Славянская топонимия Германии
Поделись знанием:
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.
Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.
Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.
Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.
Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.
(перенаправлено с «Славянская топонимика Германии»)
Славянские племена лужичан, лютичей, бодричей, поморян, руян издревле заселяли территорию современной восточной, северной и отчасти северо-западной Германии[1][2], а также часть Баварии[3]. Как утверждается в настоящее время некоторыми исследователями — во второй половине VI века они сменили племена лангобардов, ругов, лугиев, хизобрадов, варинов, велетов и прочих обитавших здесь в античные времена народов[4][5].
Однако, как отмечают многие исследователи, существует «удивительное совпадение племенных названий полабских, поморских и других западных славян с древнейшими, известными на данной территории этническими наименованиями рубежа первых веков нашей эры», упомянутыми в римских источниках. Всего таких парных, совпадающих античных и средневековых славянских названий племён, живших в данной местности, известно около пятнадцати[6].
Позднее, в ходе средневековой немецкой экспансии, славянское население в течение нескольких столетий подверглось постепенной ассимиляции.
В XVIII веке исчез полабский язык (последний ареал — Нижняя Саксония, район Люхова). В настоящее время единственным не до конца онемеченным славянским народом Германии остаются лужичане.
Особенности образования славянских топонимов
Славянские народы, издревле проживавшие на территории современной Германии, оставили после себя многочисленные топонимы. При этом какая-то часть топонимов может иметь более древнее германское или даже общеиндоевропейское происхождение[7]. В условиях двуязычия часть топонимов приобрело смешанный славяно-германский характер[8].
Значительная часть славянских топонимов образована при помощи следующих суффиксов[9]:
- -ин (-in) — Берли́н[10], Швери́н, Витци́н, Деви́н, Альт-Тетери́н, Карпи́н. Обычно это -in ударное (в отличие от германских топонимов, имеющих ударение на первый слог).
- -ен (-en) на востоке Германии — результат германизации славянских суффиксов с -н- (-ин, -ина, -нь, -яне)[11].
- -иц (нем. -itz)— Ла́узиц (Лужица), Кемниц. «Окончания» -иц/-ц , как правило, соответствуют славянским окончаниям -иц/-ица (-ic/-ica) или -ицы (-icy). Например: Добраниц (нем. Dobranitz), с лужицкого — Добранецы (в.-луж. Dobranecy), Добершюц (нем. Doberschütz) — Доброшицы (в.-луж. Dobrošicy).
- -ов[12] (-ow, фонетически [o]) — Любов, Тетеров, Гюстров, Трептов, Лютов, Гольцов, Миров, Буров.
- -ау (-au) на востоке Германии — Люббенау, Шпандау, Торгау.
Окончания -ау (-au) в топонимах славянского происхождения в большинстве случаев являются германизированными окончаниями -ов (-ow)[13], однако не всегда: например, Добершау (нем. Doberschau) с лужицкого (в.-луж. Dobruša) — Добруша. Следует отметить, что окончание -ау (-au) также типично для многочисленных топонимов гидронимического немецкого происхождения.[14]
Часто встречаются смешанные формы:
- немецкий корень + славянское имя собственное;
- славянский и немецкий корни;
- немецкое имя собственное + славянский суффикс (Арнтиц).
Наиболее известные топонимы славянского происхождения
- Хемниц — нем. Chemnitz, в.-луж. Kamjenica, назван по наименованию небольшой речки Кемниц, притоку реки Цвиккауэр-Мульде (нем. Zwickauer Mulde). Само слово «chemnitz» происходит от «kamjenica» из языка лужицких сербов и означает «каменистый ручей/река». В Чехии город называется Saská Kamenice — «Саксонская Каменица».
- Лаузиц, Лужица — нем. Lausitz от в.-луж. Łužica (Лужица), первоначально — «болотистый край»[15]. Лужица — это историческая область Германии, в которой до сих пор проживает славянский народ лужичане. В Польше и Чехии область называется Лужице — польск. Łużyce, чеш. Lužice.
- Лейпциг - от слова Липск (ср. Липецк).
- Любек — нем. Lübeck — Любице[16]. Основан недалеко от вагрской крепости Любице (нем. Liubice). Иногда упоминается как Любица, Любицы или Льюбице. В Польше город называется польск. Lubeka (Любека), в средневековых латинских текстах как Lvbeca (Лубека).
- Росток — нем. Rostock — Росток означает место, где вода растекается в разные стороны[17].
