Конституционная революция в Иране

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Революция 1905—1911 годов в Иране»)
Перейти к: навигация, поиск

Конституционная революция 1905—1911 гг. — буржуазно-демократическая революция в Иране, совпавшая с национально-освободительным движением. Она была вызвана засилием иностранцев в финансово-экономической сфере страны при попустительстве реакционной правящей верхушки. В революции участвовали в равной степени национальная буржуазия, мелкие ремесленники, либеральные помещики и крестьяне. Центром конституционного движения стали северные провинции, прежде всего Иранский Азербайджан. В ходе революции был создан Меджлис (парламент), принята конституция. Тем не менее в итоге была восстановлена власть Каджаров, а страна разделена на сферы влияния между Россией и Англией.





Причины революции

Конституционная революция во многом была вызвана внутренней и внешней политикой правящей династии Каджаров, которые не имели реальной социальной базы и были вынуждены лавировать между аристократическими родами, натравливая их друг на друга. С появлением у европейских держав империалистического интереса к Ирану. Каджары пытались лавировать между Россией и Великобританией, постепенно отдавая ресурсы страны иностранным компаниям. Одним из ярких примеров кабальных концессий, выданных иностранцам, была концессия, выданная барону Рейтеру на пользование природными ресурсами и прокладку железных дорог. В результате политики Каджаров Иран к началу XX века фактически стал конгломератом племен и правителей, связанных, как правило, только родовыми и личными узами. Национальная буржуазия была в корне задушена иностранными монополиями.

Первый этап революции

Повод и начало волнений

Непосредственным поводом к восстанию стал приказ 12 декабря 1905 тегеранского генерал-губернатора Ала эд-Доуле бить палками по пяткам купцов, которые подняли цены на импортный сахар, якобы нарушив его предписание. Это вызвало волнения в столице, которые нарастали к лету 1906. Если зимой восставшие требовали создать судебную палату, перед которой все будут равны, отставки садр-азама (премьер-министра) Айн эд-Доуле и главы таможен бельгийца Науса, то летом в Тегеране начались открытые демонстрации с требованием принятия конституции и созыва меджлиса — парламента.

Созыв меджлиса и принятие первой части конституции

Опасаясь арестов, 16 июля 1906 девять купцов укрылись в бест в саду дипломатической миссии Великобритании, и к концу июля к ним присоединилось около 14000 человек. В то же время около 200 муджтехидов выехали из столицы в священный город Кум. Это вынудило Мозафереддин-шаха издать 9 сентября положение о выборах в меджлис. Избирательные права получили только мужчины старше 25 лет, пользующиеся местной известностью и подходящие по имущественному цензу.

В сентябре в Тебризе был создан первый в истории Ирана энджумен — выборный революционный орган. Ему удалось урегулировать цены на хлеб, взять на себя судебные функции и охрану безопасности.

К концу октября меджлисом был разработан проект конституции, ограничивающий деятельность шаха и правительства. Однако шахский двор не торопился принимать этот проект: дело было в том, что Мозафереддин-шах был тяжело болен и должен был скоро умереть, а на его место прийти убежденный реакционер Мухаммед-Али мирза, чьим воспитателем, а в будущем — советником, был российский агент Сергей Маркович Шапшал.[1] Однако болезнь шаха затягивалась, и после внесения некоторых изменений 30 декабря Мозафереддин-шах был вынужден подписать первую часть конституции — положение о правах и полномочиях меджлиса, после чего через пять дней скончался. Первая часть Основного закона регулировала деятельность меджлиса, отдавала в его компетенцию финансовые вопросы, передачу государственного имущества, изменение границ государства, выдачу концессий и заключение займов, строительство шоссейных и железных дорог.

Принятие Дополнений к Основному закону

По прибытии в Тегеран тебризских депутатов в начале 1907 меджлис выдвинул ряд ультимативных требований, касающихся принятия второй части Основного закона и иностранцев в правительстве. Шах проигнорировал эти требования и намеревался разогнать меджлис военной силой, что привело к усилению волнений в городах. В Тебризе повстанцами были захвачены почта, телеграф, арсенал и казармы, а чиновники и губернатор арестованы. На севере страны расширялась сеть муджахидских организаций из рабочих и мелкой буржуазии, федайских отрядов. Во всех городах появлялись энджумены самой различной социальной направленности и различной степенью влияния (в столице было около 40 энджуменов), появились первые профсоюзы. Наиболее активными, организованными и радикальными были революционные организации Иранского Азербайджана и Гиляна — здесь чувствовалась поддержка профессиональных революционеров из Закавказья.

