Сидоров, Павел Иванович (медик)

Павел Иванович Сидоров
Дата рождения:	13 марта 1953(1953-03-13) (71 год)
Место рождения:	Архангельск, Архангельская область
Страна:	Россия
Научная сфера:	наркология, психиатрия, экология человека
Место работы:	Северный государственный медицинский университет
Учёная степень:	доктор медицинских наук
Учёное звание:	академик РАН, профессор
Альма-матер:	Архангельский государственный медицинский институт
Научный руководитель:	И. Д. Муратова
Известные ученики:	Г. Б. Дерягин
Награды и премии:

Па́вел Ива́нович Си́доров (род. 13 марта 1953, Архангельск) — советский и российский медик, специализирующийся в сфере наркологии, психиатрии, экологии человека. Доктор медицинских наук, профессор, действительный член РАН, бывший ректор Северного государственного медицинского университета.

Биография

Павел Иванович Сидоров родился в 1953 году в Архангельске. Его родители преподавали в местном лесотехническом институте.

В 1970 году Павел Сидоров поступил на лечебный факультет Архангельского государственного медицинского института (АГМИ). Уже тогда в центре его интересов была психиатрия и, хотя, в институте её изучали лишь на пятом курсе, по просьбе первокурсника Сидорова его зачислили на этот предмет вольнослушателем. Он также посещал студенческий психиатрический кружок. Увлёкшись темой подростковой наркологии, он подготовил доклад «Формирование алкогольных установок у несовершеннолетних», сыгравший в 1974 году роль в открытии в Архангельске подросткового наркологического кабинета. Вклад молодого учёного в профилактику девиантного поведения у подростков был отмечен знаком ЦК ВЛКСМ «За активную работу в комсомоле». Через год после окончания АГМИ Сидоров был удостоен Ломоносовской премии Архангельской областной комсомольской организации за подготовку в соавторстве с профессором И. Д. Муратовой методического пособия «Антиалкогольное воспитание в школе».

Ещё в бытность студентом Павел Сидоров возглавил областной совет молодых учёных и специалистов; он представлял Архангельскую область на XII Всемирном фестивале молодёжи и студентов в Москве. К этому времени он уже защитил кандидатскую диссертацию на тему «Клинико-социальные аспекты алкоголизации и алкоголизма в подростковом и юношеском возрасте» (в 1979 году) и выпустил в 1984 году свою первую монографию по вопросам подросткового алкоголизма. Монографию Сидоров посвятил своему научному руководителю, Изиде Муратовой.

Работая после аспирантуры ассистентом кафедры психиатрии АГМИ, Павел Сидоров за семь лет собрал материал для докторской диссертации по теме «Патогенез алкоголизма у подростков и организация ранней профилактики в условиях Европейского Севера», которую защитил в 1986 году. В 1987 году, в 34 года, он стал профессором кафедры психиатрии, в 1991 году занял должность проректора по научной работе, а в 1993 году ректора АГМИ, в котором с 1994 года также возглавил кафедру психиатрии. В том же году он стал директором Северного научного центра Российской академии медицинских наук (РАМН)^{[неавторитетный источник? 2995 дней]}, а также под эгидой уже бывшей РАМН организовал ежемесячный научно-практический журнал "Экология человека", а в 2002 году - журнал "Наркология". В 1995 года Сидоров стал первым членом-корреспондентом РАМН по новой специальности «экология человека». В 1998 году он был избран заместителем председателя президиума Северо-западного отделения РАМН, а в 2000 году стал действительным членом академии. Он является также действительным членом РАЕН, Академии социальных наук и Академии экологических наук^{[неавторитетный источник? 2995 дней]}, а с 2013 года членом Российской академии наук.

Под руководством П. И. Сидорова Архангельский медицинский институт был преобразован сначала в академию (1994), а затем в университет (2000). Он открыл в СГМУ 12 институтов, 2 НИИ: морской медицины и арктической медицины, 18 специальностей высшего образования, 9 направлений бакалавриата и 3 международных магистратуры. Это позволило организовать на базе СГМУ мультидисциплинарный и надотраслевой научно-учебно-практический инновационный комплекс интегративной медицины на синергетической биопсихосоциодуховной технологической платформе. Количество факультетов вуза выросло с трёх до 18. С 1991 года он возглавляет первый в России докторский диссертационный совет по специальности «безопасность в чрезвычайных ситуациях». Как заведующий кафедрой психиатрии, он был научным руководителем или консультантом при подготовке более 40 кандидатских и более 30 докторских диссертаций.

