Рогов, Иван Васильевич

Иван Васильевич Рогов
И. В. Рогов
Дата рождения	10 августа (22 августа) 1899(1899-08-22)
Место рождения	Казань, Российская империя
Дата смерти	5 декабря 1949(1949-12-05) (50 лет)
Место смерти	Рига, СССР
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	пехота, ВМФ
Годы службы	1919—1949
Звание	генерал-полковник береговой службы
Сражения/войны	Гражданская война в России, Великая Отечественная война
Награды и премии

Ива́н Васи́льевич Ро́гов (10 (22) августа 1899, Казань — 5 декабря 1949, Рига) — советский военный политработник, генерал-полковник береговой службы.

Юность

Из семьи кустаря. Русский. Жил и учился в Казани. В 1918 году вступил в РКП(б). В 1919 году окончил Казанскую школу общественных наук.

Гражданская война

С апреля 1919 года в Красной Армии. В годы гражданской войны — политрук роты, политрук батареи. С апреля 1920 года - военный комиссар санитарной части 12-й армии. С декабря 1920 года - военный комиссар санитарного поезда в Казани, 92-го и 91-го госпиталей в Казани.

Межвоенный период

В 1921 году — инструктор политического управления Запасной Армии в Приволжском военном округе, затем — инструктор политического отдела дивизии. С ноября 1922 года - ответственный организатор партработы 136-го стрелкового полка 16-й стрелковой дивизии Приволжского военного округа. С июня 1923 года - военком караульной роты, с декабря 1923 - помощник начальника главного артиллерийского склада по политической части, с ноября 1924 - военком 6-го отдельного понтонного батальона, с апреля 1926 - военком 1-го железнодорожного полка Ленинградского военного округа. С ноября 1927 года — военком 6-го топографического отряда, с марта 1931 - военком 3-го геодезического отряда Московского военного округа. С марта 1933 года - командир 3-го топографического отряда Ленинградского военного округа.

С марта 1936 года — военком 2-го управления военно-топографических работ в Харьковском военном округе. С декабря 1937 года — военком 23-й стрелковой дивизии Харьковского военного округа. С апреля 1939 года — военком Генерального Штаба РККА. С сентября 1938 года — член Военного Совета Белорусского Особого военного округа. 7 октября 1938 года утверждён членом Военного совета при народном комиссаре обороны СССР.

В марте 1939 года был переведён на флот и назначен начальником Главного политического управления Рабоче-Крестьянского флота СССР — заместителем Народного комиссара Военно-Морского флота СССР, хотя ранее ни дня не служил на флоте. Вскоре ему присвоено воинское звание армейский комиссар 2-го ранга. С марта 1939 года до конца жизни — член ЦК ВКП(б).

Великая Отечественная война

В этих должностях провёл всю Великую Отечественную войну. Занимался вопросами партийно-политической работы на флоте, укреплением дисциплины, политическим контролем над деятельностью командования. Одновременно с декабря 1943 по февраль 1944 года являлся членом Военного Совета Черноморского флота.

После войны

В апреле 1946 года освобождён от занимаемых должностей во флоте и направлен в распоряжение Министра обороны СССР. С августа 1946 года — заместитель командующего войсками Прибалтийского военного округа по политической части. С 1946 года — депутат Верховного Совета СССР 2 созыва.

Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище.

Отзывы о И. В. Рогове

Писатель Александр Крон, служивший в годы войны на Балтийском флоте («Капитан дальнего плавания», М., «Сов. пис.», 1984. с. 162):

"В сорок втором прибыл к нам на Балтику начальник Главного политуправления ВМФ армейский комиссар 2-го ранга Иван Васильевич Рогов. С этим могущественным человеком я за время своей службы встречался дважды и сохранил о нем добрую память. Во флотских кругах его называли Иваном Грозным — и не без оснований. Он был действительно крут, но в нем привлекала оригинальность мысли, шаблонов он не терпел. Летняя кампания в то время была в разгаре, у подводников были успехи. Разобравшись в обстановке, Рогов выступил на совещании работников Пубалта с поразившей всех речью. «Снимите с людей, ежечасно глядящих в глаза смерти, лишнюю опеку, — говорил он.— Дайте вернувшемуся из похода командиру встряхнуться, пусть он погуляет в своё удовольствие, он это заслужил. Не шпыняйте его, а лучше создайте ему для этого условия…».

Память

Имя И. В. Рогова носил большой десантный корабль Балтийского флота.

Воинские звания

• Бригадный комиссар (19.04.1938);
• Дивизионный комиссар (15.09.1938);
• Корпусной комиссар (9.02.1939);
• Армейский комиссар 2-го ранга (1.05.1939);
• Генерал-лейтенант береговой службы (13.12.1942);
• Генерал-полковник береговой службы (25.09.1944).

Награды

• Орден Ленина (1945),
• Четыре ордена Красного Знамени (1940, 1944, 1944, 1949),
• Орден Ушакова 1-й степени (1945),
• Орден Нахимова 1-й степени (1944),
• Орден Красной Звезды (1936),
• Медаль «XX лет РККА» (1938)
• Медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» (1945)
• Медаль «30 лет Советской Армии и Флота» (1948)

Литература

• Лурье В. М. [books.google.com/books?id=XTshAQAAIAAJ Адмиралы и генералы Военно-Морского флота СССР в период Великой Отечественной и советско-японской войн (1941—1945)]. — СПб.: Русско-балтийский информационный центр БЛИЦ, 2001. — С. 187-188. — 280 с. — 2000 экз. — ISBN 5-86789-102-X.
• Военная энциклопедия. М.:Военное издательство, 1976—1981. — Т.7. — С.136-137.
• Платонов А.В., Лурье В.М. Командиры советских подводных лодок 1941-1945. Санкт-Петербург, 1999.

Источники

• Коллектив составителей и редакторов. Военный совет при народном комиссаре обороны СССР. 1938, 1940 гг.: Документы и материалы. — М.: РОССПЭН, 2006. — 336 с. — 1000 экз. — ISBN 5-8243-0694-Х.

Отрывок, характеризующий Рогов, Иван Васильевич

На бумаге поперег ее, карандашом, без заглавных букв, без орфографии, без знаков препинания, было написано: «неосновательно составлено понеже как подражание списано с французского военного устава и от воинского артикула без нужды отступающего».
– В какой же комитет передана записка? – спросил князь Андрей.
– В комитет о воинском уставе, и мною представлено о зачислении вашего благородия в члены. Только без жалованья.
Князь Андрей улыбнулся.
– Я и не желаю.
– Без жалованья членом, – повторил Аракчеев. – Имею честь. Эй, зови! Кто еще? – крикнул он, кланяясь князю Андрею.


Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет , радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).
– Mon cher, [Дорогой мой,] даже в этом деле вы не минуете Михаил Михайловича. C'est le grand faiseur. [Всё делается им.] Я скажу ему. Он обещался приехать вечером…
– Какое же дело Сперанскому до военных уставов? – спросил князь Андрей.
Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.