- Ратцебург — славянское поселение Ратибор впервые упоминается в документах германского короля Генриха IV в 1062 году как Racesburg. Название происходит от имени ободритского князя Ратибора (сокращ. нем. Ratse)[18]. Это распространеное в средневековье славянское имя, встречается, в том числе, в русских летописях[19].
- Пренцлау — нем. Prenzlau — в.-луж. Prenzlawj [Пренцлавь][20].
- Цоссен — нем. Zossen[20] — Sosny[21] [Со́сны][22].
- Бранденбург — нем. Brandenburg. По-славянски Бранибор. По-нижнелужицки город и сейчас называется Braniboŕ pśi Habołu[23]. Город Нойбранденбург по-славянски также называется Новый Бранибор[24].
Распространённость славянских топонимов в современной Германии
Славянские топонимы широко распространены в следующих современных землях Германии:
- Нижняя Саксония — территории восточнее Гамбурга, так называемый «Вендланд».
- Шлезвиг-Гольштейн — восточная его половина.
- Мекленбург — Передняя Померания — повсеместное распространение.
- Бранденбург — повсеместное распространение.
- Берлин — многочисленные топонимы славянского происхождения на территории города.
- Саксония-Анхальт — повсеместное распространение.
- Саксония — повсеместное распространение.
- Тюрингия — повсеместное распространение.
- Бавария — восточная, центральная и северная части земли.
Статус славянских названий в современной Лужице
Славянские варианты названий на территории Лужицы имеют официальный статус. Что прописано в «Законе о правах сербов в Свободном государстве Саксония». Сам закон написан одновременно по-немецки и по-верхнелужицки. По-славянски он называется Zakoń wo prawach Serbow w Swobodnym staće Sakska (Sakski serbski zakoń — SSZ) z dnja 31. měrca 1999. Немецкое название документа выглядит как Gesetz über die Rechte der Sorben im Freistaat Sachsen (Sächsisches Sorbengesetz — SächsSorbG) vom 31. März 1999[25]. Полный текст закона, включая перечень славянских названий, зафиксированных в документе — доступны в интернете. Эти названия, наряду с немецкими, указываются на дорожных указателях и в картах.
См. также
- Славянская топонимия Австрии
- Лужичане, лютичи, бодричи, поморяне, руяне
- Полабские славяне
- Западные славяне
- Венды
- de:Deutsch-Niedersorbische Ortsnamensliste
- de:Deutsch-Obersorbische Ortsnamensliste
Напишите отзыв о статье "Славянская топонимия Германии"
Примечания
- ↑ S. Brather, Archäologie der westlichen Slawen : Siedlung, Wirtschaft und Gesellschaft im früh- und hochmittelalterlichen Ostmitteleuropa. De Gruyter, 2001, стр. 89-98 [books.google.ca/books?id=d47NB589ZO0C&hl=de]
- ↑ Полабские славяне в борьбе с немцами VII—XII ст. А.Павинский. 1871 г [svetaland.webgarden.cz/unnamed-20 pdf]
- ↑ [www.datenmatrix.de/cgi-local/hdbg-karten/karten.cgi?action=detail&templ=01_01_karten_detail_druck&id=140 Распространение славянских топонимов в Баварии]
- ↑ Joachim Herrmann, Die Slawen in Deutschland : Geschichte und Kultur der slawischen Stämme westlich von Oder und Neiße vom 6. bis 12. Jahrhundert; ein Handbuch. Akademie-Verlag Berlin, 1985. стр. 10, 22, 23.
- ↑ E. Schwarz, Germanische Stammeskunde. Heidelberg o.J. стр. 81, 116
- ↑ [historic.ru/books/item/f00/s00/z0000115/st006.shtml Вениамин Павлович Кобычев — В поисках прародины славян, М. «Наука», 1973, глава «Язык Земли». С цитатами из различных работ.]
- ↑ Joachim Herrmann, Die Slawen in Deutschland : Geschichte und Kultur der slawischen Stämme westlich von Oder und Neiße vom 6. bis 12. Jahrhundert; ein Handbuch. Akademie-Verlag Berlin, 1985. стр. 22, 23.
- ↑ Марченко Н. В. [www.lib.ua-ru.net/inode/5140.html Північнонімецькі топоніми слов’янського походження.] Автореферат дисертація на здобуття наукового ступеня кандидата філологічних наук. — Київ, 2005
- ↑ Марченко Н. В. [www.lib.ua-ru.net/inode/5140.html Північнонімецькі топоніми слов’янського походження.] Автореферат дисертація на здобуття наукового ступеня кандидата філологічних наук. — Київ, 2005.
