Синономэ (эсминец, 1927)
«Синономэ» (яп. 東雲 Утренняя заря?) — японский эскадренный миноносец типа «Фубуки».
Содержание
Строительство
Корпус корабля был заложен 12 августа 1926 года года на стапеле Морского арсенала в Сасэбо. Спуск его на воду состоялся 26 ноября 1927, а флоту он был передан 25 июля 1928 года. 1 августа того же года эсминец был переименован из исходного «№ 40» в «Синономэ».
История службы
После вступления в строй «Синономэ» вместе с однотипными «Муракумо», «Сиракумо» и «Усугумо» вошёл в состав 12-го дивизиона 3-й эскадры 2-го флота. В его составе он принимал участие в патрулировании побережья Китая в ходе шедшей войны и Индокитая в ходе его захвата.
20-26 ноября 1941 года 12-й дивизион перешёл из Курэ в Санья на острове Хайнань. Оттуда 4 декабря он вышел вместе с войсковыми транспортами, сопроводив их до Кота-Бару и вернувшись 11-го в Камрань.
16-го «Синономэ» вышел из Камрани для прикрытия высадки войск у Мири в британском Северном Борнео. Ранним утром 17 декабря у самой точки назначения (04°24′ с. ш. 114°00′ в. д. / 4.400° с. ш. 114.000° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=4.400&mlon=114.000&zoom=14 (O)] (Я)) он внезапно взорвался и затонул, все находившиеся на борту 228 человек погибли. Считалось, что это было следствием подрыва на минном заграждении. Однако в конце 1980-х годов были найдены свидетельства того, что эсминец был потоплен в ходе налёта 3 голландских летающих лодок «Дорнье-24», а двух попаданий 200-кг авиабомб добилась машина с бортовым номером X-32 под командованием лейтенанта Шерпа.
15 января 1942 года «Синономэ» был исключён из списков.
Командиры
- 15.2.1928 — 30.11.1929 капитан 2 ранга (тюса) Токуити Куга (яп. 久我徳一);
- 30.11.1929 — 1.12.1930 капитан 3 ранга (сёса) Суминобу Сакай (яп. 境澄信);
- 1.12.1930 — 1.12.1932 капитан 3 ранга (сёса) Масао Ямамото (яп. 山本正夫);
- 1.12.1932 — 25.1.1933 капитан 2 ранга (тюса) Киёго Такэда (яп. 武田喜代吾);
- 25.1.1933 — 15.11.1933 капитан 2 ранга (тюса) Цутому Сибата (яп. 柴田力);
- 15.11.1933 — 15.11.1934 капитан 2 ранга (тюса) Сигэясу Нисиока (яп. 西岡茂泰);
- 15.11.1934 — 2.11.1936 капитан 2 ранга (тюса) Торадзиро Сато (яп. 佐藤寅治郎);
- 2.11.1936 — 1.7.1937 капитан 3 ранга (сёса) Кацумори Ямасиро (яп. 山代勝守);
- 1.7.1937 — 15.11.1937 капитан 2 ранга (тюса) Масаюки Китамура (яп. 北村昌幸);
- 15.11.1937 — 15.12.1938 капитан 2 ранга (тюса) Киёто Кагава (яп. 香川清登);
- 15.12.1938 — 1.12.1939 капитан 2 ранга (тюса) Кунидзо Канаока (яп. 金岡国三);
- 1.12.1939 — 15.10.1940 капитан 2 ранга (тюса) Магатаро Кога (яп. 古閑孫太郎);
- 15.10.1940 — 17.12.1941 капитан 2 ранга (тюса) Хироси Сасагава (яп. 笹川博中佐).
Источники
- Nevitt, Allyn D. [www.combinedfleet.com/shinon_t.htm IJN Shinonome: Tabular Record of Movement]. Long Lancers. Combinedfleet.com (1998).
- Visser, Jan [www.dutcheastindies.webs.com/shinonome.html Who sank IJN destroyer Shinonome, December 1941?]. Forgotten Campaign: The Dutch East Indies Campaign 1941-1942 (2000).
- Олюнин Л. А. Японские эскадренные миноносцы типа «Фубуки». — Санкт-Петербург, 2005. — 69 с. — ISBN 5-902236-24-X.
|
Напишите отзыв о статье "Синономэ (эсминец, 1927)"
Отрывок, характеризующий Синономэ (эсминец, 1927)
Лицо дядюшки было очень значительно и даже красиво, когда он говорил это. Ростов невольно вспомнил при этом всё, что он хорошего слыхал от отца и соседей о дядюшке. Дядюшка во всем околотке губернии имел репутацию благороднейшего и бескорыстнейшего чудака. Его призывали судить семейные дела, его делали душеприказчиком, ему поверяли тайны, его выбирали в судьи и другие должности, но от общественной службы он упорно отказывался, осень и весну проводя в полях на своем кауром мерине, зиму сидя дома, летом лежа в своем заросшем саду.– Что же вы не служите, дядюшка?
