Писарро, Педро
Педро Писарро (исп. Pedro Pizarro; ок. 1515, Толедо — ок. 1602, Арекипа) — испанский конкистадор и летописец (хронист). Принимал участие в большинстве событий испанского завоевания Перу, и написал их обширный хронику под названием «Связь открытия и завоевания королевств Перу. Índice» (исп. Relación del Descubrimiento y Conquista de los Reinos del Perú.Índice.)[1].
Биография
Педро Писарро родился около 1515 года в городе Толедо. Педро был двоюродным братом по мужской линии Франсиско Писарро и его сводных братьев Гонсало Писарро, Эрнандо Писарро, Хуан Писарро и Франсиско Мартин де Алкантара (Alcántara).[2]
Педро Писарро присоединился к третьей экспедиции Франсиско и его братьев из Испании в Перу. Они оставили Санлукар-де-Баррамеда в феврале 1530 года, прибыли в Тумбес в январе 1531 года.[3]
Тумбеса Педро первоначально служил пажом у своего двоюродного брата Франциско, но с 1533 года пошёл на действительную военную службу солдатом кавалерии (исп. caballería).[4]
Таким образом, Педро принял участие в большинстве из главных событий завоевания Империи Инков, особенно во время кампании против Манко Инка.[5]
Он сражался в битве при Лас-Салинас (6 апреля 1538 года) против Диего де Альмагро, соперник и бывший партнер Франсиско Писарро. 26 апреля 1538 года у Куско произошло решающее сражение, в котором победил Франсиско Писарро. Диего де Альмагро попал в плен, был приговорён к смерти и 8 июля обезглавлен.
Затем Педро Писарро принял участие в основании города Арекипа (15 августа 1540 года), где он и поселился. Альмагристы снова восстали в 1541 году, убив Франсиско Писарро. Поэтому Педро воевал против альмагристов в битве под Чупас (Chupas) (16 сентября 1542 года) под командованием Христофора Вака де Кастро.[6]
Когда Гонсало Писарро восстал против испанской короны Педро Писарро отклонил его просьбу присоединиться к восстанию. Тем не менее, его лояльность была высказана в письме, которое он написал своему двоюродному брату 18 декабря 1546 года и где показаны некоторые колебания в его верности — вероятно, мотивированы материальными соображениями. Это письмо попало в руки Педро де ла Гаска — эмиссара присланого испанской короной, чтобы успокоить волнения в стране. Ла Гаска использовал письма в качестве предлога против преимущества Педро Писарро о чём и заявил после битвы при Саксайуаман (9 апреля 1548 года), в которой Гонсало Писарро потерпел поражение.[7] Несмотря на это, Педро Писарро оказался богатым человеком и был хорошо вознаграждён.
Будучи очень молодым, Педро Писарро стал отцом внебрачной дочери Изабель Писарро, а позднее было много законных детей. Педро Писарро был женат дважды: его первой женой была Мария Корнехо, но ничего не известно о его второй супруге.[8]
Точная дата его смерти неизвестна — это произошло после 1571 года (когда он закончил писать свою хронику) и до конца 1602 года, когда вице-король Перу Луис де Веласко и Кастилья сделал уступку Педро Писарро, который, как полагают, также был сыном летописца (хрониста).[9]
Хроника Диего де Писарро
Основываясь на личном участии в событиях 1531-1555 годов, Педро Писарро написал отчет о испанского завоевании Перу, который закончил в 1571 году под названием «Об отношении открытия и завоевания королевств Перу» (исп. «Relación del Descubrimiento y Conquista de los Reinos del Perú»).[10]
Когда-то рукопись этой работы хранилась в Национальной библиотеке Испании, но была потеряна. Единственная оставшаяся копия находится в библиотеке Хантингтона в Сан-Марино (Калифорния).[11]
Эта работа оставалась в рукописи до её включения в пятый том издания «Коллекция неопубликованных документов для истории Испании» (исп. «Colección de documentos inéditos para la historia de España»), опубликованого в 1844 году в Мадриде. Первый английский перевод опубликовал Филипп А. Минс (Philip Ainsworth Means) в 1921 году в Нью-Йорке. Современное издание было отредактировано Гильермо Ломанн Вилена (Guillermo Lohmann Villena) и здано согласно испанского стандарта в 1978 году в Лиме.[12]
Напишите отзыв о статье "Писарро, Педро"
Примечания
| В Википедии есть портал «Персоналии» |
| В Википедии есть портал «Перу» |
- ↑ Pizarro, Pedro. [archive.org/stream/relationofdiscov00pizauoft#page/n5/mode/2up Relation of the discovery and conquest of the kingdoms of Peru] = Relación del Descubrimiento y Conquista de los Reinos del Perú / Translated into English and annotated by Philip Ainsworth Means. — New York : The Cortes Society, 1921.</span>
- ↑ Means, Introduction, p. 79.
- ↑ Means, Chronology, p. 122.
- ↑ Means, Introduction, pp. 79, 97-98.
- ↑ Means, Introduction, p. 79-80.
