Ребиков, Владимир Иванович

Владимир Иванович Ребиков
Владимир Ребиков. Почтовая карточка (открытое письмо, 1910 год)
Основная информация
Дата рождения	19 мая (31 мая) 1866(1866-05-31)
Место рождения	Красноярск, Российская империя
Дата смерти	4 августа 1920(1920-08-04) (54 года)
Годы активности	Ялта
Страна	Российская империя Российская империя
Профессии	композитор,педагог

Влади́мир Ива́нович Ре́биков (19 (31) мая 1866, Красноярск — 4 августа 1920, Ялта) — русский композитор, пианист, музыкальный писатель.

Биография

Происходил из дворянской семьи. Отец Ребикова — горный инженер. В Москве семья проживала на улице Пречистенка с 1868 года. Первые уроки музыки получил от матери.

С 1878 учился в Коммерческом училище на улице Остоженке, с 1880 — в реальном училище К. П. Воскресенского, где продолжил музыкальные занятия. В 1885 пытался поступить в Московскую консерваторию, но представив экзаменационной комиссии (во главе с С. И. Танеевым) свои «модернистские диссонансные сочинения», был отвергнут и поступил в Московский университет на филологическое отделение. Музыке обучался частным образом у Н. С. Кленовского. В 1891 году уехал за границу для получения музыкального образования в Берлине у К. Мейербергера и Г. Мюллера.

В 1893 создал в Москве цикл романсов на слова Семёна Надсона, получивший поддержку и одобрение П. И. Чайковского. В 1893—1896 годах проживает в Одессе, где создает свою первую оперу «Лес шумит» (по повести В. Г. Короленко); позже опера получила признание и была поставлена в Москве в театре «Аквариум».

Ребиков посещал литературно-художественные вечера в доме Валерия Брюсова. С 1893 занимался преподаванием в Москве, Киеве и Одессе. Поселившись в 1897 в Кишинёве, добился открытия там отделения Русского музыкального общества и организовал музыкальную школу. В конце 1890-х посетил Вену и Мюнхен, где познакомился с новейшими течениями в европейском искусстве.

В 1898—1901 явился инициатором и участвовал в организации первого в истории русской музыки официального творческого объединения — «Общества русских композиторов». С 1901 выступал с концертами в России и за границей. На русской и зарубежной сценах с успехом ставится лучшее произведение Ребикова — опера «Ёлка», о Ребикове пишут и дискутируют газеты и журналы, но постепенно слава его угасла. К его последней опере «Дворянское гнездо» (по роману И. С. Тургенева), проявлял интерес В. И. Немирович-Данченко.

На революционные события 1905 Ребиков откликнулся литературной поэмой «Альфа и Омега», «музыкально-психологической картиной „Кошмар“». С 1906 за рубежом. С 1909 вновь в Москве; опубликовал серию статей по проблемам музыкального искусства.

Ребиков очень любил Крым. В юности он часто проводил лето в Феодосии, где у его родителей была небольшая дача. С 1910 проживал в Ялте, где он являлся заметной эксцентрической фигурой (к примеру, его можно было встретить на улицах города, ходившим с двумя зонтиками — белым от солнца и черным от дождя). В 1913 к 25-летию творческой деятельности Ребикова на сцене московского театра Г. Г. Солодовникова силами артистов «Оперы С. И. Зимина» была поставлена опера Ребикова «Ёлка».

Скончался в Ялте 4 августа 1920 года, был похоронен на Ауткинском кладбище. Позже его останки были перенесены на Поликуровский мемориал, где имеется посвящённая ему мемориальная доска.

Семья

• Жена — Лидия Васильевна Ребикова
• Дочь (приёмная) — Александра Ребикова (род. 1896), актриса театра и немого кино

Творчество

Творческие взгляды Ребикова перекликаются с современными ему направлениями в движении символизма и музыкального импрессионизма. Нередко в качестве сюжетов для своих сочинений композитор выбирал популярные в то время литературные и живописные произведения. Ряд фортепианных работ Ребикова, в частности «Эскизы-настроения», написан под влиянием живописи Арнольда Бёклина. Долгая дружба связывала композитора с поэтом Валерием Брюсовым, на стихи которого он написал несколько циклов романсов.

