Свет мира (фильм)

Свет мира / Красота мира
урду عالم آراء / хинди आलम आरा
Жанр	драма
Режиссёр	Ардешир Ирани
Продюсер	Ардешир Ирани
Автор сценария	Джозеф Дэвид Пенкар Ардешир Ирани
В главных ролях	Зубейда Витхал Л. В. Прасад Притхвирадж Капур
Оператор	Уилфорд Демминг Ади М. Ирани
Композитор	Бехрам Ирани Ферозшах М. Мистри
Кинокомпания	Imperial Movietone
Длительность	124 мин
Страна	Британская Индия Британская Индия
Язык	урду / хинди
Год	1931
Выход фильма «Свет мира / Красота мира» (оригинальное название — урду عالم آراء / хинди आलम आरा)

К:Фильмы 1931 года

«Свет мира» или «Красота мира» (урду عالم آراء , хинди आलम आरा Alam-Ara) — первый звуковой фильм Индии. Снят в 1931 году на студии Imperial Movietone Ардеширом Ирани; ныне утрачен.

Сюжет

У короля сказочной страны есть две жены, Навбахар и Дилбахар, но нет наследников. Однажды уличный факир предсказывает, что Навбахар будет благословлена небесами родить сына, но тот переживет своё восемнадцатилетие, только если королева сможет добыть ожерелье-талисман с рыбы, всплывущей на поверхность дворцового пруда в этот самый день.

Как и предсказано, Навбахар рождает сына Камара. Раздражённая уменьшившимся вниманием мужа, Дилбахар неоднократно, но безуспешно пытается соблазнить королевского советника и полководца Адила, а когда этому случайно становится свидетелем король, представляет ему, что именно тот пытался её принудить. Взбешённый повелитель кидает верного слугу в темницу, а его беременную жену Мехар Нигар прогоняет из дворца. Родив дочь, Мехар умирает, успевая дать ей имя Алам Ара, отдать её скромному охотнику-шикари и рассказать ему, что произошло во дворце. Шикари растит девочку как собственную дочь.

Проходит время, дети вырастают. Затаившая злобу Дилбахар, знающая о предсказании, ухитряется подменить волшебное ожерелье на рыбе, в результате чего Навбахар снимает с загривка рыбы подделку, а принц падает замертво. Тем не менее, его отец решается не хоронить сына, а оставить тело во дворце и попытаться найти факира, чтобы понять, что произошло. В свою очередь, выросшая Алам Ара узнаёт от приёмного отца-шикари о несправедливости, которой был подвергнут её отец, и клянётся освободить его.

Оставаясь скрытым от большинства обитателей дворца, «умерший» Камар возвращается к жизни каждую ночь, когда Дилбахар снимает в опочивальне украденное ею ожерелье, и вновь становится недвижим утром, когда она надевает его обратно. Пробирающаяся в поисках отца в королевский замок каждую ночь, Алам Ара случайно встречает принца, и они влюбляются друг в друга. С помощью своих друзей-цыган девушка разоблачает злую королеву. Королю и королеве Навбахар возвращается подлинное ожерелье, позволяющее принцу полноценно вернуться к жизни. Адил выходит на свободу, а Камар и Алам Ара женятся и счастливо живут вместе.

В ролях

Актёр	Роль
Зубейда	Алам-Ара Алам-Ара (также вокал)
Витхал	принц Камар принц Камар
Элизер	Король Король
Джиллу	Королева Дилбахар Королева Дилбахар (также вокал)
Притхвирадж Капур	генерал Адил генерал Адил
Вазир Мохаммед Хан	факир факир (также вокал)
Л. В. Прасад
Дж. Сушила
Джагдиш Сетхи

Съёмочная группа и особенности съёмки

«Свет мира» не был первым опытом индийских кинематографистов во введении звука в фильмы, однако все немногочисленные предыдущие попытки относились к короткометражной категории и представляли собой событийную кинохронику либо наложение музыки на популярные отрывки из ранее снятых немых фильмов (например, танец в исполнении Сулочаны из киноленты «Мадхури» 1926 года).

Фильм снимался в условиях яростной конкуренции кинокомпании Imperial Films с рядом других киностудий, пытавшихся получить приоритет в изготовлении первого звукового художественного полнометражного кино Индии, обладая нулевым или мизерным предварительным опытом в его технологии и других особенностях.