Катализатором для принятия Дополнений к Основному закону послужило убийство реакционного садр-азама Амин-эс-Султана менялой из отряда федаев во время волнений в Тегеране. 3 октября 1907. Дополнения из 107 статей были утверждены меджлисом на голосовании, а 7 октября шах подписал их. Они были наиболее важной частью Основного закона и были поделены на следующие разделы: общие постановления, о правах иранского народа, о государственных властях, о правах членов меджлиса и сената, о правах шаха, о министрах, о судебной власти, об энджуменах, о финансах и об армии. В целом Дополнения отражали интересы помещичье-буржуазных кругов, стремившихся к проведению буржуазных реформ.

Разгон меджлиса

Шах Мухаммед Али неоднократно на протяжении 1907 пытался распустить меджлис и отменить конституцию. 22 июня 1908 в столице было введено военное положение, мечеть Сепехсалара с находящимися внутри федаями и муджахидами подверглась артиллерийскому обстрелу, после чего многие конституционалисты были арестованы. На следующий день некоторые издатели левых газет были повешены, а меджлис и энджумены объявлялись временно разогнанными.

Гражданская война 1908—1909

Восстание федаев в Тебризе

Первые действия Мухаммед-Али шаха напрямую привели к восстанию в Азербайджане: губернатором этой области был назначен бывший садр-азам Айн эд-Доуле. После того, как в июне 1908 энджумен Тебриза распался, борьбу с реакционерами возглавил Саттар-хан. Его отряды федаев и муджехидов не пустили в город отряд Айн эд-Доуле, в течение нескольких месяцев отбивал атаки прибывавших шахских войск на главный оплот революционеров — район Амирхиз. В перерывах между атаками Саттар занялся укреплением обороны города, реформированием федайских отрядов, перевооружением. В конце концов к середине октября федаями были заняты все районы города, включая плацдарм монархистов Давачи. Федаи во время данного этапа восстания проявили дисциплину и воздерживались от мародерства и грабежей, чем вызвали поддержку населения.

В Тебризе было организовано своё правительство, старавшееся поддержать нейтральные отношения с иностранцами, чтобы не допустить открытой интервенции. Однако уже к середине января 1909 к Тебризу было стянуто до 40000 шахских войск, включая отряды феодалов. После неудачной попытки прорваться в город в феврале шахские войска осадили Тебриз. 5 марта начался генеральный штурм города, однако и он провалился; немалую роль в победе федаев сыграли созданные в 1908 г. укрепления и хорошая тактическая выучка и дисциплинированность войск Саттара.

В феврале-марте 1909 прошли восстания в Реште, Исфахане, Бендер-Аббасе, Бушире. В то же время в блокированном Тебризе начался голод и предпринимались попытки прорвать блокаду. В апреле 1909 г., после ряда провокаций со стороны английской и российской миссий из Джульфы в направлении Тебриза выступили российские войска. Город был оставлен шахскими войсками, а федаи разоружены.

Свержение Мухаммед Али-шаха

В мае 1909 одновременно из Гиляна и Исфахана на столицу двинулись вооруженные отряды — федаев с одной стороны и бахтиарских племен с другой. Несмотря на крайне малую численность — в каждом «войске» было около тысячи человек — они уверенно продвигались к Тегерану и захватывали стоящие на пути города. В ночь на 30 июня объединенный отряд вошел в столицу и занял здание меджлиса. Недееспособные шахские войска не смогли оказать сопротивления, и 3 июля по решению чрезвычайного верховного совета шах Мухаммед-Али был низложен, а новым монархом объявлялся его четырнадцатилетний сын Султан Ахмад-шах. К власти пришло либерально настроенное правительство, конституция была восстановлена, а Мухаммед-Али шах укрылся в резиденции российской дипломатической миссии в предместье Тегерана.