В своём творчестве Ребиков придерживался сформулированной им самим концепции «музыкальной психографии». Его стиль значительно отличался от установившихся норм композиции, и его эксперименты в области музыкального языка нередко встречали непонимание со стороны его современников. Однако, на творческий дебют Ребикова очень благожелательно отозвался П. И. Чайковский, нашедший в музыке молодого композитора «значительную талантливость… поэтичность, красивые гармонии и весьма недюжинную музыкальную изобретательность». В свою очередь Ребиков посвятил Чайковскому свой фортепианный цикл «Воспоминания осени».

Ребиков был одним из пионеров целотоновой музыки в России, часто применял в своих сочинениях созвучия квартовой структуры и другие необычные для того времени приёмы. В поисках новых музыкальных форм и возможностей синтеза различных типов искусства композитор создал несколько произведений в жанрах ритмодекламации, «меломимики», «мелопластики». Так, например, известна «ритмодекламация» Ребикова на стихи К. Бальмонта «Как цветок» (1918). Современники считали Ребикова «музыкальным декадентом, не считающимся ни с какими музыкальными законами и формами» (Большой Брокгауз, 1903). Свои эстетические принципы Ребиков ясно сформулировал в статье-манифесте «Музыкальные записи чувств», опубликованной в «Русской музыкальной газете» (№48) в 1913, где призывал отказаться от определённости в музыкальной форме и гармонии, поскольку «наши чувства не имеют заранее установленных форм и окончаний».

Наиболее ярко почерк Ребикова проявился в его произведениях для музыкального театра. Отвергнув эстетику традиционной оперы, Ребиков в своих «музыкально-психологических драмах» таких как «Дворянское гнездо» 1916, активно использовал аллегории и мистические символы («Теа», 1904; «Альфа и Омега», 1911).

В жанре меломимики Ребиков создал одноименный цикл, в предисловии к которому он поясняет: «Меломимики — сценический род, в котором мимика и музыка соединяются в неразрывном ансамбле. Они отличаются от балета, потому что танец не играет в них никакой роли, и от чистой пантомимы, потому что музыка играет роль по меньшей мере равную мимике». Известны его «Вокальные меломимики».

В области инструментальной музыки Ребиков ограничивался простейшими малыми формами, создав несколько десятков фортепианных миниатюр лирического или жанрово-характеристического плана, объединенных в серии под названиями «Вокруг света», «Осенние листья», «По славянским странам», «Буколические сцены» и ряд других. В составе этих циклов можно найти привлекательные пьесы, отличающиеся изяществом, остроумием и образностью музыки, но технически несложные.

Работал в области духовной музыки. Известна его «Всенощная», по мнению композитора и дирижера Александра Дмитриевича Кастальского «выдающаяся по смелости изложения».

Ребиков принимал активное участие в развитии музыкальной жизни в Кишинёве, где он создал не только отделение Русского музыкального общества, но и Музыкальное училище. За годы работы там он написал большое количество музыкальных произведений для детей — фортепианные, песенные и хоровые сборники «Детский мир», «Детский отдых», «Дни детства», «Школьные песни», музыкальные сценки «Басни в лицах» (по И. Крылову), детские балеты «Музыкальная табакерка», «Белоснежка», «Принц Красавчик», большое количество фортепианных циклов.

Творческое наследие Ребикова включает в себя не только музыкальные произведения, но также ряд статей по вопросам музыкальной эстетики: «Музыкальные записи чувств», «Музыка через 50 лет», «Орфей и вакханки».

Оперы

• «В грозу» (по повести «Лес шумит» Короленко, ор. 5, 1893, поставлена в 1894 году, Городской т-р, Одесса)
• «Княжна Мери» (по повести «Герой нашего времени» Лермонтова, не окончена)
• «Ёлка» (по сказке «Девочка со спичками» Андерсена и рассказу «Мальчик у Христа на ёлке» Достоевского, ор. 21, 1900, пост. 30 октября 1903, антреприза M. E. Медведева, т-р «Аквариум», Москва; 1905, Харьков; 1906, Прага)
• «Тэа» (на текст одноимённой поэмы А. Воротникова, ор. 34, 1904)
• «Бездна» (1907, по одноим. рассказу Леонида Андреева)
• «Женщина с кинжалом» (1910, либретто Ребикова ор. 41, по одноим. новелле А. Шницлера, Артуру Шницлеру)
• «Альфа и Омега» (либр. Ребикова, ор. 42, 1911)
• «Нарцисс» (либр. Ребикова, по «Метаморфозам» Овидия в пер. Т. Л. Щепкиной-Куперник, ор. 45, 1912)
• «Арахнэ» (либр. Ребикова, по «Метаморфозам» Овидия, ор. 49, 1915)
• «Дворянское Гнездо» (1916, ор. 55, по по одноим. роману Ивана Тургенева, пост. 22 января 1995, Камерный музыкальный театр, Москва, режиссёр Б. А. Покровский, возобн. 6 марта 2009)

Балеты

• «Белоснежка» (по сказке «Снежная королева» Андерсена)
• «Что случилось с балериной, китайцами и прыгунами». Одноактный балет. Москва 1914. Постановка Романова.

