Эскадренные миноносцы типа «Муракумо»
Эскадренные миноносцы типа «Муракумо» (яп. 叢雲型駆逐艦 Муракумогата кутикукан?) — тип японских эскадренных миноносцев. Также известен как тип «Синономэ».
Содержание
Предыстория
Активное развитие миноносцев, наглядным подтверждением чему стала японо-китайской война, в частности-успешная атака на китайскую военно-морскую базу Вэйхайвэй, заставило японский Морской Генеральный штаб обратить внимание на корабли, способные бороться с ними. Основные принципы развития флота были сформулированы в программе 1896 года, по которой и были определены ТТХ первых японских эскадренных миноносцев. В 1896—1897 годах было заказано сразу 12 кораблей: 6 компании «Ярроу»(тип «Икадзути») и 6 компании «Торникрофт»(тип «Муракумо»).
Строительство и конструкция
Проект эсминцев был создан на основе ранних британских представителей класса B,они являлись типичными представителями этого типа для начала XX века. Япония закупила несколько серий таких кораблей, а позже развернула их производство на своих верфях: всего в состав японского флота вошло около 55 единиц,последние из которых(типа «Камикадзэ») были построены в 1909 году.
Эсминцы строились по тому же техническому заданию, что и корабли постройки «Ярроу», но при этом имели существенные отличия, связанные прежде всего с применением более эффективных котлов конструкции Торникрофта. Большая паропроизводительность позволила уменьшить их число до трёх, перекомпоновать котельные отделения, спарив дымоходы и уменьшив таким образом количество дымовых труб с 4 до 2. Это дало кораблям нехарактерный для японских эсминцев того времени и в то же время менее заметный силуэт. В силу того,что котлы Торникрофта имели меньшую высоту,нежели котлы конструкции Ярроу, они не выступали над палубой,а из-за более низкого расположения центра тяжести улучшилась и остойчивость.
Эсминцы этого типа оказались мореходнее своих аналогов, построенных «Ярроу», несмотря на более чем на 10% меньшее водоизмещение. Все корабли превысили контрактную скорость: на ходовых испытаниях «Усугумо» развил 30,37 узлов, «Кагэро» 30,45 узлов, а «Сирануи» 30,517 узлов.
В 1901-1902 компания «Торникрофт» дополнительно построила ещё два корабля по изменённому проекту(тип «Сиракумо»).
История службы
К началу русско-японской войны «Кагэро», «Муракумо», «Югири», «Сирануи» числились в 5-м отряде истребителей, «Усугумо» и «Синономэ» — в 3-м. Действовали под Порт-Артуром. Корабли 3-го отряда участвовали в бою со «Стерегущим».
После начала войны была проведена модернизация, заключающаяся в замене носового 57-мм орудия на второе 76-мм(что дало японцам значительное преимущество в огневой мощи над русскими эсминцами),установке радиотелеграфной станции(для растяжки антенн которой между торпедными аппаратами пришлось поставить легкую грот-мачту),переносу камбуза из жилого отсека в небольшую рубку, размещенную за котельным вентилятором между первой и второй трубами. Всё это приблизило характеристики кораблей к более позднему типу «Харусамэ».
В ходе Цусимского сражения «Югири» получил повреждения при столкновении с «Харусамэ». Днём 28 мая истребители 5-го отряда приняли активное участие в преследовании русских эскадренных миноносцев,пытавшихся прорваться во Владивосток. «Муракумо» вёл бой с эсминцем «Быстрый», который смог на короткое время оторваться,но из-за острой нехватки угля был выброшен на корейский берег и взорван командой. «Кагэро» преследовал «Грозного»,который в ходе боя нанёс ему повреждения и смог прорваться во Владивосток. «Сирануи» же вступил в тяжёлый бой с «Громким» и после часовой дуэли всё же потопил его, получив при этом более 20 попаданий и чудом уцелев в силу того,что попавшая в него русская торпеда не взорвалась.