Второй меджлис и миссия Шустера

В первые месяцы после низложения Мухаммед-Али шаха был создан временный орган контроля над правительством — Директория из 20 человек, имевшая широкие полномочия. 14 июля было издано распоряжение о выборах в меджлис. 2 ноября 1909 состоялось торжественное открытие второго меджлиса с участием тегеранских депутатов. Главной проблемой, стоявшей перед депутатами и правительством, было покрытие огромного бюджетного дефицита. Для этого были заключены новые иностранные займы, введены новые налоги, урезана зарплата федаев и проведена попытка их разоружить.

В конце 1910 правительство Ирана начало переговоры с США о приглашении американских финансовых советников. В апреле 1911 группа специалистов из пяти человек во главе с Морганом Шустером прибыла в Иран. Шустеру были предоставлены исключительные полномочия в сфере финансов и других отраслях экономики.

Сам Шустер своими действиями стремился создать условия для более широкой экономической экспансии США в стране. Поэтому он продолжил практику иностранных займов и введения новых налогов и даже пытался создать собственную армию — хорошо оснащенную финансовую жандармерию численностью 12 — 15 тысяч человек. Постепенно Шустер приобретал все большую власть и все меньше считался с правительством. Это вызывало стихийные акции протеста и недовольство правительства.

В то же время в июле 1911 бежавший из страны бывший шах Мухаммед-Али прибыл в Гомюш-Тепе, гавань на Каспийском море. При поддержке реакционных феодалов и туркмен он занял Астрабад.

Интервенция и подавление революции

Однако с середины 1911 Россия и Великобритания стали готовиться к подавлению революции и разделу страны. Еще в 1907 г. было подписано Англо-русское соглашение, по которому северная часть Ирана до линии Касре-Ширин — Исфахан — Йезд — Зульфагар отходила в сферу влияния России, а территории южнее линии Бендер-Аббас — Керман — Бирджанд — Газик в сферу английского влияния.

16 ноября 1911 царское правительство поставило ультиматум иранскому правительству, в котором под угрозой ввода войск в Азербайджан предписывалось уволить Шустера, не приглашать иностранцев на службу без согласия России и Англии и возместить расходы на посылку русских войск в Иран. Вскоре российские войска вторглись в Иран. Было подавлено революционное движение в Тебризе, Гиляне и Мешхеде.

8 декабря комиссия из членов правительства, регента и председателя меджлиса на закрытом заседании приняло условия российского ультиматума. Через три дня во дворце были собраны представители тегеранского населения, которым был объявлен указ регента о роспуске меджлиса и назначении новых выборов. В указе говорилось, что новый меджлис должен будет пересмотреть Основной закон страны. В марте 1912 правительство официально заявило о том, что оно обязуется согласовать свою политику с принципами соглашения 1907. Третий меджлис, несмотря на обещания правительства, был созван только в конце 1914.

См. также

Напишите отзыв о статье "Конституционная революция в Иране"

Ссылки

  • [www.hrono.ru/sobyt/1905pers.html Хроника революции]
  • [www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Persien/XX/1900-1920/Iran_rev_1905_11/text.htm Иранская революция 1905—1911 гг. и большевики Закавказья](недоступная ссылка)

Примечания

  1. [www.lechaim.ru/ARHIV/180/ahiezer.htm Потерянные колена, фарисеи и потомки хазар, Голда Ахиезер, Лехаим (180), Апрель 2007]

Литература

  • С. М. Алиев История Ирана. XX век, М.: Ин-т востоковедения РАН: Крафт+, 2004.
  • М. Р. Годс Иран в XX веке: политическая история, М., 1994
  • М. С. Иванов Иранская революция 1905—1911 годов, М.: издательство ИМО, 1957
  • С. Л. Агаев. Иран в прошлом и настоящем. М., 1981 г.
  • С. Л. Агаев, Пластун В. Н. Спорные вопросы социал-демократического движения в Иране в 1905—1911 гг. // Иран: история и современность. М., 1983 г.
  • Вопросы Истории. 1980 г. № 5.
  • Л. М. Кулагина. Экспансия английского империализма в Иран в конце XIX — начале XX вв. М., 1981 г.
  • М. С. Ордубади. Тавриз туманный. Баку, 1966.