Фортепианные циклы

• «Осенние грезы»
• «Эскизы настроений»
• «Меломимики» op.11 (1898)
• «Меломимики» op.17 (1903)
• «10 звуковых поэм op. 13»
• «Рабство и свобода», музыкально-психологическая картина (1903)
• «Песни сердца», музыкально-психологическая картина (1903)
• «Стремление и достижение», музыкально-психологическая картина
• «В сумерках»
• «Кошмар», "Музыкально-психологическая картина (для ф-но в четыре руки)
• «На родине»
• «Осенние листья» (1904)
• «Из дневника», op. 33
• «Мелопластики» (1910)
• «Маленькая балетная сюита» (1906)
• «Идиллии», op. 50 (1913)
• «Пять танцев», op. 51 (1914)
• «Они веселы», op. 54
• «Музыкальная табакерка» (1902)
• «Из забытой тетради»

Фортепианные циклы для детей

• «Вокруг света»
• «Силуэты»
• «Из античного мира»
• «Картинки прошлого»
• «Альбом легких пьес для юношества»
• «Игрушки на елке»
• «Искорки»

Вокальные произведения

• «Вокальные сцены», op. 1 (на тексты Майкова, Кольцова, Надсона, Фета)
• Романсы, op. 4 (на тексты Надсона), op. 16 и 18 (на тексты Брюсова), op. 20 (на тексты Конфуция, Брюсова, Апухтина)
• «Басни Крылова в лицах»
• «Меломимика», op. 19 (для хора и ф-но на тексты Лермонтова)
• «Мелодекламации», op. 32 (на тексты Апухтина и Гейне)
• «Ритмодекломации», op. 52 (на тексты Апухтина, Бальмонта, Петрарки, Рукавишникова и других поэтов)
• «Мелопоэза» (жанр, введенный Ребиковым) «Балкон осенью», op. 53 (на текст Звягинцевой)
• Детский хор «Классное пение»
• Хор «Детский мир»
• Хор «Дни детства»

Оркестровые произведения

• Оркестровая сюита «На Востоке»

Духовная музыка

• «Литургия св. Иоанна Хризостомоса»
• «Всенощная»
• «10 хоров»

Книги

• Ребиков В. «Меломимика». Одесса, 1899

Статьи

• Ребиков В. «Орфей и Вакханки», «РМГ», 1910, No 1
• Ребиков В. «Через 50 лет» Русская музыкальная газета, 1911, No 1-3, 6-7, 13-14, 17-19, 22-25
• Ребиков В. Музыкальные записи чувств // Русская музыкальная газета, 1913, No 48.
• Каратыгин В. Г., В. И. Ребиков, «За 7 дней», 1913, No 35

Переводы

• Мейербергер К. «Гармония Вагнера», пер. с нем. яз.
• Геварт Ф. «Методический курс оркестровки» (М., 1898) пер. с франц. (Ребиков перевел и дополнил текст русскими примерами).

Библиография

• Павел Милюков. «Очерки по истории русской культуры». Часть 2. СПб 1897 Том 2
• Журнал «Весы». 1904 Том I, номер 7. Статья о В. Ребикове.
• Чешихин В. История русской оперы (с 1674 по 1903 г.) 2-е изд. и знач. доп. изд. Издательство: И. Юргенсон, Санкт-Петербург 1905.
• «Нива». N 41-1913 г. Иллюстрированный журнал литературы и современной жизни СПБ. Изд. А. Ф. Маркса 1913 г. Фотопортреты композиторов: П.Шенк, В. Ребиков.
• Стремин М., О Ребикове, «Художественная жизнь», 1922, № 2
• Сабанеев Л. «История русской музыки». Изд. «Работник просвящения». Москва, 1924, 87 стр. (Небольшая [imwerden.de/pdf/sabaneev_istoriya_rus_muzyki_1924_text.pdf заметка] о Ребикове)
• Берберов Р., ([newmuz.narod.ru/st/Reb_Berb01.html предисловие]), в изд.: Ребиков В., Пьесы для фортепиано, тетрадь 1, М., 1968.
• Томпакова О. Владимир Иванович Ребиков: очерк жизни и творчества. — М., 1989