Как и в случае с типом «Икадзути», высокой оказалась аварийность в мирное время. 10 мая 1909 года тайфуном были выброшены на берег и серьёзно повреждены «Муракумо» и «Синономэ». Оба были восстановлены: первый в Тоба, второй в Йокосука. «Синономэ» же 23 июля 1913 года он погиб в тайфуне у побережья Формозы. Тогда же был повреждён «Усугумо», но его удалось восстановить.
«Кагэро» осенью 1914 года в составе 13-го дивизиона эсминцев участвовал в блокаде Циндао.
После окончания Первой Мировой войны все пять оставшихся эсминцев были разоружены и позднее, в 1922—1925 годах списаны.
Представители серии
| Название | Место постройки | Заложен | Спущен на воду | Введён в строй | Судьба |
|---|---|---|---|---|---|
| Муракумо (яп. 叢雲 Гряда облаков?) | John I. Thornycroft & Company , Чизик, Великобритания | 1 октября 1897 года | 16 ноября 1898 года | 29 декабря 1898 года | Использовался как плавучий склад с апреля 1919 года, как минный тральщик с июля 1920; как посыльное судно с апреля 1922, сдан на слом 4 июня 1925 |
| Синономэ (яп. 東雲 Утренняя заря?) | John I. Thornycroft & Company , Чизик, Великобритания | 1 октября 1897 года | 14 декабря 1898 года | 1 февраля 1898 года | Потерпел крушение у берегов Тайваня 23 июля 1913 года; исключён из списков 6 августа 1913 года |
| Югири (яп. 夕霧 Вечерний туман?) | John I. Thornycroft & Company , Чизик, Великобритания | 1 ноября 1897 года | 26 января 1899 года | 10 марта 1899 года | Использовался как плавучий склад с апреля 1919 года, как минный тральщик с июля 1920; исключён из списков 1 апреля 1922 года |
| Сирануи (яп. 不知火 Фосфоресцирующий свет на море?) | John I. Thornycroft & Company , Чизик, Великобритания | 1 января 1898 года | 15 марта 1899 года | 13 мая 1899 года | Использовался как минный тральщик с апреля 1922 года, как посыльное судно с августа 1923 года; исключён из списков 25 февраля 1925 года |
| Кагэро (яп. 陽炎 Струящийся от жары воздух?) | John I. Thornycroft & Company , Чизик, Великобритания | 1 августа 1898 года | 23 октября 1899 года | 31 октября 1899 года | Использовался как посыльное судно с апреля 1922 года; исключён из списков 25 февраля 1925 года |
| Усугумо (яп. 薄雲 Мелкие облака («барашки»)?) | John I. Thornycroft & Company , Чизик, Великобритания | 1 сентября 1898 года | 1 января 1900 года | 1 февраля 1900 года | Использовался как минный тральщик с апреля 1922 года, как посыльное судно с августа 1923 года; сдан на слом 29 апреля 1925. |
См. также
Напишите отзыв о статье "Эскадренные миноносцы типа «Муракумо»"
Литература
- [wunderwaffe.narod.ru/Magazine/BKM/Jap_DD/ Патянин С. В. Эскадренные миноносцы и миноносцы Японии 1879—1945 гг.]
