Пунс, Ларри
| Ларри Пунс | |
| Larry Poons | |
| Имя при рождении: |
Лоуренс Пунс |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Гражданство: | |
| Жанр: | |
| Учёба: | |
| Стиль: |
абстракционизм, оп-арт, живопись цветового поля, живопись жёстких контуров, лирический абстракционизм, абстрактный экспрессионизм |
| Покровители: |
Барнетт Ньюман, Кеннет Ноланд, |
| Влияние: | |
Ларри Пунс, или Лоуренс Пунс (англ. Larry Poons, Lawrence Poons; род. 1 октября 1937 г. в Огибуко, пригороде Токио) — современный американский художник-абстракционист.
Жизнь и творчество
Родился 1 октября 1937 года в Огибуко, пригороде Токио. Родители — Мелвин и Эсма Пунс. Отец художника, уроженец Нью-Йорка, в момент рождения Ларри занимался экспортом и импортом в порту Кобе. Мать художника Эсма Пунс родилась в Японии в австро-английской семье, известно, что она увлекалась рисованием (непрофессионально) и музыкой. Уже в 1940 году семья художника эмигрирует в США и селится в Нью-Йорке[1].
В юношестве начинает пробовать себя в живописи, после нескольких пейзажей увлекается работами Пита Мондриана, Казимира Малевича и позднего Василия Кандинского и переходит на абстракцию. Осенью 1955 года поступает в Консерваторию Новой Англии, где начинает изучать музыку. Понимает, что композиторское искусство не для него, и начинает пропускать занятия. Одновременно у Ларри Пунса крепнет интерес к изобразительному искусству, он начинает больше писать на холсте. Осенью 1956 года девятнадцатилетний Ларри Пунс, несмотря на возражения отца, решает, что ему лучше стать художником, а не музыкантом.
В 1957 году отправляется в Бостон, там поступает в школу при Музее изящных искусств и подвергается насмешкам как со стороны сокурсников, так и со стороны преподавателей за свой интерес к искусству Пита Мондриана и Стюарта Дэвиса. Картину начинающего художника «Sophisticated Painting Without Blue» в стиле неопластицизма показывают на школьной выставке, и она также получает отрицательные отзывы преподавателей. Через полгода Ларри Пунс оставляет учёбу в школе и в 1958 году возвращается в Нью-Йорк.
В Нью-Йорке Ларри Пунс селится на Манхэттене и начинает писать свою серию «Art of the Fugue». Работает в фирме у отца. Тот хочет дать старшему сыну бизнес-образование и сделать представителем своей компании в Южной Америке, но молодой художник не желает покидать Нью-Йорк и предпочитает жить самостоятельно за счёт случайных заработков, успевает поработать в музыкальном магазине, а также посыльным на Уолл-стрит. Несколько раз переезжает с одного адреса на другой. Начинает ходить в кафе «Epitome», где слушает выступления битников Джека Керуака, Рэя Бремзера (англ.), Тейлора Мида (англ.), Грегори Корсо и показывает свои живописные работы. Также в это время Ларри Пунс начинает интересоваться дадаистами и сюрреализмом.
В потрясении от выставки Барнетта Ньюмана, Ларри Пунс пишет тому письмо и через месяц Барнетт Ньюман звонит в ответ и приглашает молодого художника на вечеринку. Они становятся друзьями, Барнетт Ньюман даже встречается с Мелвином Пунсом, отцом Ларри, и пытается объяснить тому, что художник — вполне «достойная профессия». Приблизительно тогда же, в 1959—1960 годах, Ларри Пунс знакомится с арт-критиком Генри Гелдцалером (англ.), художниками Фрэнком Стеллой и Рэем Джонсоном (англ.).
В Нью-Йорке продолжает получать образование в Художественной студенческой лиге, где позже станет и преподавать.
В 1962 году Ларри Пунс делает первую свою «точечную» картину «Cripple Creek»: распыляет краску по негрунтованному холсту, а потом поверх наносит маслом точки. Новый способ, dot painting, получает поддержку среди друзей, художники советуют продолжать работать в том же духе. В этом же году Ларри Пунс знакомится с Робертом Индианой, Агнес Мартин, Джеймсом Розенквистом, Эльсуортом Келли, Робертом Моррисом и Джеком Янгерманом (англ.), вслед за Агнес Мартин начинает использовать в работе акрил.