Ссылки

• [imslp.org/wiki/Category:Rebikov%2C_Vladimir_Ivanovich Ноты произведений В.Ребикова на сайте International Music Score Library Project]
• [www.belcanto.ru/rebikov.html В. И. Ребиков] на интернет-портале «Belcanto.ru»
• [www.classicalforum.ru/index.php?topic=2583.0;wap2 В. И. Ребиков] на интернет-портале «Classical Forum»
• [www.krymology.info/index.php?title=%D0%A0%D0%B5%D0%B1%D0%B8%D0%BA%D0%BE%D0%B2,_%D0%92%D0%BB%D0%B0%D0%B4%D0%B8%D0%BC%D0%B8%D1%80_%D0%98%D0%B2%D0%B0%D0%BD%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87 В. И. Ребиков] в проекте «Крымология»
• [dic.academic.ru/dic.nsf/moscow/2619/%D0%A0%D0%B5%D0%B1%D0%B8%D0%BA%D0%BE%D0%B2 В. И. Ребиков] в энциклопедии «Москва»
• [notoboz.ru/composer/49-vladimir-ivanovich-rebikov.html В. И. Ребиков] в нотном архиве «Notoboz»

Отрывок, характеризующий Ребиков, Владимир Иванович

– Да, да, – проговорил Пьер, блестящими глазами глядя на князя Андрея, – я совершенно, совершенно согласен с вами!
Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.
– Не брать пленных, – продолжал князь Андрей. – Это одно изменило бы всю войну и сделало бы ее менее жестокой. А то мы играли в войну – вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность – вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентерстве, щадить несчастных и так далее. Все вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентерство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего – убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошел до этого так, как я, теми же страданиями…
Князь Андрей, думавший, что ему было все равно, возьмут ли или не возьмут Москву так, как взяли Смоленск, внезапно остановился в своей речи от неожиданной судороги, схватившей его за горло. Он прошелся несколько раз молча, но тлаза его лихорадочно блестели, и губа дрожала, когда он опять стал говорить:
– Ежели бы не было великодушничанья на войне, то мы шли бы только тогда, когда стоит того идти на верную смерть, как теперь. Тогда не было бы войны за то, что Павел Иваныч обидел Михаила Иваныча. А ежели война как теперь, так война. И тогда интенсивность войск была бы не та, как теперь. Тогда бы все эти вестфальцы и гессенцы, которых ведет Наполеон, не пошли бы за ним в Россию, и мы бы не ходили драться в Австрию и в Пруссию, сами не зная зачем. Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну. Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость. Всё в этом: откинуть ложь, и война так война, а не игрушка. А то война – это любимая забава праздных и легкомысленных людей… Военное сословие самое почетное. А что такое война, что нужно для успеха в военном деле, какие нравы военного общества? Цель войны – убийство, орудия войны – шпионство, измена и поощрение ее, разорение жителей, ограбление их или воровство для продовольствия армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия – отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство. И несмотря на то – это высшее сословие, почитаемое всеми. Все цари, кроме китайского, носят военный мундир, и тому, кто больше убил народа, дают большую награду… Сойдутся, как завтра, на убийство друг друга, перебьют, перекалечат десятки тысяч людей, а потом будут служить благодарственные молебны за то, что побили много люден (которых число еще прибавляют), и провозглашают победу, полагая, что чем больше побито людей, тем больше заслуга. Как бог оттуда смотрит и слушает их! – тонким, пискливым голосом прокричал князь Андрей. – Ах, душа моя, последнее время мне стало тяжело жить. Я вижу, что стал понимать слишком много. А не годится человеку вкушать от древа познания добра и зла… Ну, да не надолго! – прибавил он. – Однако ты спишь, да и мне пера, поезжай в Горки, – вдруг сказал князь Андрей.
– О нет! – отвечал Пьер, испуганно соболезнующими глазами глядя на князя Андрея.
– Поезжай, поезжай: перед сраженьем нужно выспаться, – повторил князь Андрей. Он быстро подошел к Пьеру, обнял его и поцеловал. – Прощай, ступай, – прокричал он. – Увидимся ли, нет… – и он, поспешно повернувшись, ушел в сарай.
Было уже темно, и Пьер не мог разобрать того выражения, которое было на лице князя Андрея, было ли оно злобно или нежно.
Пьер постоял несколько времени молча, раздумывая, пойти ли за ним или ехать домой. «Нет, ему не нужно! – решил сам собой Пьер, – и я знаю, что это наше последнее свидание». Он тяжело вздохнул и поехал назад в Горки.
Князь Андрей, вернувшись в сарай, лег на ковер, но не мог спать.
Он закрыл глаза. Одни образы сменялись другими. На одном он долго, радостно остановился. Он живо вспомнил один вечер в Петербурге. Наташа с оживленным, взволнованным лицом рассказывала ему, как она в прошлое лето, ходя за грибами, заблудилась в большом лесу. Она несвязно описывала ему и глушь леса, и свои чувства, и разговоры с пчельником, которого она встретила, и, всякую минуту прерываясь в своем рассказе, говорила: «Нет, не могу, я не так рассказываю; нет, вы не понимаете», – несмотря на то, что князь Андрей успокоивал ее, говоря, что он понимает, и действительно понимал все, что она хотела сказать. Наташа была недовольна своими словами, – она чувствовала, что не выходило то страстно поэтическое ощущение, которое она испытала в этот день и которое она хотела выворотить наружу. «Это такая прелесть был этот старик, и темно так в лесу… и такие добрые у него… нет, я не умею рассказать», – говорила она, краснея и волнуясь. Князь Андрей улыбнулся теперь той же радостной улыбкой, которой он улыбался тогда, глядя ей в глаза. «Я понимал ее, – думал князь Андрей. – Не только понимал, но эту то душевную силу, эту искренность, эту открытость душевную, эту то душу ее, которую как будто связывало тело, эту то душу я и любил в ней… так сильно, так счастливо любил…» И вдруг он вспомнил о том, чем кончилась его любовь. «Ему ничего этого не нужно было. Он ничего этого не видел и не понимал. Он видел в ней хорошенькую и свеженькую девочку, с которой он не удостоил связать свою судьбу. А я? И до сих пор он жив и весел».
Князь Андрей, как будто кто нибудь обжег его, вскочил и стал опять ходить перед сараем.