Отрывок, характеризующий Конституционная революция в Иране

– Ils sont arrives, Marieie, [Они приехали, Мари,] вы знаете? – сказала маленькая княгиня, переваливаясь своим животом и тяжело опускаясь на кресло.
Она уже не была в той блузе, в которой сидела поутру, а на ней было одно из лучших ее платьев; голова ее была тщательно убрана, и на лице ее было оживление, не скрывавшее, однако, опустившихся и помертвевших очертаний лица. В том наряде, в котором она бывала обыкновенно в обществах в Петербурге, еще заметнее было, как много она подурнела. На m lle Bourienne тоже появилось уже незаметно какое то усовершенствование наряда, которое придавало ее хорошенькому, свеженькому лицу еще более привлекательности.
– Eh bien, et vous restez comme vous etes, chere princesse? – заговорила она. – On va venir annoncer, que ces messieurs sont au salon; il faudra descendre, et vous ne faites pas un petit brin de toilette! [Ну, а вы остаетесь, в чем были, княжна? Сейчас придут сказать, что они вышли. Надо будет итти вниз, а вы хоть бы чуть чуть принарядились!]
Маленькая княгиня поднялась с кресла, позвонила горничную и поспешно и весело принялась придумывать наряд для княжны Марьи и приводить его в исполнение. Княжна Марья чувствовала себя оскорбленной в чувстве собственного достоинства тем, что приезд обещанного ей жениха волновал ее, и еще более она была оскорблена тем, что обе ее подруги и не предполагали, чтобы это могло быть иначе. Сказать им, как ей совестно было за себя и за них, это значило выдать свое волнение; кроме того отказаться от наряжения, которое предлагали ей, повело бы к продолжительным шуткам и настаиваниям. Она вспыхнула, прекрасные глаза ее потухли, лицо ее покрылось пятнами и с тем некрасивым выражением жертвы, чаще всего останавливающемся на ее лице, она отдалась во власть m lle Bourienne и Лизы. Обе женщины заботились совершенно искренно о том, чтобы сделать ее красивой. Она была так дурна, что ни одной из них не могла притти мысль о соперничестве с нею; поэтому они совершенно искренно, с тем наивным и твердым убеждением женщин, что наряд может сделать лицо красивым, принялись за ее одеванье.
– Нет, право, ma bonne amie, [мой добрый друг,] это платье нехорошо, – говорила Лиза, издалека боком взглядывая на княжну. – Вели подать, у тебя там есть масака. Право! Что ж, ведь это, может быть, судьба жизни решается. А это слишком светло, нехорошо, нет, нехорошо!
Нехорошо было не платье, но лицо и вся фигура княжны, но этого не чувствовали m lle Bourienne и маленькая княгиня; им все казалось, что ежели приложить голубую ленту к волосам, зачесанным кверху, и спустить голубой шарф с коричневого платья и т. п., то всё будет хорошо. Они забывали, что испуганное лицо и фигуру нельзя было изменить, и потому, как они ни видоизменяли раму и украшение этого лица, само лицо оставалось жалко и некрасиво. После двух или трех перемен, которым покорно подчинялась княжна Марья, в ту минуту, как она была зачесана кверху (прическа, совершенно изменявшая и портившая ее лицо), в голубом шарфе и масака нарядном платье, маленькая княгиня раза два обошла кругом нее, маленькой ручкой оправила тут складку платья, там подернула шарф и посмотрела, склонив голову, то с той, то с другой стороны.
– Нет, это нельзя, – сказала она решительно, всплеснув руками. – Non, Marie, decidement ca ne vous va pas. Je vous aime mieux dans votre petite robe grise de tous les jours. Non, de grace, faites cela pour moi. [Нет, Мари, решительно это не идет к вам. Я вас лучше люблю в вашем сереньком ежедневном платьице: пожалуйста, сделайте это для меня.] Катя, – сказала она горничной, – принеси княжне серенькое платье, и посмотрите, m lle Bourienne, как я это устрою, – сказала она с улыбкой предвкушения артистической радости.
Но когда Катя принесла требуемое платье, княжна Марья неподвижно всё сидела перед зеркалом, глядя на свое лицо, и в зеркале увидала, что в глазах ее стоят слезы, и что рот ее дрожит, приготовляясь к рыданиям.