Член Президиума Совета ректоров медицинских вузов МЗСР РФ. Член Правления Всероссийского общества психиатров. Также был вице-президентом Ломоносовского фонда^{[неавторитетный источник? 2995 дней]}.

С 2012 г. работает главным научным сотрудником в СГМУ.

Уголовное дело

В апреле 2009 года ректор СГМУ был задержан при получении взятки в размере 50 тысяч рублей. Было начато следствие по обвинению в получении взяток путём вымогательства в крупном размере (пункты «в» и «г» части 4 статьи 290 УК РФ), по версии которого в течение 10 лет П. И. Сидоров 197 раз получал взятки от восьми лиц на общую сумму более 6 миллионов рублей.

Сам П. И. Сидоров отрицает предъявленные ему обвинения и утверждает, что на него и его родных и близких оказывают давление. По его заявлению на проведенной им 26 января 2011 года пресс-конференции, действия в отношении него связаны с попыткой рейдерского захвата вуза, так как ректор был против вхождения СГМУ в создаваемый Северный (Арктический) федеральный университет, проректорами которого стали два вице-губернатора Архангельской области. Утверждается также, что в качестве взятки в деле фигурировала часть долга за капитальный ремонт частной ветеринарной клиники, возвращавшегося Сидорову его бывшим сотрудником.

15 июля 2012 года Сидоров по совокупности преступлений был приговорён к 7 годам и 9 месяцам лишения свободы (условно, с испытательным сроком 4 года). Ему также предписано оплатить штраф в размере 1 миллиона рублей (в целом в материалах суда фигурировало получение взяток в общем размере до 6 миллионов). Сидоров был лишён права занимать организационно-распорядительные и административно-хозяйственные должности в государственных органах и структурах местного самоуправления сроком на 3 года, а также государственных наград — ордена «За заслуги перед Отечеством IV степени» и ордена Почета.

22 января 2016 года условное осуждение отменено, и судимость c П. И. Сидорова снята.

Научная деятельность

В сферу научных интересов П. И. Сидорова входят: ментальная экология и медицина, ментальная эпидемиология и превентология, социальная психиатрия и наркология, клиническая психология и медицина катастроф.

П. И. Сидоровым выделены основные группы факторов боевого стресса у участников военных действий в Афганистане и Чечне, систематизированы компенсаторные проявления и защитные реакции, механизмы и этапы становления посттравматических стрессовых расстройств (ПТСР), описаны клинические варианты комбатантной акцентуации и аддиктивного поведения.

Сидоров систематизировал принципы медико-психосоциодуховного обеспечения экспедиционно-вахтовых режимов труда на Крайнем Севере и в морской медицине, выделил новое научное направление этнической медицины и этноэкологии, описывающих культуральную специфику заболеваемости малочисленных народностей Крайнего Севера; в рамках обеспечения этнической безопасности разработал концепцию и внедрил пилотную модель этноэкологического парка на о. Колгуев как новой адаптивной социальной технологии жизнеобеспечения малочисленных народов. Он является автором ряда новых научных концепций и направлений: ментальной медицины и синергетики психического здоровья, деструктивного профессиогенеза и предупреждения психического терроризма, саногенетической терапии и интерактивного лечения зависимых расстройств.

Публикации

П. И. Сидоров — основатель и главный редактор журналов РАН «Экология человека» и «Наркология», член редколлегий 10 международных и всероссийских научных журналов. Автор более 900 научных публикаций, в том числе 56 книг и монографий, 30 учебников и руководств, 430 научных журнальных статей (120 за рубежом), 31 патентов на изобретения. Некоторые книги его авторства удостоены наград и премий:

• «Психология, клиника и профилактика раннего алкоголизма» (1984, в соавт. с акад. РАО Б. С. Братусем) — диплом Министерства здравоохранения РСФСР за победу на республиканском конкурсе научных работ. Книгу посвятил своему учителю - проф. И. Д. Муратовой, под руководством которой в 1974 г. открыл первый в СССР подростковый наркологический кабинет.
• «Системный мониторинг образовательной среды» (2007, в соавт. с проф. Е. Ю. Васильевой) — лучшая научная книга по итогам Всероссийского конкурса Фонда развития отечественного образования.
• «Управление персоналом» (2008, в соавт. с акад. В. И. Стародубовым и доц. И. А. Кононовой), «Наркологическая превентология» (2008) — победы в тематических номинациях на Всероссийском конкурсе «Университетская книга-2008».