|
||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Эскадренные миноносцы типа «Муракумо»
Князь Андрей чувствовал в Наташе присутствие совершенно чуждого для него, особенного мира, преисполненного каких то неизвестных ему радостей, того чуждого мира, который еще тогда, в отрадненской аллее и на окне, в лунную ночь, так дразнил его. Теперь этот мир уже более не дразнил его, не был чуждый мир; но он сам, вступив в него, находил в нем новое для себя наслаждение.После обеда Наташа, по просьбе князя Андрея, пошла к клавикордам и стала петь. Князь Андрей стоял у окна, разговаривая с дамами, и слушал ее. В середине фразы князь Андрей замолчал и почувствовал неожиданно, что к его горлу подступают слезы, возможность которых он не знал за собой. Он посмотрел на поющую Наташу, и в душе его произошло что то новое и счастливое. Он был счастлив и ему вместе с тем было грустно. Ему решительно не об чем было плакать, но он готов был плакать. О чем? О прежней любви? О маленькой княгине? О своих разочарованиях?… О своих надеждах на будущее?… Да и нет. Главное, о чем ему хотелось плакать, была вдруг живо сознанная им страшная противуположность между чем то бесконечно великим и неопределимым, бывшим в нем, и чем то узким и телесным, чем он был сам и даже была она. Эта противуположность томила и радовала его во время ее пения.
Только что Наташа кончила петь, она подошла к нему и спросила его, как ему нравится ее голос? Она спросила это и смутилась уже после того, как она это сказала, поняв, что этого не надо было спрашивать. Он улыбнулся, глядя на нее, и сказал, что ему нравится ее пение так же, как и всё, что она делает.
Князь Андрей поздно вечером уехал от Ростовых. Он лег спать по привычке ложиться, но увидал скоро, что он не может спать. Он то, зажжа свечку, сидел в постели, то вставал, то опять ложился, нисколько не тяготясь бессонницей: так радостно и ново ему было на душе, как будто он из душной комнаты вышел на вольный свет Божий. Ему и в голову не приходило, чтобы он был влюблен в Ростову; он не думал о ней; он только воображал ее себе, и вследствие этого вся жизнь его представлялась ему в новом свете. «Из чего я бьюсь, из чего я хлопочу в этой узкой, замкнутой рамке, когда жизнь, вся жизнь со всеми ее радостями открыта мне?» говорил он себе. И он в первый раз после долгого времени стал делать счастливые планы на будущее. Он решил сам собою, что ему надо заняться воспитанием своего сына, найдя ему воспитателя и поручив ему; потом надо выйти в отставку и ехать за границу, видеть Англию, Швейцарию, Италию. «Мне надо пользоваться своей свободой, пока так много в себе чувствую силы и молодости, говорил он сам себе. Пьер был прав, говоря, что надо верить в возможность счастия, чтобы быть счастливым, и я теперь верю в него. Оставим мертвым хоронить мертвых, а пока жив, надо жить и быть счастливым», думал он.
В одно утро полковник Адольф Берг, которого Пьер знал, как знал всех в Москве и Петербурге, в чистеньком с иголочки мундире, с припомаженными наперед височками, как носил государь Александр Павлович, приехал к нему.
– Я сейчас был у графини, вашей супруги, и был так несчастлив, что моя просьба не могла быть исполнена; надеюсь, что у вас, граф, я буду счастливее, – сказал он, улыбаясь.
– Что вам угодно, полковник? Я к вашим услугам.
– Я теперь, граф, уж совершенно устроился на новой квартире, – сообщил Берг, очевидно зная, что это слышать не могло не быть приятно; – и потому желал сделать так, маленький вечерок для моих и моей супруги знакомых. (Он еще приятнее улыбнулся.) Я хотел просить графиню и вас сделать мне честь пожаловать к нам на чашку чая и… на ужин.
– Только графиня Елена Васильевна, сочтя для себя унизительным общество каких то Бергов, могла иметь жестокость отказаться от такого приглашения. – Берг так ясно объяснил, почему он желает собрать у себя небольшое и хорошее общество, и почему это ему будет приятно, и почему он для карт и для чего нибудь дурного жалеет деньги, но для хорошего общества готов и понести расходы, что Пьер не мог отказаться и обещался быть.
– Только не поздно, граф, ежели смею просить, так без 10 ти минут в восемь, смею просить. Партию составим, генерал наш будет. Он очень добр ко мне. Поужинаем, граф. Так сделайте одолжение.
Противно своей привычке опаздывать, Пьер в этот день вместо восьми без 10 ти минут, приехал к Бергам в восемь часов без четверти.
