Пусть начнётся праздник
| Пусть начнётся праздник | |
| Que la fête commence... | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Автор сценария |
Жан Оранш |
| В главных ролях | |
| Композитор |
Филипп II Орлеанский[1] |
| Длительность |
114 мин |
| Страна | |
| Язык |
французский |
| Год | |
| IMDb | |
«Пусть начнётся праздник» (фр. Que la fête commence...) — фильм, историческая драма времён Людовика XV, снятый режиссёром Бертраном Тавернье во Франции в 1975 году. В главных ролях Филипп Нуаре и Жан Рошфор. Фильм удостоен пяти высоких кинематографических наград.
Сюжет
После смерти в 1715 году короля Людовика XIV место на троне занимает его правнук, малолетний Людовик XV. Согласно завещанию регентом становится Филипп II Орлеанский (Нуаре) — человек противоречивый, за глаза обвиняемый окружающими во множестве грехов: мздоимстве, пьянстве, кровосмешении. Среди прочих придворных, внимания подрастающего короля добивается Гийом Дюбуа (Рошфор), священник, воспитатель придворной знати, а в скором будущем — кардинал, архиепископ Камбре и министр иностранных дел Франции. Гийом, Филипп и его фаворитка Мари-Мадлен де Ла Вьевиль, графиня де Парабер (Влади) большую часть времени проводят в плотских утехах, отдавая им предпочтение перед нарастающими экономическими и политическими проблемами.
Из-за чрезмерно высоких налогов в области Бретань растёт недовольство дворян. Надеясь на помощь короля Испании, они поднимают бунт, но из-за разобщённости интересов терпят поражение. Гийом Дюбуа, сторонник более жёсткой политики, не докладывает регенту о многочисленных прошениях бретонской знати о помиловании. Четверых лидеров бунта, включая предводителя — маркиза де Понкаллек, казнят. Филипп, придерживающийся более либеральных взглядов, испытывает нравственные страдания и отдаляет от себя Дюбуа. Картина завершается сценой сожжения крестьянами дворянской кареты, символизирующей закат «Великого века» французской истории.
В ролях
- Филипп Нуаре — Филипп II Орлеанский
- Жан Рошфор — Гийом Дюбуа
- Жан-Пьер Марьель — маркиз де Понкаллек
- Марина Влади — Мари-Мадлен де Ла Вьевиль, графиня де Парабер
- Кристина Паскаль — Амели
- Кристиан Клавье — карманный воришка
Награды
- 1976 год — кинопремия «Сезар». Награды: за лучшую режиссуру — Бертран Тавернье, за лучший оригинальный или адаптированный сценарий — Бертран Тавернье и Жан Оранш, за лучшую мужскую роль второго плана — Жан Рошфор, за лучшие декорации. Кроме того, номинации: за лучший фильм, за лучшую женскую роль второго плана — Кристина Паскаль, за лучшую музыку к фильму.
- 1976 год — Союз кинокритиков Франции. Премия за лучший фильм.
Критика
В аннотации к DVD-изданию обозреватель ресурса digitallyobsessed.com хотя и называет фильм великолепно снятым, наполненным яркими декорациями, костюмами, интересными персонажами, но указывает при этом на отсутствие развития важных сюжетных линий. Финальную сцену, когда доведённые до отчаяния крестьяне сжигают дворянскую карету, он называет неоправданным переходом от развлекательной исторической драмы к мрачной аллегории: временной разрыв между событиями фильма и последующей Французской революцией слишком велик[2].
Напишите отзыв о статье "Пусть начнётся праздник"
Примечания
Ссылки
- «Пусть начнётся праздник» (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [www.allmovie.com/movie/v99406 Пусть начнётся праздник] (англ.) на сайте allmovie
Отрывок, характеризующий Пусть начнётся праздник
– Мое пристрастие! У меня их было так много, – сказал Пьер.– То пристрастие, которое более всех других заставляло вас колебаться на пути добродетели, – сказал масон.
Пьер помолчал, отыскивая.