Критика

Религиовед, доктор философских наук и заслуженный профессор МГУ им. М. В. Ломоносова И. Я. Кантеров, рассмотрев статью П. И. Сидорова «Психический терроризм — нелетальное оружие массового поражения» в журнале «Независимый психиатрический журнал», отметил, что в ней присутствует «произвольное конструирование автором типологизации религиозных объединений, в которой отсутствуют устойчивые отличительные признаки принадлежности религиозного образования к „тоталитарному культу“». Также Кантеров отметил, что автор статьи заимствует теоретический аппарат и трактовки лишь из работ антикультового движения, отрицательно оценённых как религиоведами, так и некоторыми православными сектоведами. В более ранней статье «Порочная методология и её плоды» в «Независимом психиатрическом журнале», целиком посвящённой П. И. Сидорову, Кантеров критически рассматривает методологию, терминологию и источники, используемые Сидоровым, ставя также следующий вопрос по статье Сидорова: «Действительно ли в России насчитывается около 1 млн. психических террористов, владеющих нелетальным оружием массового поражения?».

Президент Независимой психиатрической ассоциации России Ю. С. Савенко отмечал, что «Независимый психиатрический журнал» не один раз описывал «уровень антикультистской аргументации» Ф. В. Кондратьева, Ю. И. Полищука и П. И. Сидорова, которая является «очевидным признаком упадка отечественной психиатрии».

Ответы на критику

Психиатр и заслуженный врач России доктор медицинских наук, профессор Ф. В. Кондратьев в своём интервью православному культурно-просветительскому сообществу «Переправа» приводит следующее мнение доктора медицинских наук В. Пашковского:

«Создается впечатление, что Савенко родился на сессии ВАСХНИЛ 1948 г, а научился разговаривать на павловской сессии 1951 г. Сравните. Не согласен Савенко с заключением профессора А. Г. Софронова – и сразу удар по черепу: «по большому счету – это монументальный камуфляж, скрывающий существо дела, по отношению к которому все прочее — только приложение», не согласен Савенко с мнением ряда психиатров о пагубном влиянии тоталитарных сект на психическое здоровье — сразу окрик: «Уровень антикультистской аргументации профессоров Ф. В. Кондратьева, Ю. И. Полищука, затем П. И. Сидорова — очевидный признак упадка отечественной психиатрии». «Большевистский пыл Савенко не удерживает его даже от того, чтобы не лягнуть гениальных ученых» ..., «Не думаю, что Савенко является агентом ЦРУ, но если это так, то не завидую я его директору. Агенты ЦРУ работают тоньше».

Награды и звания

В 1992 г. Российской ассоциацией наркологов признан лучшим врачом-наркологом года. Удостоен почетного звания «Заслуженный деятель науки РФ (1997), лауреат премии Правительства РФ в области науки и техники (2006) за разработку и внедрение системного экологического мониторинга как приоритета национальной безопасности, награждён 6-ю государственными медалями РФ, кавалер Золотого почетного знака Национального фонда «Общественное признание», лауреат Национального психологического конкурса «Золотая психея», лауреат премии межрегионального Ломоносовского фонда (как уроженец Холмогорского района создал Ассоциацию потомков рода Ломоносовых). Награждён Почетной грамотой Патриарха Московского и Всея Руси Алексия II. Награждён золотой медалью Альберта Швейцера и орденом «За заслуги в области здравоохранения» Польской академии медицины. В 2009 г. Всемирной федерацией циркумполярной медицины награждён Почетной медалью Джека Хилдеса за выдающийся вклад в развитие арктической медицины как гибридной системы жизнеобеспечения в экстремальной реальности.

