Период Намбокутё

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

История Японии

Период Намбокутё (яп. 南北朝時代 намбоку-тё дзидай, «период южного и северного дворов») ― период в истории Японии с 1336 по 1392 год, характеризующийся борьбой за власть между двумя династиями — северной (яп. 北朝 хокутё) с резиденцией в Киото и южной (яп. 南朝 нантё) с центром в Йосино, центральными фигурами которых были, соответственно, Асикага Такаудзи и Император Го-Дайго, а также процессом распада поместной системы сёэн и возникновением в стране княжеств.

Напишите отзыв о статье "Период Намбокутё"



Литература периода Намбокутё

Соперничество двух дворов нашло отражение в литературе данного периода: были написаны «Тайхэйки» («Повесть о великом мире»), «Масу кагами» («Ясное зерцало»), «Байсё рон» («Размышление о сливе и сосне»), «Дзинно сётоки» («История правильной преемственности божественных монархов»)[1].

В жанре гунки авторы отошли от темы вооружённых конфликтов и стали уделять внимание межличностным взаимоотношениям («Сога моногатари», «Гикэйки»); в жанре дзуйхицу было создано одно из величайших произведений — «Цурэдзурэгуса» («Записки от скуки») Кэнко-хоси[2]. В этот же период творили крупные мастера рэнга — Нидзё Ёсимото и Кюсэй, развитие получил жанр годзан бунгаку (творчество Гидо Сюсина и Дзэккая Тюсина)[3].

Примечания

Напишите отзыв о статье "Период Намбокутё"

Литература

  • История Японии. Т. I. С древнейших времён по 1868 г. / Ответственный редактор А. Е. Жуков. — М.: Институт востоковедения РАН, 1998. — 659 с. — 1000 экз. — ISBN 5-89282-107-2.
  • The Cambridge History of Japan. Volume 3. Medieval Japan / Edited by Kozo Yamamura. — 6th printing. — Cambridge University Press, 2006. — ISBN 978-0-521-22354-6.

Отрывок, характеризующий Период Намбокутё

А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.