Любивший новинки Ардешир Ирани полагался на ввезённый из-за границы одноканальный звукозаписывающий аппарат «Танар». За основу фильма была взята сказочная костюмированная пьеса для парсского театра опытного драматурга Джозефа Дэвида Пенкара, который и исполнил в проекте обязанности «сценариста по диалогам» и автора песен, в то время как сам Ирани взялся за её адаптацию для киносъёмок. В постановке участвовали и другие режиссёры Imperial, в частности, Рустом Бхаруча, Песи Карани и Моти Гидвани, о чём Ирани счёл себя обязанным сделать специальное примечание в титрах. Музыку к фильму, включавшему семь песен и ряд танцевальных номеров, написали Бехрам Ирани и Ферозшах Мистри. Звукозапись велась приглашённым иностранным специалистом Уилфордом Деммингом, но фактически Ирани, исполнивший в съёмках целый букет обязанностей, участвовал и в этом процессе.

В съёмках был задействован целый ансамбль лучших звёзд, приглашенных с разных студий, однако трудности нового подхода проявились уже на этом этапе, так как от исполнителей требовалось далеко не только владение привычным сценическим движением и мимикой, но и свободное владение хиндустани, хороший голос, вокальные способности, а также умение совмещать их с движением. Это только усугублялось тем, что в системе «Танар» запись звука шла одновременно со съемкой. Ряд артистов, включая исполнительницу заглавной роли Зубейду-бегум и, игравшего факира-предсказателя, Вазира Мохаммеда Хана (исполнившего первую песню индийского кино) после нескольких неудачных попыток справились с трудностями, не в последнюю очередь, благодаря помощи Притхвираджа Капура, которого режиссёр специально попросил о наставничестве. Другие же в конечном итоге покинули фильм, а для кого-то пришлось пойти на жертвы, в частности, сделав почти бессловесной формально вторую главную роль принца Камара в исполнении «индийского Дугласа Фербенкса» Витхала Рагхунатха.

Технические трудности включали секретность съёмки во избежание шпионажа конкурентов (не позволяющую использовать «натуру»), расположение студии Imperial возле железной дороги и отсутствие в ней звукоизоляции. В результате, так как чувствительный микрофон улавливал все посторонние звуки, съёмку приходилось вести в основном поздно ночью, когда смолкал городской шум и на несколько часов прерывалось движение поездов. Кроме того, из-за отсутствия принятого ныне «вывешивания» микрофонов, приходилось прибегать к ухищрениям в их расположении за границей кадра или за спинами актёров, что вылилось в отмеченные впоследствии «превосходную синхронизацию, но неровный уровень звука».

Реакция аудитории на фильм, его влияние и последующая судьба

Премьера фильма состоялась в бомбейском кинотеатре Majestic 14 марта 1931 года, сразу отметившись бешеным зрительским ажиотажем. Огромные толпы осаждали кинотеатры целыми днями, блокируя дорожное движение, так что приходилось вмешиваться полиции, также с трудом сдерживавшей толпу; процветала спекуляция билетами, доходило до перепродажи билетов по 4 анны за 4—5 рупий, то есть в 16—20 раз дороже номинала. Картина продержалась в прокате не менее 7-8 недель, получив за это время обильные сборы. Фильм с простым сюжетом, озвученный на разговорном хиндустани и включающий семь (по некоторым источникам, 10 или 12) легко запоминающихся песен, быстро приобрел популярность у зрителей, в том числе неграмотных, интерес которых к кино раньше сдерживался невозможностью читать титры. Помимо Индии фильм был показан в Бирме, Шри-Ланке и других странах Западной Азии. Фильм заранее (на рекламных афишах) подавался как «сплошная речь, пение и танцы», уже в самом начале эры индийского звукового кино продвигая его ныне наиболее широко известный формат.

Вскоре к прокату стали подтягиваться фильмы конкурентов Ирани. Уже через неполный месяц после премьеры первого звукового фильма Индии основанная Дж.Ф. Маданом сеть кинотеатров выдает в прокат снятый Амаром Чаудхари первый звуковой фильм на бенгали Jamai Shashthi, а ещё через месяц выходят поставленные его сыном Дж. Дж. Маданом ленты на хинди «Ширин и Фархад» и «Лейли и Меджнун» по драмам Низами, которые вскоре перекрывают «Свет мира» по сборам и популярности. Всего за ближайший год было выпущено 27 звуковых фильмов (22 на хинди и ещё пять на других языках). Некоторые из них, включая вышеупомянутые фильмы Мадана, использовали уже более совершенные подходы, в том числе лучшую технологию записи RCA Photophone и закадровый дубляж; кроме того, увидевшие успех первой ленты, режиссёры активно использовали и многократно усиливали успешную идею «музыкального фильма» — уже в «Ширин и Фархад» было минимум втрое больше песен (а по некоторым источникам, целых 42), а в фильм 1932 года Indrasabha тот же Дж. Дж. Мадан включил уже 69 или даже 71 партий различного стиля (вдесятеро больше, чем в фильме Ирани, включая 15 песен, 31 газель, 9 тхумри, 4 хори, 2 чаусабы и 5 чхандов). На волне обильных съёмок звукового кино немое резко пошло на убыль. Хотя оно продержалось ещё в течение четырёх лет, производство неозвученных фильмов упало с 87 в 1932 году до 39 в 1933 году и до 7 в в 1934, и на этом было практически прекращено.