• Медаль «За трудовое отличие» (1986)
• Врач-нарколог года (Российская ассоциация наркологов, 1992)^{[неавторитетный источник? 2995 дней]}
• Премия Ломоносовского фонда (1995, 2002)
• Заслуженный деятель науки Российской Федерации (1997)
• Золотой почетный знак Национального фонда «Общественное признание» (2002)
• Орден Почёта (2003, лишен в 2012 году по решению суда)
• Лауреат Национального психологического конкурса «Золотая Психея» (2003)
• Премия Правительства Российской Федерации в области науки и техники (2006)
• Орден «За заслуги перед Отечеством IV степени» (2007, лишен в 2012 году по решению суда)
• Ректор года среди ректоров медицинских вузов («Медицинская газета», 2007)
• Медаль Д. А. Хилдеса за выдающийся вклад в развитие полярной медицины (2009)

П. И. Сидоров также награждён шестью медалями Российской Федерации и польским орденом «За заслуги в области здравоохранения».

Ссылки

• [www.nsmu.ru/general/professors/sidirov.php?sphrase_id=15680 Сидоров Павел Иванович] на сайте СГМУ
• [www.famous-scientists.ru/1486 Сидоров Павел Иванович в энциклопедии «Ученые России»]

Отрывок, характеризующий Сидоров, Павел Иванович (медик)

Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.
– Ах, да, сейчас, подожди… Или нет… да нет, поди скажи, что сейчас приду, – сказал Пьер дворецкому.
Но как только вышел дворецкий, Пьер взял шляпу, лежавшую на столе, и вышел в заднюю дверь из кабинета. В коридоре никого не было. Пьер прошел во всю длину коридора до лестницы и, морщась и растирая лоб обеими руками, спустился до первой площадки. Швейцар стоял у парадной двери. С площадки, на которую спустился Пьер, другая лестница вела к заднему ходу. Пьер пошел по ней и вышел во двор. Никто не видал его. Но на улице, как только он вышел в ворота, кучера, стоявшие с экипажами, и дворник увидали барина и сняли перед ним шапки. Почувствовав на себя устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст, с тем чтобы его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.
Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, вышел на его стук.
– Дома? – спросил Пьер.
– По обстоятельствам нынешним, Софья Даниловна с детьми уехали в торжковскую деревню, ваше сиятельство.
– Я все таки войду, мне надо книги разобрать, – сказал Пьер.
– Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
Макар Алексеевич был, как знал Пьер, полусумасшедший, пивший запоем брат Иосифа Алексеевича.
– Да, да, знаю. Пойдем, пойдем… – сказал Пьер и вошел в дом. Высокий плешивый старый человек в халате, с красным носом, в калошах на босу ногу, стоял в передней; увидав Пьера, он сердито пробормотал что то и ушел в коридор.
– Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели, – сказал Герасим. – В кабинет угодно? – Пьер кивнул головой. – Кабинет как был запечатан, так и остался. Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги.
Пьер вошел в тот самый мрачный кабинет, в который он еще при жизни благодетеля входил с таким трепетом. Кабинет этот, теперь запыленный и нетронутый со времени кончины Иосифа Алексеевича, был еще мрачнее.
Герасим открыл один ставень и на цыпочках вышел из комнаты. Пьер обошел кабинет, подошел к шкафу, в котором лежали рукописи, и достал одну из важнейших когда то святынь ордена. Это были подлинные шотландские акты с примечаниями и объяснениями благодетеля. Он сел за письменный запыленный стол и положил перед собой рукописи, раскрывал, закрывал их и, наконец, отодвинув их от себя, облокотившись головой на руки, задумался.
Несколько раз Герасим осторожно заглядывал в кабинет и видел, что Пьер сидел в том же положении. Прошло более двух часов. Герасим позволил себе пошуметь в дверях, чтоб обратить на себя внимание Пьера. Пьер не слышал его.
– Извозчика отпустить прикажете?
– Ах, да, – очнувшись, сказал Пьер, поспешно вставая. – Послушай, – сказал он, взяв Герасима за пуговицу сюртука и сверху вниз блестящими, влажными восторженными глазами глядя на старичка. – Послушай, ты знаешь, что завтра будет сражение?..
– Сказывали, – отвечал Герасим.
– Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…
– Слушаюсь, – сказал Герасим. – Кушать прикажете?
– Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.