Ричард Беллами, владелец нью-йоркской Green Gallery, посещает мастерскую Ларри Пунса и берёт две работы художника, «Cripple Creek» и «Slice and Reel» (работа в стиле shaped canvas painting, то есть выполненная на холсте нестандартной, не прямоугольной формы) на групповую выставку в свою галерею. На этой выставке работы Ларри Пунса выставляются вместе с Джеймсом Розенквистом, Робертом Моррисом, Лукасом Самарасом, Джорджем Сигалом, Дональдом Джаддом, Дэном Флавином, Класом Олденбургом, Милетом Андреевичем (англ.) и Яёи Кусамой. В 1962 году художник знакомится ещё и с Кеннетом Ноландом.
В 1963—1965 годах в Green Gallery проходят три персональные выставки Ларри Пунса, его работы получают хорошую критику, и к художнику приходит известность.
К этому моменту Ларри Пунс считается одним из представителей оп-арта, выставляется с другими оп-арт-художниками, но где-то начиная с 1966 года отходит от оптического искусства в сторону абстрактной живописи, начинает писать в заметно более свободной манере.
В 1967 году делает персональную выставку в самой успешной нью-йоркской галерее того времени, у Лео Кастелли.
К концу 1960-х годов работы Ларри Пунса становятся более строгими по цвету, точки преобразуются в полосы, картины приобретают глубину и атмосферность, но основной интерес для художника по-прежнему представляет цвет. В 1970-х стиль художника полностью меняется, теперь он создаёт густо текстурированные, аморфные композиции с трещинами и волдырями, а в некоторых работах использует пропитанный масляной краской поролон[2].
В 1967 и 1969 годах работы художника участвуют в ежегодных выставках «Whitney Annual», а в 1973 году, когда «Whitney Annual» была уже переформатирована в биеннале, и в Биеннале Уитни.
В настоящее время Ларри Пунс живёт и работает в Нью-Йорке.
Картины Ларри Пунса критиками и искусствоведами причисляются к следующим художественным направлениям: оп-арт, живопись цветового поля, живопись жёстких контуров, лирический абстракционизм и абстрактный экспрессионизм.
Групповые выставки (выборочно)
- 1973 — Биеннале Уитни, Нью-Йорк
- 1968 — документа IV, Кассель
- 1966 — «Art of the United States, 1670—1966», Музей Уитни, Нью-Йорк
- 1965 — Биеннале в Сан-Паулу, Сан-Паулу
- 1965 — выставка в MoMA, Нью-Йорк
Напишите отзыв о статье "Пунс, Ларри"
Примечания
Литература
Sam Hunter «Amerikanische Avantgarde», Herrsching 1988.
Отрывок, характеризующий Пунс, Ларри
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.
Двенадцать человек стрелков с ружьями мерным, твердым шагом вышли из за рядов и остановились в восьми шагах от столба. Пьер отвернулся, чтобы не видать того, что будет. Вдруг послышался треск и грохот, показавшиеся Пьеру громче самых страшных ударов грома, и он оглянулся. Был дым, и французы с бледными лицами и дрожащими руками что то делали у ямы. Повели других двух. Так же, такими же глазами и эти двое смотрели на всех, тщетно, одними глазами, молча, прося защиты и, видимо, не понимая и не веря тому, что будет. Они не могли верить, потому что они одни знали, что такое была для них их жизнь, и потому не понимали и не верили, чтобы можно было отнять ее.
Пьер хотел не смотреть и опять отвернулся; но опять как будто ужасный взрыв поразил его слух, и вместе с этими звуками он увидал дым, чью то кровь и бледные испуганные лица французов, опять что то делавших у столба, дрожащими руками толкая друг друга. Пьер, тяжело дыша, оглядывался вокруг себя, как будто спрашивая: что это такое? Тот же вопрос был и во всех взглядах, которые встречались со взглядом Пьера.
На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
– Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами.
Пьер уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом пятом убийстве дошло до высшей степени. Так же как и другие, этот пятый казался спокоен: он запахивал халат и почесывал одной босой ногой о другую.
Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.
Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.
– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.
После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.
Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны.
С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. В нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в бога. Это состояние было испытываемо Пьером прежде, но никогда с такою силой, как теперь. Прежде, когда на Пьера находили такого рода сомнения, – сомнения эти имели источником собственную вину. И в самой глубине души Пьер тогда чувствовал, что от того отчаяния и тех сомнений было спасение в самом себе. Но теперь он чувствовал, что не его вина была причиной того, что мир завалился в его глазах и остались одни бессмысленные развалины. Он чувствовал, что возвратиться к вере в жизнь – не в его власти.
Вокруг него в темноте стояли люди: верно, что то их очень занимало в нем. Ему рассказывали что то, расспрашивали о чем то, потом повели куда то, и он, наконец, очутился в углу балагана рядом с какими то людьми, переговаривавшимися с разных сторон, смеявшимися.
