дмитрий Александрович (1263—1293, 1294)
• Андрей Александрович (1293)
• Фёдор Ростиславич Чёрный (1293—1294)
• Иван Дмитриевич (1294—1302)

Литература

• Экземплярский А. В. «Великие и удельные князья северной Руси в татарский период», т.1-2, СПБ 1889-91.
• Любавский М. К. Образование основной государственной территории великорусской народности, Ленинград, 1929.

Отрывок, характеризующий Переяславль-Залесское княжество

– Он в армии, mon pere, в Смоленске.
Он долго молчал, закрыв глаза; потом утвердительно, как бы в ответ на свои сомнения и в подтверждение того, что он теперь все понял и вспомнил, кивнул головой и открыл глаза.
– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.
– Идите, княжна, идите, идите!
Княжна Марья пошла опять в сад и под горой у пруда, в том месте, где никто не мог видеть, села на траву. Она не знала, как долго она пробыла там. Чьи то бегущие женские шаги по дорожке заставили ее очнуться. Она поднялась и увидала, что Дуняша, ее горничная, очевидно, бежавшая за нею, вдруг, как бы испугавшись вида своей барышни, остановилась.
– Пожалуйте, княжна… князь… – сказала Дуняша сорвавшимся голосом.
– Сейчас, иду, иду, – поспешно заговорила княжна, не давая времени Дуняше договорить ей то, что она имела сказать, и, стараясь не видеть Дуняши, побежала к дому.
– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.


Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.
Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.
В окрестности Богучарова были всё большие села, казенные и оброчные помещичьи. Живущих в этой местности помещиков было очень мало; очень мало было также дворовых и грамотных, и в жизни крестьян этой местности были заметнее и сильнее, чем в других, те таинственные струи народной русской жизни, причины и значение которых бывают необъяснимы для современников. Одно из таких явлений было проявившееся лет двадцать тому назад движение между крестьянами этой местности к переселению на какие то теплые реки. Сотни крестьян, в том числе и богучаровские, стали вдруг распродавать свой скот и уезжать с семействами куда то на юго восток. Как птицы летят куда то за моря, стремились эти люди с женами и детьми туда, на юго восток, где никто из них не был. Они поднимались караванами, поодиночке выкупались, бежали, и ехали, и шли туда, на теплые реки. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли по дороге, многие вернулись сами, и движение затихло само собой так же, как оно и началось без очевидной причины. Но подводные струи не переставали течь в этом народе и собирались для какой то новой силы, имеющей проявиться так же странно, неожиданно и вместе с тем просто, естественно и сильно. Теперь, в 1812 м году, для человека, близко жившего с народом, заметно было, что эти подводные струи производили сильную работу и были близки к проявлению.