- ↑ Means, Introduction, p. 80.
- ↑ Means, Introduction, pp. 80-81.
- ↑ Means, Introduction, pp. 81-82.
- ↑ Means, Introduction, pp. 82-83.
- ↑ Means, Introduction, p. 81.
- ↑ Pease, p. 405.
- ↑ Pease, p. 405—406.
</ol>
Отрывок, характеризующий Писарро, Педро
В то время как Россия была до половины завоевана, и жители Москвы бежали в дальние губернии, и ополченье за ополченьем поднималось на защиту отечества, невольно представляется нам, не жившим в то время, что все русские люди от мала до велика были заняты только тем, чтобы жертвовать собою, спасать отечество или плакать над его погибелью. Рассказы, описания того времени все без исключения говорят только о самопожертвовании, любви к отечеству, отчаянье, горе и геройстве русских. В действительности же это так не было. Нам кажется это так только потому, что мы видим из прошедшего один общий исторический интерес того времени и не видим всех тех личных, человеческих интересов, которые были у людей того времени. А между тем в действительности те личные интересы настоящего до такой степени значительнее общих интересов, что из за них никогда не чувствуется (вовсе не заметен даже) интерес общий. Большая часть людей того времени не обращали никакого внимания на общий ход дел, а руководились только личными интересами настоящего. И эти то люди были самыми полезными деятелями того времени.
Те же, которые пытались понять общий ход дел и с самопожертвованием и геройством хотели участвовать в нем, были самые бесполезные члены общества; они видели все навыворот, и все, что они делали для пользы, оказывалось бесполезным вздором, как полки Пьера, Мамонова, грабившие русские деревни, как корпия, щипанная барынями и никогда не доходившая до раненых, и т. п. Даже те, которые, любя поумничать и выразить свои чувства, толковали о настоящем положении России, невольно носили в речах своих отпечаток или притворства и лжи, или бесполезного осуждения и злобы на людей, обвиняемых за то, в чем никто не мог быть виноват. В исторических событиях очевиднее всего запрещение вкушения плода древа познания. Только одна бессознательная деятельность приносит плоды, и человек, играющий роль в историческом событии, никогда не понимает его значения. Ежели он пытается понять его, он поражается бесплодностью.
Значение совершавшегося тогда в России события тем незаметнее было, чем ближе было в нем участие человека. В Петербурге и губернских городах, отдаленных от Москвы, дамы и мужчины в ополченских мундирах оплакивали Россию и столицу и говорили о самопожертвовании и т. п.; но в армии, которая отступала за Москву, почти не говорили и не думали о Москве, и, глядя на ее пожарище, никто не клялся отомстить французам, а думали о следующей трети жалованья, о следующей стоянке, о Матрешке маркитантше и тому подобное…
Николай Ростов без всякой цели самопожертвования, а случайно, так как война застала его на службе, принимал близкое и продолжительное участие в защите отечества и потому без отчаяния и мрачных умозаключений смотрел на то, что совершалось тогда в России. Ежели бы у него спросили, что он думает о теперешнем положении России, он бы сказал, что ему думать нечего, что на то есть Кутузов и другие, а что он слышал, что комплектуются полки, и что, должно быть, драться еще долго будут, и что при теперешних обстоятельствах ему не мудрено года через два получить полк.
По тому, что он так смотрел на дело, он не только без сокрушения о том, что лишается участия в последней борьбе, принял известие о назначении его в командировку за ремонтом для дивизии в Воронеж, но и с величайшим удовольствием, которое он не скрывал и которое весьма хорошо понимали его товарищи.
За несколько дней до Бородинского сражения Николай получил деньги, бумаги и, послав вперед гусар, на почтовых поехал в Воронеж.
Только тот, кто испытал это, то есть пробыл несколько месяцев не переставая в атмосфере военной, боевой жизни, может понять то наслаждение, которое испытывал Николай, когда он выбрался из того района, до которого достигали войска своими фуражировками, подвозами провианта, гошпиталями; когда он, без солдат, фур, грязных следов присутствия лагеря, увидал деревни с мужиками и бабами, помещичьи дома, поля с пасущимся скотом, станционные дома с заснувшими смотрителями. Он почувствовал такую радость, как будто в первый раз все это видел. В особенности то, что долго удивляло и радовало его, – это были женщины, молодые, здоровые, за каждой из которых не было десятка ухаживающих офицеров, и женщины, которые рады и польщены были тем, что проезжий офицер шутит с ними.
В самом веселом расположении духа Николай ночью приехал в Воронеж в гостиницу, заказал себе все то, чего он долго лишен был в армии, и на другой день, чисто начисто выбрившись и надев давно не надеванную парадную форму, поехал являться к начальству.
Начальник ополчения был статский генерал, старый человек, который, видимо, забавлялся своим военным званием и чином. Он сердито (думая, что в этом военное свойство) принял Николая и значительно, как бы имея на то право и как бы обсуживая общий ход дела, одобряя и не одобряя, расспрашивал его. Николай был так весел, что ему только забавно было это.