Утрата фильма

В 2011 году в Индии широко отмечали 80-летие эры звукового кино Индии, что было отмечено даже артистической версией логотипа системы поиска Google, однако в процессе подготовки, ещё в 2008, обнаружилось, что не доступна ни одна копия фильма. По попавшей исходно в СМИ версии, фильм погиб в пожаре хранилища Национального киноархива Индии (NFAI) в Пуне в 2003 году, однако позже несколько официальных представителей киноархива дали разъяснение, что следы фильма были потеряны уже к моменту основания NFAI в 1964 году, и архив изначально не располагал ни единой копией «Света мира», а в 1967 году, когда велись переговоры с Ардеширом Ирани и его сыном, тот лишь подтвердил, что даже он не обладает информацией о какой-либо сохранившейся копии и может предоставить лишь отдельные фото со съёмочной площадки.

См. также

Первые полнометражно-звуковые художественные фильмы разных стран (в порядке выхода в прокат)

• «Дон-Жуан» (США США, 1926)
• «Шантаж» (Великобритания Великобритания, 1929)
• «Песнь любви» (Италия Италия, 1930)
• «Путёвка в жизнь» (СССР СССР, 1931)
• «Соседка и жена» (Япония Япония, 1931)
• «Санта» (Мексика Мексика, 1932)

Первые звуковые фильмы Индии на языках помимо хиндустани

• «Jamai Shashthi» (1931, на бенгали)
• «Калидаса» (1931, на тамильском с фрагментами на хинди и телугу)
• «Bhakta Prahlada» (1932, на телугу)

Литература

• Film Music: North India // [books.google.com/books?id=73MO0eiQD_EC&pg=PA1001 The Concise Garland Encyclopedia of World Music] / Ellen Koskoff (Ed.). — Routledge, 2008. — Vol. 2. — P. 1001-1007. — 1406 p.
• Renu Saran. 1. Alam Ara (1931) // [books.google.com/books?id=rFW8AgAAQBAJ&pg=PT9 101 Hit Films of Indian Cinema]. — Diamond, 2013. — P. 9-10. — 272 p.
• Suraiya // [books.google.com/books?id=RQL4dkVAnPIC&pg=PA57 Bollywood's Top 20: Superstars of Indian Cinema] / Bhaichand Patel (Ed.). — New Delhi: Penguin Books (India), 2012. — P. 57. — 279 p. — ISBN 9780670085729.
• Shoma A. Chatterji. Sound Design // [books.google.com/books?id=8y8vN9A14nkC&pg=PT194 Encyclopaedia of Hindi Cinema] / Gulazāra, Govind Nihalani, Saibal Chatterjee (Eds.). — New Delhi, Mumbai: Encyclopædia Britannica, Popular Prakashan, 2003. — P. 169-170. — 652 p. — ISBN 81-7991-066-0.

Ссылки

• «Свет мира» (англ.) на сайте Internet Movie Database

Отрывок, характеризующий Свет мира (фильм)