25 го августа, накануне Бородинского сражения, префект дворца императора французов m r de Beausset и полковник Fabvier приехали, первый из Парижа, второй из Мадрида, к императору Наполеону в его стоянку у Валуева.
Переодевшись в придворный мундир, m r de Beausset приказал нести впереди себя привезенную им императору посылку и вошел в первое отделение палатки Наполеона, где, переговариваясь с окружавшими его адъютантами Наполеона, занялся раскупориванием ящика.
Fabvier, не входя в палатку, остановился, разговорясь с знакомыми генералами, у входа в нее.
Император Наполеон еще не выходил из своей спальни и оканчивал свой туалет. Он, пофыркивая и покряхтывая, поворачивался то толстой спиной, то обросшей жирной грудью под щетку, которою камердинер растирал его тело. Другой камердинер, придерживая пальцем склянку, брызгал одеколоном на выхоленное тело императора с таким выражением, которое говорило, что он один мог знать, сколько и куда надо брызнуть одеколону. Короткие волосы Наполеона были мокры и спутаны на лоб. Но лицо его, хоть опухшее и желтое, выражало физическое удовольствие: «Allez ferme, allez toujours…» [Ну еще, крепче…] – приговаривал он, пожимаясь и покряхтывая, растиравшему камердинеру. Адъютант, вошедший в спальню с тем, чтобы доложить императору о том, сколько было во вчерашнем деле взято пленных, передав то, что нужно было, стоял у двери, ожидая позволения уйти. Наполеон, сморщась, взглянул исподлобья на адъютанта.
– Point de prisonniers, – повторил он слова адъютанта. – Il se font demolir. Tant pis pour l'armee russe, – сказал он. – Allez toujours, allez ferme, [Нет пленных. Они заставляют истреблять себя. Тем хуже для русской армии. Ну еще, ну крепче…] – проговорил он, горбатясь и подставляя свои жирные плечи.
– C'est bien! Faites entrer monsieur de Beausset, ainsi que Fabvier, [Хорошо! Пускай войдет де Боссе, и Фабвье тоже.] – сказал он адъютанту, кивнув головой.
– Oui, Sire, [Слушаю, государь.] – и адъютант исчез в дверь палатки. Два камердинера быстро одели его величество, и он, в гвардейском синем мундире, твердыми, быстрыми шагами вышел в приемную.
Боссе в это время торопился руками, устанавливая привезенный им подарок от императрицы на двух стульях, прямо перед входом императора. Но император так неожиданно скоро оделся и вышел, что он не успел вполне приготовить сюрприза.
Наполеон тотчас заметил то, что они делали, и догадался, что они были еще не готовы. Он не захотел лишить их удовольствия сделать ему сюрприз. Он притворился, что не видит господина Боссе, и подозвал к себе Фабвье. Наполеон слушал, строго нахмурившись и молча, то, что говорил Фабвье ему о храбрости и преданности его войск, дравшихся при Саламанке на другом конце Европы и имевших только одну мысль – быть достойными своего императора, и один страх – не угодить ему. Результат сражения был печальный. Наполеон делал иронические замечания во время рассказа Fabvier, как будто он не предполагал, чтобы дело могло идти иначе в его отсутствие.
– Я должен поправить это в Москве, – сказал Наполеон. – A tantot, [До свиданья.] – прибавил он и подозвал де Боссе, который в это время уже успел приготовить сюрприз, уставив что то на стульях, и накрыл что то покрывалом.