1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»
– Qu'on m'amene les boyards, [Приведите бояр.] – обратился он к свите. Генерал с блестящей свитой тотчас же поскакал за боярами.
Прошло два часа. Наполеон позавтракал и опять стоял на том же месте на Поклонной горе, ожидая депутацию. Речь его к боярам уже ясно сложилась в его воображении. Речь эта была исполнена достоинства и того величия, которое понимал Наполеон.
Тот тон великодушия, в котором намерен был действовать в Москве Наполеон, увлек его самого. Он в воображении своем назначал дни reunion dans le palais des Czars [собраний во дворце царей.], где должны были сходиться русские вельможи с вельможами французского императора. Он назначал мысленно губернатора, такого, который бы сумел привлечь к себе население. Узнав о том, что в Москве много богоугодных заведений, он в воображении своем решал, что все эти заведения будут осыпаны его милостями. Он думал, что как в Африке надо было сидеть в бурнусе в мечети, так в Москве надо было быть милостивым, как цари. И, чтобы окончательно тронуть сердца русских, он, как и каждый француз, не могущий себе вообразить ничего чувствительного без упоминания о ma chere, ma tendre, ma pauvre mere, [моей милой, нежной, бедной матери ,] он решил, что на всех этих заведениях он велит написать большими буквами: Etablissement dedie a ma chere Mere. Нет, просто: Maison de ma Mere, [Учреждение, посвященное моей милой матери… Дом моей матери.] – решил он сам с собою. «Но неужели я в Москве? Да, вот она передо мной. Но что же так долго не является депутация города?» – думал он.
Между тем в задах свиты императора происходило шепотом взволнованное совещание между его генералами и маршалами. Посланные за депутацией вернулись с известием, что Москва пуста, что все уехали и ушли из нее. Лица совещавшихся были бледны и взволнованны. Не то, что Москва была оставлена жителями (как ни важно казалось это событие), пугало их, но их пугало то, каким образом объявить о том императору, каким образом, не ставя его величество в то страшное, называемое французами ridicule [смешным] положение, объявить ему, что он напрасно ждал бояр так долго, что есть толпы пьяных, но никого больше. Одни говорили, что надо было во что бы то ни стало собрать хоть какую нибудь депутацию, другие оспаривали это мнение и утверждали, что надо, осторожно и умно приготовив императора, объявить ему правду.
– Il faudra le lui dire tout de meme… – говорили господа свиты. – Mais, messieurs… [Однако же надо сказать ему… Но, господа…] – Положение было тем тяжеле, что император, обдумывая свои планы великодушия, терпеливо ходил взад и вперед перед планом, посматривая изредка из под руки по дороге в Москву и весело и гордо улыбаясь.
– Mais c'est impossible… [Но неловко… Невозможно…] – пожимая плечами, говорили господа свиты, не решаясь выговорить подразумеваемое страшное слово: le ridicule…
Между тем император, уставши от тщетного ожидания и своим актерским чутьем чувствуя, что величественная минута, продолжаясь слишком долго, начинает терять свою величественность, подал рукою знак. Раздался одинокий выстрел сигнальной пушки, и войска, с разных сторон обложившие Москву, двинулись в Москву, в Тверскую, Калужскую и Дорогомиловскую заставы. Быстрее и быстрее, перегоняя одни других, беглым шагом и рысью, двигались войска, скрываясь в поднимаемых ими облаках пыли и оглашая воздух сливающимися гулами криков.
Увлеченный движением войск, Наполеон доехал с войсками до Дорогомиловской заставы, но там опять остановился и, слезши с лошади, долго ходил у Камер коллежского вала, ожидая депутации.