«Вино? Объедение? Праздность? Леность? Горячность? Злоба? Женщины?» Перебирал он свои пороки, мысленно взвешивая их и не зная которому отдать преимущество.
– Женщины, – сказал тихим, чуть слышным голосом Пьер. Масон не шевелился и не говорил долго после этого ответа. Наконец он подвинулся к Пьеру, взял лежавший на столе платок и опять завязал ему глаза.
– Последний раз говорю вам: обратите всё ваше внимание на самого себя, наложите цепи на свои чувства и ищите блаженства не в страстях, а в своем сердце. Источник блаженства не вне, а внутри нас…
Пьер уже чувствовал в себе этот освежающий источник блаженства, теперь радостью и умилением переполнявший его душу.
Скоро после этого в темную храмину пришел за Пьером уже не прежний ритор, а поручитель Вилларский, которого он узнал по голосу. На новые вопросы о твердости его намерения, Пьер отвечал: «Да, да, согласен», – и с сияющею детскою улыбкой, с открытой, жирной грудью, неровно и робко шагая одной разутой и одной обутой ногой, пошел вперед с приставленной Вилларским к его обнаженной груди шпагой. Из комнаты его повели по коридорам, поворачивая взад и вперед, и наконец привели к дверям ложи. Вилларский кашлянул, ему ответили масонскими стуками молотков, дверь отворилась перед ними. Чей то басистый голос (глаза Пьера всё были завязаны) сделал ему вопросы о том, кто он, где, когда родился? и т. п. Потом его опять повели куда то, не развязывая ему глаз, и во время ходьбы его говорили ему аллегории о трудах его путешествия, о священной дружбе, о предвечном Строителе мира, о мужестве, с которым он должен переносить труды и опасности. Во время этого путешествия Пьер заметил, что его называли то ищущим, то страждущим, то требующим, и различно стучали при этом молотками и шпагами. В то время как его подводили к какому то предмету, он заметил, что произошло замешательство и смятение между его руководителями. Он слышал, как шопотом заспорили между собой окружающие люди и как один настаивал на том, чтобы он был проведен по какому то ковру. После этого взяли его правую руку, положили на что то, а левою велели ему приставить циркуль к левой груди, и заставили его, повторяя слова, которые читал другой, прочесть клятву верности законам ордена. Потом потушили свечи, зажгли спирт, как это слышал по запаху Пьер, и сказали, что он увидит малый свет. С него сняли повязку, и Пьер как во сне увидал, в слабом свете спиртового огня, несколько людей, которые в таких же фартуках, как и ритор, стояли против него и держали шпаги, направленные в его грудь. Между ними стоял человек в белой окровавленной рубашке. Увидав это, Пьер грудью надвинулся вперед на шпаги, желая, чтобы они вонзились в него. Но шпаги отстранились от него и ему тотчас же опять надели повязку. – Теперь ты видел малый свет, – сказал ему чей то голос. Потом опять зажгли свечи, сказали, что ему надо видеть полный свет, и опять сняли повязку и более десяти голосов вдруг сказали: sic transit gloria mundi. [так проходит мирская слава.]
Пьер понемногу стал приходить в себя и оглядывать комнату, где он был, и находившихся в ней людей. Вокруг длинного стола, покрытого черным, сидело человек двенадцать, всё в тех же одеяниях, как и те, которых он прежде видел. Некоторых Пьер знал по петербургскому обществу. На председательском месте сидел незнакомый молодой человек, в особом кресте на шее. По правую руку сидел итальянец аббат, которого Пьер видел два года тому назад у Анны Павловны. Еще был тут один весьма важный сановник и один швейцарец гувернер, живший прежде у Курагиных. Все торжественно молчали, слушая слова председателя, державшего в руке молоток. В стене была вделана горящая звезда; с одной стороны стола был небольшой ковер с различными изображениями, с другой было что то в роде алтаря с Евангелием и черепом. Кругом стола было 7 больших, в роде церковных, подсвечников. Двое из братьев подвели Пьера к алтарю, поставили ему ноги в прямоугольное положение и приказали ему лечь, говоря, что он повергается к вратам храма.