Де Боссе низко поклонился тем придворным французским поклоном, которым умели кланяться только старые слуги Бурбонов, и подошел, подавая конверт.
Наполеон весело обратился к нему и подрал его за ухо.
– Вы поспешили, очень рад. Ну, что говорит Париж? – сказал он, вдруг изменяя свое прежде строгое выражение на самое ласковое.
– Sire, tout Paris regrette votre absence, [Государь, весь Париж сожалеет о вашем отсутствии.] – как и должно, ответил де Боссе. Но хотя Наполеон знал, что Боссе должен сказать это или тому подобное, хотя он в свои ясные минуты знал, что это было неправда, ему приятно было это слышать от де Боссе. Он опять удостоил его прикосновения за ухо.
– Je suis fache, de vous avoir fait faire tant de chemin, [Очень сожалею, что заставил вас проехаться так далеко.] – сказал он.
– Sire! Je ne m'attendais pas a moins qu'a vous trouver aux portes de Moscou, [Я ожидал не менее того, как найти вас, государь, у ворот Москвы.] – сказал Боссе.
Наполеон улыбнулся и, рассеянно подняв голову, оглянулся направо. Адъютант плывущим шагом подошел с золотой табакеркой и подставил ее. Наполеон взял ее.
– Да, хорошо случилось для вас, – сказал он, приставляя раскрытую табакерку к носу, – вы любите путешествовать, через три дня вы увидите Москву. Вы, верно, не ждали увидать азиатскую столицу. Вы сделаете приятное путешествие.
Боссе поклонился с благодарностью за эту внимательность к его (неизвестной ему до сей поры) склонности путешествовать.
– А! это что? – сказал Наполеон, заметив, что все придворные смотрели на что то, покрытое покрывалом. Боссе с придворной ловкостью, не показывая спины, сделал вполуоборот два шага назад и в одно и то же время сдернул покрывало и проговорил:
– Подарок вашему величеству от императрицы.
Это был яркими красками написанный Жераром портрет мальчика, рожденного от Наполеона и дочери австрийского императора, которого почему то все называли королем Рима.
Весьма красивый курчавый мальчик, со взглядом, похожим на взгляд Христа в Сикстинской мадонне, изображен был играющим в бильбоке. Шар представлял земной шар, а палочка в другой руке изображала скипетр.
Хотя и не совсем ясно было, что именно хотел выразить живописец, представив так называемого короля Рима протыкающим земной шар палочкой, но аллегория эта, так же как и всем видевшим картину в Париже, так и Наполеону, очевидно, показалась ясною и весьма понравилась.
– Roi de Rome, [Римский король.] – сказал он, грациозным жестом руки указывая на портрет. – Admirable! [Чудесно!] – С свойственной итальянцам способностью изменять произвольно выражение лица, он подошел к портрету и сделал вид задумчивой нежности. Он чувствовал, что то, что он скажет и сделает теперь, – есть история. И ему казалось, что лучшее, что он может сделать теперь, – это то, чтобы он с своим величием, вследствие которого сын его в бильбоке играл земным шаром, чтобы он выказал, в противоположность этого величия, самую простую отеческую нежность. Глаза его отуманились, он подвинулся, оглянулся на стул (стул подскочил под него) и сел на него против портрета. Один жест его – и все на цыпочках вышли, предоставляя самому себе и его чувству великого человека.