– Voyons, chere princesse, – сказала m lle Bourienne, – encore un petit effort. [Ну, княжна, еще маленькое усилие.]
Маленькая княгиня, взяв платье из рук горничной, подходила к княжне Марье.
– Нет, теперь мы это сделаем просто, мило, – говорила она.
Голоса ее, m lle Bourienne и Кати, которая о чем то засмеялась, сливались в веселое лепетанье, похожее на пение птиц.
– Non, laissez moi, [Нет, оставьте меня,] – сказала княжна.
И голос ее звучал такой серьезностью и страданием, что лепетанье птиц тотчас же замолкло. Они посмотрели на большие, прекрасные глаза, полные слез и мысли, ясно и умоляюще смотревшие на них, и поняли, что настаивать бесполезно и даже жестоко.
– Au moins changez de coiffure, – сказала маленькая княгиня. – Je vous disais, – с упреком сказала она, обращаясь к m lle Bourienne, – Marieie a une de ces figures, auxquelles ce genre de coiffure ne va pas du tout. Mais du tout, du tout. Changez de grace. [По крайней мере, перемените прическу. У Мари одно из тех лиц, которым этот род прически совсем нейдет. Перемените, пожалуйста.]
– Laissez moi, laissez moi, tout ca m'est parfaitement egal, [Оставьте меня, мне всё равно,] – отвечал голос, едва удерживающий слезы.
M lle Bourienne и маленькая княгиня должны были признаться самим себе, что княжна. Марья в этом виде была очень дурна, хуже, чем всегда; но было уже поздно. Она смотрела на них с тем выражением, которое они знали, выражением мысли и грусти. Выражение это не внушало им страха к княжне Марье. (Этого чувства она никому не внушала.) Но они знали, что когда на ее лице появлялось это выражение, она была молчалива и непоколебима в своих решениях.
– Vous changerez, n'est ce pas? [Вы перемените, не правда ли?] – сказала Лиза, и когда княжна Марья ничего не ответила, Лиза вышла из комнаты.
Княжна Марья осталась одна. Она не исполнила желания Лизы и не только не переменила прически, но и не взглянула на себя в зеркало. Она, бессильно опустив глаза и руки, молча сидела и думала. Ей представлялся муж, мужчина, сильное, преобладающее и непонятно привлекательное существо, переносящее ее вдруг в свой, совершенно другой, счастливый мир. Ребенок свой, такой, какого она видела вчера у дочери кормилицы, – представлялся ей у своей собственной груди. Муж стоит и нежно смотрит на нее и ребенка. «Но нет, это невозможно: я слишком дурна», думала она.
– Пожалуйте к чаю. Князь сейчас выйдут, – сказал из за двери голос горничной.
Она очнулась и ужаснулась тому, о чем она думала. И прежде чем итти вниз, она встала, вошла в образную и, устремив на освещенный лампадой черный лик большого образа Спасителя, простояла перед ним с сложенными несколько минут руками. В душе княжны Марьи было мучительное сомненье. Возможна ли для нее радость любви, земной любви к мужчине? В помышлениях о браке княжне Марье мечталось и семейное счастие, и дети, но главною, сильнейшею и затаенною ее мечтою была любовь земная. Чувство было тем сильнее, чем более она старалась скрывать его от других и даже от самой себя. Боже мой, – говорила она, – как мне подавить в сердце своем эти мысли дьявола? Как мне отказаться так, навсегда от злых помыслов, чтобы спокойно исполнять Твою волю? И едва она сделала этот вопрос, как Бог уже отвечал ей в ее собственном сердце: «Не желай ничего для себя; не ищи, не волнуйся, не завидуй. Будущее людей и твоя судьба должна быть неизвестна тебе; но живи так, чтобы быть готовой ко всему. Если Богу угодно будет испытать тебя в обязанностях брака, будь готова исполнить Его волю». С этой успокоительной мыслью (но всё таки с надеждой на исполнение своей запрещенной, земной мечты) княжна Марья, вздохнув, перекрестилась и сошла вниз, не думая ни о своем платье, ни о прическе, ни о том, как она войдет и что скажет. Что могло всё это значить в сравнении с предопределением Бога, без воли Которого не падет ни один волос с головы человеческой.