– Государь, послать дивизию Клапареда? – сказал Бертье, помнивший наизусть все дивизии, полки и батальоны.
Наполеон утвердительно кивнул головой.
Адъютант поскакал к дивизии Клапареда. И чрез несколько минут молодая гвардия, стоявшая позади кургана, тронулась с своего места. Наполеон молча смотрел по этому направлению.
– Нет, – обратился он вдруг к Бертье, – я не могу послать Клапареда. Пошлите дивизию Фриана, – сказал он.
Хотя не было никакого преимущества в том, чтобы вместо Клапареда посылать дивизию Фриана, и даже было очевидное неудобство и замедление в том, чтобы остановить теперь Клапареда и посылать Фриана, но приказание было с точностью исполнено. Наполеон не видел того, что он в отношении своих войск играл роль доктора, который мешает своими лекарствами, – роль, которую он так верно понимал и осуждал.
Дивизия Фриана, так же как и другие, скрылась в дыму поля сражения. С разных сторон продолжали прискакивать адъютанты, и все, как бы сговорившись, говорили одно и то же. Все просили подкреплений, все говорили, что русские держатся на своих местах и производят un feu d'enfer [адский огонь], от которого тает французское войско.
Наполеон сидел в задумчивости на складном стуле.
Проголодавшийся с утра m r de Beausset, любивший путешествовать, подошел к императору и осмелился почтительно предложить его величеству позавтракать.
– Я надеюсь, что теперь уже я могу поздравить ваше величество с победой, – сказал он.
Наполеон молча отрицательно покачал головой. Полагая, что отрицание относится к победе, а не к завтраку, m r de Beausset позволил себе игриво почтительно заметить, что нет в мире причин, которые могли бы помешать завтракать, когда можно это сделать.
– Allez vous… [Убирайтесь к…] – вдруг мрачно сказал Наполеон и отвернулся. Блаженная улыбка сожаления, раскаяния и восторга просияла на лице господина Боссе, и он плывущим шагом отошел к другим генералам.
Наполеон испытывал тяжелое чувство, подобное тому, которое испытывает всегда счастливый игрок, безумно кидавший свои деньги, всегда выигрывавший и вдруг, именно тогда, когда он рассчитал все случайности игры, чувствующий, что чем более обдуман его ход, тем вернее он проигрывает.
Войска были те же, генералы те же, те же были приготовления, та же диспозиция, та же proclamation courte et energique [прокламация короткая и энергическая], он сам был тот же, он это знал, он знал, что он был даже гораздо опытнее и искуснее теперь, чем он был прежде, даже враг был тот же, как под Аустерлицем и Фридландом; но страшный размах руки падал волшебно бессильно.
Все те прежние приемы, бывало, неизменно увенчиваемые успехом: и сосредоточение батарей на один пункт, и атака резервов для прорвания линии, и атака кавалерии des hommes de fer [железных людей], – все эти приемы уже были употреблены, и не только не было победы, но со всех сторон приходили одни и те же известия об убитых и раненых генералах, о необходимости подкреплений, о невозможности сбить русских и о расстройстве войск.
Прежде после двух трех распоряжений, двух трех фраз скакали с поздравлениями и веселыми лицами маршалы и адъютанты, объявляя трофеями корпуса пленных, des faisceaux de drapeaux et d'aigles ennemis, [пуки неприятельских орлов и знамен,] и пушки, и обозы, и Мюрат просил только позволения пускать кавалерию для забрания обозов. Так было под Лоди, Маренго, Арколем, Иеной, Аустерлицем, Ваграмом и так далее, и так далее. Теперь же что то странное происходило с его войсками.
Несмотря на известие о взятии флешей, Наполеон видел, что это было не то, совсем не то, что было во всех его прежних сражениях. Он видел, что то же чувство, которое испытывал он, испытывали и все его окружающие люди, опытные в деле сражений. Все лица были печальны, все глаза избегали друг друга. Только один Боссе не мог понимать значения того, что совершалось. Наполеон же после своего долгого опыта войны знал хорошо, что значило в продолжение восьми часов, после всех употрсбленных усилий, невыигранное атакующим сражение. Он знал, что это было почти проигранное сражение и что малейшая случайность могла теперь – на той натянутой точке колебания, на которой стояло сражение, – погубить его и его войска.
Когда он перебирал в воображении всю эту странную русскую кампанию, в которой не было выиграно ни одного сраженья, в которой в два месяца не взято ни знамен, ни пушек, ни корпусов войск, когда глядел на скрытно печальные лица окружающих и слушал донесения о том, что русские всё стоят, – страшное чувство, подобное чувству, испытываемому в сновидениях, охватывало его, и ему приходили в голову все несчастные случайности, могущие погубить его. Русские могли напасть на его левое крыло, могли разорвать его середину, шальное ядро могло убить его самого. Все это было возможно. В прежних сражениях своих он обдумывал только случайности успеха, теперь же бесчисленное количество несчастных случайностей представлялось ему, и он ожидал их всех. Да, это было как во сне, когда человеку представляется наступающий на него злодей, и человек во сне размахнулся и ударил своего злодея с тем страшным усилием, которое, он знает, должно уничтожить его, и чувствует, что рука его, бессильная и мягкая, падает, как тряпка, и ужас неотразимой погибели обхватывает беспомощного человека.
Известие о том, что русские атакуют левый фланг французской армии, возбудило в Наполеоне этот ужас. Он молча сидел под курганом на складном стуле, опустив голову и положив локти на колена. Бертье подошел к нему и предложил проехаться по линии, чтобы убедиться, в каком положении находилось дело.
– Что? Что вы говорите? – сказал Наполеон. – Да, велите подать мне лошадь.
Он сел верхом и поехал к Семеновскому.
В медленно расходившемся пороховом дыме по всему тому пространству, по которому ехал Наполеон, – в лужах крови лежали лошади и люди, поодиночке и кучами. Подобного ужаса, такого количества убитых на таком малом пространстве никогда не видал еще и Наполеон, и никто из его генералов. Гул орудий, не перестававший десять часов сряду и измучивший ухо, придавал особенную значительность зрелищу (как музыка при живых картинах). Наполеон выехал на высоту Семеновского и сквозь дым увидал ряды людей в мундирах цветов, непривычных для его глаз. Это были русские.
Русские плотными рядами стояли позади Семеновского и кургана, и их орудия не переставая гудели и дымили по их линии. Сражения уже не было. Было продолжавшееся убийство, которое ни к чему не могло повести ни русских, ни французов. Наполеон остановил лошадь и впал опять в ту задумчивость, из которой вывел его Бертье; он не мог остановить того дела, которое делалось перед ним и вокруг него и которое считалось руководимым им и зависящим от него, и дело это ему в первый раз, вследствие неуспеха, представлялось ненужным и ужасным.
Один из генералов, подъехавших к Наполеону, позволил себе предложить ему ввести в дело старую гвардию. Ней и Бертье, стоявшие подле Наполеона, переглянулись между собой и презрительно улыбнулись на бессмысленное предложение этого генерала.
Наполеон опустил голову и долго молчал.
– A huit cent lieux de France je ne ferai pas demolir ma garde, [За три тысячи двести верст от Франции я не могу дать разгромить свою гвардию.] – сказал он и, повернув лошадь, поехал назад, к Шевардину.