Москва между тем была пуста. В ней были еще люди, в ней оставалась еще пятидесятая часть всех бывших прежде жителей, но она была пуста. Она была пуста, как пуст бывает домирающий обезматочивший улей.
В обезматочившем улье уже нет жизни, но на поверхностный взгляд он кажется таким же живым, как и другие.
Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
Пчеловод открывает верхнюю колодезню и осматривает голову улья. Вместо сплошных рядов пчел, облепивших все промежутки сотов и греющих детву, он видит искусную, сложную работу сотов, но уже не в том виде девственности, в котором она бывала прежде. Все запущено и загажено. Грабительницы – черные пчелы – шныряют быстро и украдисто по работам; свои пчелы, ссохшиеся, короткие, вялые, как будто старые, медленно бродят, никому не мешая, ничего не желая и потеряв сознание жизни. Трутни, шершни, шмели, бабочки бестолково стучатся на лету о стенки улья. Кое где между вощинами с мертвыми детьми и медом изредка слышится с разных сторон сердитое брюзжание; где нибудь две пчелы, по старой привычке и памяти очищая гнездо улья, старательно, сверх сил, тащат прочь мертвую пчелу или шмеля, сами не зная, для чего они это делают. В другом углу другие две старые пчелы лениво дерутся, или чистятся, или кормят одна другую, сами не зная, враждебно или дружелюбно они это делают. В третьем месте толпа пчел, давя друг друга, нападает на какую нибудь жертву и бьет и душит ее. И ослабевшая или убитая пчела медленно, легко, как пух, спадает сверху в кучу трупов. Пчеловод разворачивает две средние вощины, чтобы видеть гнездо. Вместо прежних сплошных черных кругов спинка с спинкой сидящих тысяч пчел и блюдущих высшие тайны родного дела, он видит сотни унылых, полуживых и заснувших остовов пчел. Они почти все умерли, сами не зная этого, сидя на святыне, которую они блюли и которой уже нет больше. От них пахнет гнилью и смертью. Только некоторые из них шевелятся, поднимаются, вяло летят и садятся на руку врагу, не в силах умереть, жаля его, – остальные, мертвые, как рыбья чешуя, легко сыплются вниз. Пчеловод закрывает колодезню, отмечает мелом колодку и, выбрав время, выламывает и выжигает ее.
Так пуста была Москва, когда Наполеон, усталый, беспокойный и нахмуренный, ходил взад и вперед у Камерколлежского вала, ожидая того хотя внешнего, но необходимого, по его понятиям, соблюдения приличий, – депутации.
В разных углах Москвы только бессмысленно еще шевелились люди, соблюдая старые привычки и не понимая того, что они делали.
Когда Наполеону с должной осторожностью было объявлено, что Москва пуста, он сердито взглянул на доносившего об этом и, отвернувшись, продолжал ходить молча.
– Подать экипаж, – сказал он. Он сел в карету рядом с дежурным адъютантом и поехал в предместье.
– «Moscou deserte. Quel evenemeDt invraisemblable!» [«Москва пуста. Какое невероятное событие!»] – говорил он сам с собой.
Он не поехал в город, а остановился на постоялом дворе Дорогомиловского предместья.
Le coup de theatre avait rate. [Не удалась развязка театрального представления.]


Русские войска проходили через Москву с двух часов ночи и до двух часов дня и увлекали за собой последних уезжавших жителей и раненых.
Самая большая давка во время движения войск происходила на мостах Каменном, Москворецком и Яузском.
В то время как, раздвоившись вокруг Кремля, войска сперлись на Москворецком и Каменном мостах, огромное число солдат, пользуясь остановкой и теснотой, возвращались назад от мостов и украдчиво и молчаливо прошныривали мимо Василия Блаженного и под Боровицкие ворота назад в гору, к Красной площади, на которой по какому то чутью они чувствовали, что можно брать без труда чужое. Такая же толпа людей, как на дешевых товарах, наполняла Гостиный двор во всех его ходах и переходах. Но не было ласково приторных, заманивающих голосов гостинодворцев, не было разносчиков и пестрой женской толпы покупателей – одни были мундиры и шинели солдат без ружей, молчаливо с ношами выходивших и без ноши входивших в ряды. Купцы и сидельцы (их было мало), как потерянные, ходили между солдатами, отпирали и запирали свои лавки и сами с молодцами куда то выносили свои товары. На площади у Гостиного двора стояли барабанщики и били сбор. Но звук барабана заставлял солдат грабителей не, как прежде, сбегаться на зов, а, напротив, заставлял их отбегать дальше от барабана. Между солдатами, по лавкам и проходам, виднелись люди в серых кафтанах и с бритыми головами. Два офицера, один в шарфе по мундиру, на худой темно серой лошади, другой в шинели, пешком, стояли у угла Ильинки и о чем то говорили. Третий офицер подскакал к ним.