Берги, припася, что нужно было для вечера, уже готовы были к приему гостей.
В новом, чистом, светлом, убранном бюстиками и картинками и новой мебелью, кабинете сидел Берг с женою. Берг, в новеньком, застегнутом мундире сидел возле жены, объясняя ей, что всегда можно и должно иметь знакомства людей, которые выше себя, потому что тогда только есть приятность от знакомств. – «Переймешь что нибудь, можешь попросить о чем нибудь. Вот посмотри, как я жил с первых чинов (Берг жизнь свою считал не годами, а высочайшими наградами). Мои товарищи теперь еще ничто, а я на ваканции полкового командира, я имею счастье быть вашим мужем (он встал и поцеловал руку Веры, но по пути к ней отогнул угол заворотившегося ковра). И чем я приобрел всё это? Главное умением выбирать свои знакомства. Само собой разумеется, что надо быть добродетельным и аккуратным».
Берг улыбнулся с сознанием своего превосходства над слабой женщиной и замолчал, подумав, что всё таки эта милая жена его есть слабая женщина, которая не может постигнуть всего того, что составляет достоинство мужчины, – ein Mann zu sein [быть мужчиной]. Вера в то же время также улыбнулась с сознанием своего превосходства над добродетельным, хорошим мужем, но который всё таки ошибочно, как и все мужчины, по понятию Веры, понимал жизнь. Берг, судя по своей жене, считал всех женщин слабыми и глупыми. Вера, судя по одному своему мужу и распространяя это замечание, полагала, что все мужчины приписывают только себе разум, а вместе с тем ничего не понимают, горды и эгоисты.
Берг встал и, обняв свою жену осторожно, чтобы не измять кружевную пелеринку, за которую он дорого заплатил, поцеловал ее в середину губ.
– Одно только, чтобы у нас не было так скоро детей, – сказал он по бессознательной для себя филиации идей.
– Да, – отвечала Вера, – я совсем этого не желаю. Надо жить для общества.
– Точно такая была на княгине Юсуповой, – сказал Берг, с счастливой и доброй улыбкой, указывая на пелеринку.
В это время доложили о приезде графа Безухого. Оба супруга переглянулись самодовольной улыбкой, каждый себе приписывая честь этого посещения.
«Вот что значит уметь делать знакомства, подумал Берг, вот что значит уметь держать себя!»
– Только пожалуйста, когда я занимаю гостей, – сказала Вера, – ты не перебивай меня, потому что я знаю чем занять каждого, и в каком обществе что надо говорить.
Берг тоже улыбнулся.
– Нельзя же: иногда с мужчинами мужской разговор должен быть, – сказал он.
Пьер был принят в новенькой гостиной, в которой нигде сесть нельзя было, не нарушив симметрии, чистоты и порядка, и потому весьма понятно было и не странно, что Берг великодушно предлагал разрушить симметрию кресла, или дивана для дорогого гостя, и видимо находясь сам в этом отношении в болезненной нерешительности, предложил решение этого вопроса выбору гостя. Пьер расстроил симметрию, подвинув себе стул, и тотчас же Берг и Вера начали вечер, перебивая один другого и занимая гостя.
Вера, решив в своем уме, что Пьера надо занимать разговором о французском посольстве, тотчас же начала этот разговор. Берг, решив, что надобен и мужской разговор, перебил речь жены, затрогивая вопрос о войне с Австриею и невольно с общего разговора соскочил на личные соображения о тех предложениях, которые ему были деланы для участия в австрийском походе, и о тех причинах, почему он не принял их. Несмотря на то, что разговор был очень нескладный, и что Вера сердилась за вмешательство мужского элемента, оба супруга с удовольствием чувствовали, что, несмотря на то, что был только один гость, вечер был начат очень хорошо, и что вечер был, как две капли воды похож на всякий другой вечер с разговорами, чаем и зажженными свечами.