Кутузов сидел, понурив седую голову и опустившись тяжелым телом, на покрытой ковром лавке, на том самом месте, на котором утром его видел Пьер. Он не делал никаких распоряжении, а только соглашался или не соглашался на то, что предлагали ему.
«Да, да, сделайте это, – отвечал он на различные предложения. – Да, да, съезди, голубчик, посмотри, – обращался он то к тому, то к другому из приближенных; или: – Нет, не надо, лучше подождем», – говорил он. Он выслушивал привозимые ему донесения, отдавал приказания, когда это требовалось подчиненным; но, выслушивая донесения, он, казалось, не интересовался смыслом слов того, что ему говорили, а что то другое в выражении лиц, в тоне речи доносивших интересовало его. Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся с смертью, нельзя одному человеку, и знал, что решают участь сраженья не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти.
Общее выражение лица Кутузова было сосредоточенное, спокойное внимание и напряжение, едва превозмогавшее усталость слабого и старого тела.
В одиннадцать часов утра ему привезли известие о том, что занятые французами флеши были опять отбиты, но что князь Багратион ранен. Кутузов ахнул и покачал головой.
– Поезжай к князю Петру Ивановичу и подробно узнай, что и как, – сказал он одному из адъютантов и вслед за тем обратился к принцу Виртембергскому, стоявшему позади него:
– Не угодно ли будет вашему высочеству принять командование первой армией.
Вскоре после отъезда принца, так скоро, что он еще не мог доехать до Семеновского, адъютант принца вернулся от него и доложил светлейшему, что принц просит войск.
Кутузов поморщился и послал Дохтурову приказание принять командование первой армией, а принца, без которого, как он сказал, он не может обойтись в эти важные минуты, просил вернуться к себе. Когда привезено было известие о взятии в плен Мюрата и штабные поздравляли Кутузова, он улыбнулся.
– Подождите, господа, – сказал он. – Сражение выиграно, и в пленении Мюрата нет ничего необыкновенного. Но лучше подождать радоваться. – Однако он послал адъютанта проехать по войскам с этим известием.
Когда с левого фланга прискакал Щербинин с донесением о занятии французами флешей и Семеновского, Кутузов, по звукам поля сражения и по лицу Щербинина угадав, что известия были нехорошие, встал, как бы разминая ноги, и, взяв под руку Щербинина, отвел его в сторону.
– Съезди, голубчик, – сказал он Ермолову, – посмотри, нельзя ли что сделать.
Кутузов был в Горках, в центре позиции русского войска. Направленная Наполеоном атака на наш левый фланг была несколько раз отбиваема. В центре французы не подвинулись далее Бородина. С левого фланга кавалерия Уварова заставила бежать французов.
В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.
– Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, – докладывал он.
Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.
Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]