Когда княжна Марья взошла в комнату, князь Василий с сыном уже были в гостиной, разговаривая с маленькой княгиней и m lle Bourienne. Когда она вошла своей тяжелой походкой, ступая на пятки, мужчины и m lle Bourienne приподнялись, и маленькая княгиня, указывая на нее мужчинам, сказала: Voila Marie! [Вот Мари!] Княжна Марья видела всех и подробно видела. Она видела лицо князя Василья, на мгновенье серьезно остановившееся при виде княжны и тотчас же улыбнувшееся, и лицо маленькой княгини, читавшей с любопытством на лицах гостей впечатление, которое произведет на них Marie. Она видела и m lle Bourienne с ее лентой и красивым лицом и оживленным, как никогда, взглядом, устремленным на него; но она не могла видеть его, она видела только что то большое, яркое и прекрасное, подвинувшееся к ней, когда она вошла в комнату. Сначала к ней подошел князь Василий, и она поцеловала плешивую голову, наклонившуюся над ее рукою, и отвечала на его слова, что она, напротив, очень хорошо помнит его. Потом к ней подошел Анатоль. Она всё еще не видала его. Она только почувствовала нежную руку, твердо взявшую ее, и чуть дотронулась до белого лба, над которым были припомажены прекрасные русые волосы. Когда она взглянула на него, красота его поразила ее. Анатопь, заложив большой палец правой руки за застегнутую пуговицу мундира, с выгнутой вперед грудью, а назад – спиною, покачивая одной отставленной ногой и слегка склонив голову, молча, весело глядел на княжну, видимо совершенно о ней не думая. Анатоль был не находчив, не быстр и не красноречив в разговорах, но у него зато была драгоценная для света способность спокойствия и ничем не изменяемая уверенность. Замолчи при первом знакомстве несамоуверенный человек и выкажи сознание неприличности этого молчания и желание найти что нибудь, и будет нехорошо; но Анатоль молчал, покачивал ногой, весело наблюдая прическу княжны. Видно было, что он так спокойно мог молчать очень долго. «Ежели кому неловко это молчание, так разговаривайте, а мне не хочется», как будто говорил его вид. Кроме того в обращении с женщинами у Анатоля была та манера, которая более всего внушает в женщинах любопытство, страх и даже любовь, – манера презрительного сознания своего превосходства. Как будто он говорил им своим видом: «Знаю вас, знаю, да что с вами возиться? А уж вы бы рады!» Может быть, что он этого не думал, встречаясь с женщинами (и даже вероятно, что нет, потому что он вообще мало думал), но такой у него был вид и такая манера. Княжна почувствовала это и, как будто желая ему показать, что она и не смеет думать об том, чтобы занять его, обратилась к старому князю. Разговор шел общий и оживленный, благодаря голоску и губке с усиками, поднимавшейся над белыми зубами маленькой княгини. Она встретила князя Василья с тем приемом шуточки, который часто употребляется болтливо веселыми людьми и который состоит в том, что между человеком, с которым так обращаются, и собой предполагают какие то давно установившиеся шуточки и веселые, отчасти не всем известные, забавные воспоминания, тогда как никаких таких воспоминаний нет, как их и не было между маленькой княгиней и князем Васильем. Князь Василий охотно поддался этому тону; маленькая княгиня вовлекла в это воспоминание никогда не бывших смешных происшествий и Анатоля, которого она почти не знала. M lle Bourienne тоже разделяла эти общие воспоминания, и даже княжна Марья с удовольствием почувствовала и себя втянутою в это веселое воспоминание.
– Вот, по крайней мере, мы вами теперь вполне воспользуемся, милый князь, – говорила маленькая княгиня, разумеется по французски, князю Василью, – это не так, как на наших вечерах у Annette, где вы всегда убежите; помните cette chere Annette? [милую Аннет?]
– А, да вы мне не подите говорить про политику, как Annette!
– А наш чайный столик?
– О, да!
– Отчего вы никогда не бывали у Annette? – спросила маленькая княгиня у Анатоля. – А я знаю, знаю, – сказала она, подмигнув, – ваш брат Ипполит мне рассказывал про ваши дела. – О! – Она погрозила ему пальчиком. – Еще в Париже ваши проказы знаю!
– А он, Ипполит, тебе не говорил? – сказал князь Василий (обращаясь к сыну и схватив за руку княгиню, как будто она хотела убежать, а он едва успел удержать ее), – а он тебе не говорил, как он сам, Ипполит, иссыхал по милой княгине и как она le mettait a la porte? [выгнала его из дома?]
– Oh! C'est la perle des femmes, princesse! [Ах! это перл женщин, княжна!] – обратился он к княжне.