– Служил, да бросил. Не гожусь, чистое дело марш, я ничего не разберу. Это ваше дело, а у меня ума не хватит. Вот насчет охоты другое дело, это чистое дело марш! Отворите ка дверь то, – крикнул он. – Что ж затворили! – Дверь в конце коридора (который дядюшка называл колидор) вела в холостую охотническую: так называлась людская для охотников. Босые ноги быстро зашлепали и невидимая рука отворила дверь в охотническую. Из коридора ясно стали слышны звуки балалайки, на которой играл очевидно какой нибудь мастер этого дела. Наташа уже давно прислушивалась к этим звукам и теперь вышла в коридор, чтобы слышать их яснее.
– Это у меня мой Митька кучер… Я ему купил хорошую балалайку, люблю, – сказал дядюшка. – У дядюшки было заведено, чтобы, когда он приезжает с охоты, в холостой охотнической Митька играл на балалайке. Дядюшка любил слушать эту музыку.
– Как хорошо, право отлично, – сказал Николай с некоторым невольным пренебрежением, как будто ему совестно было признаться в том, что ему очень были приятны эти звуки.
– Как отлично? – с упреком сказала Наташа, чувствуя тон, которым сказал это брат. – Не отлично, а это прелесть, что такое! – Ей так же как и грибки, мед и наливки дядюшки казались лучшими в мире, так и эта песня казалась ей в эту минуту верхом музыкальной прелести.
– Еще, пожалуйста, еще, – сказала Наташа в дверь, как только замолкла балалайка. Митька настроил и опять молодецки задребезжал Барыню с переборами и перехватами. Дядюшка сидел и слушал, склонив голову на бок с чуть заметной улыбкой. Мотив Барыни повторился раз сто. Несколько раз балалайку настраивали и опять дребезжали те же звуки, и слушателям не наскучивало, а только хотелось еще и еще слышать эту игру. Анисья Федоровна вошла и прислонилась своим тучным телом к притолке.
– Изволите слушать, – сказала она Наташе, с улыбкой чрезвычайно похожей на улыбку дядюшки. – Он у нас славно играет, – сказала она.
– Вот в этом колене не то делает, – вдруг с энергическим жестом сказал дядюшка. – Тут рассыпать надо – чистое дело марш – рассыпать…
– А вы разве умеете? – спросила Наташа. – Дядюшка не отвечая улыбнулся.
– Посмотри ка, Анисьюшка, что струны то целы что ль, на гитаре то? Давно уж в руки не брал, – чистое дело марш! забросил.
Анисья Федоровна охотно пошла своей легкой поступью исполнить поручение своего господина и принесла гитару.
Дядюшка ни на кого не глядя сдунул пыль, костлявыми пальцами стукнул по крышке гитары, настроил и поправился на кресле. Он взял (несколько театральным жестом, отставив локоть левой руки) гитару повыше шейки и подмигнув Анисье Федоровне, начал не Барыню, а взял один звучный, чистый аккорд, и мерно, спокойно, но твердо начал весьма тихим темпом отделывать известную песню: По у ли и ице мостовой. В раз, в такт с тем степенным весельем (тем самым, которым дышало всё существо Анисьи Федоровны), запел в душе у Николая и Наташи мотив песни. Анисья Федоровна закраснелась и закрывшись платочком, смеясь вышла из комнаты. Дядюшка продолжал чисто, старательно и энергически твердо отделывать песню, изменившимся вдохновенным взглядом глядя на то место, с которого ушла Анисья Федоровна. Чуть чуть что то смеялось в его лице с одной стороны под седым усом, особенно смеялось тогда, когда дальше расходилась песня, ускорялся такт и в местах переборов отрывалось что то.
– Прелесть, прелесть, дядюшка; еще, еще, – закричала Наташа, как только он кончил. Она, вскочивши с места, обняла дядюшку и поцеловала его. – Николенька, Николенька! – говорила она, оглядываясь на брата и как бы спрашивая его: что же это такое?
Николаю тоже очень нравилась игра дядюшки. Дядюшка второй раз заиграл песню. Улыбающееся лицо Анисьи Федоровны явилось опять в дверях и из за ней еще другие лица… «За холодной ключевой, кричит: девица постой!» играл дядюшка, сделал опять ловкий перебор, оторвал и шевельнул плечами.