- ↑ Inge Bily. [books.google.ru/books?id=uMPJ7iscKDoC&printsec=frontcover&source=gbs_summary_s&cad=0 Ortsnamenbuch des Mittelelbegebietes] — Berlin: Akademie Verlag, 1996, S. 24
- ↑ Ernst Eichler, Hans Walther, Städtenamenbuch der DDR, 2 Aufl. 1988. стр. 25
- ↑ Inge Bily. [books.google.ru/books?id=uMPJ7iscKDoC&printsec=frontcover&source=gbs_summary_s&cad=0 Ortsnamenbuch des Mittelelbegebietes] — Berlin: Akademie Verlag, 1996, S. 31
- ↑ Inge Bily. [books.google.ru/books?id=uMPJ7iscKDoC&printsec=frontcover&source=gbs_summary_s&cad=0 Ortsnamenbuch des Mittelelbegebietes] — Berlin: Akademie Verlag, 1996, S. 49
- ↑ W. König, dtv — Atlas deutsche Sprache, стр. 131—132, ISBN 3-423-03025-9
- ↑ Макс Фасмер. [vasmer.narod.ru/p2/d530.htm Этимологический словарь русского языка]. — М.: Прогресс, 1986. — Т. II. — С. 530.
- ↑ Johannes Baltzer und Friedrich Bruns. Die Bau- und Kunstdenkmäler der Freien und Hansestadt Lübeck. — Herausgegeben von der Baubehörde. Band III: Kirche zu Alt-Lübeck. Dom. Jakobikirche. Ägidienkirche. — Lübeck: Verlag von Bernhard Nöhring, 1920. — S. 1-8. — Unveränderter Nachdruck 2001: ISBN 3-89557-167-9.
- ↑ Paul Kühnel: Die slavischen Ortsnamen in Meklenburg in Jahrbücher des Vereins für Mecklenburgische Geschichte und Altertumskunde. — Bd. 46 (1881). — S. 122.
- ↑ [www.manfred-hiebl.de/genealogie-mittelalter/ratzeburg_grafen_von/ratzeburg.html Lexikon des Mittelalters (Энциклопедия средневековья). Ratzeburg.] (нем.)
- ↑ В «Новгородской первой летописи старшего извода» за 1270 год читаем: «побѣгоша къ князю на Городище тысячьскыи Ратиборъ, Гаврило Кыяниновъ и инии приятели его».
- ↑ 1 2 [gaer27.uni-trier.de/CLL/Ortsnamen/IV_Die%20Bildungsweise%20der%20deutschen%20Ortsnamen.html Примеры славянских топонимов Германии]
- ↑ [web.archive.org/web/20060221054651/luzice.cz/soubory/mapaSemik2.jpg Карта Лужици и окрестностей с указанием славянских названий. Южнее Берлина показан город Zossen в скобочках дано славянское название Sosny]
- ↑ Лужицкая буква «s» читается как русская «с» (ИСТОЧНИК: Трофимович Верхнелужицко-русский словарь. — М.: «Русский язык» — Бауцен, «Домовина», 1974. — С. 23.
- ↑ [dsb.wikipedia.org/wiki/Nimsko-serbska_lis%C4%87ina_m%C4%9Bstnych_mjenjow Сводная таблица названий в лужицкой Википедии]
- ↑ [halat.pl/atlas_slowianszczyzny_zach.jpg Карта из книги 'Atlas nazw geograficznych Słowiańszczyzny Zachodniej Kozierowski S. Kozierowski, 1934. Poznań: Nauka i Praca']
- ↑ [www.tcm-kp.de/downloads/saechsischessorbengesetz.pdf Текст закона.]
Литература
- Inge Bily. [books.google.ru/books?id=uMPJ7iscKDoC&printsec=frontcover&source=gbs_summary_s&cad=0 Ortsnamenbuch des Mittelelbegebietes] — Berlin: Akademie Verlag, 1996. ISBN 3-05-002505-0; ISBN 978-3-05-002505-6. (нем.)
- J. E. Schmaler. [books.google.ru/books?id=gOwGAAAAQAAJ&pg=RA3-PA568&lpg=RA3-PA568&source=web&ots=CPMyTuwVkl&sig=7xgpsOoYTwlWmh8ylZiPYUmcsxg&hl=ru Jahrbücher für slawische Literatur, Kunst und Wissenschaft. Jahrgang 1854.] — Bautzen: 1854. [books.google.ru/books/pdf/Jahrb__cher_f__r_slawische_Literatur__Ku.pdf?id=gOwGAAAAQAAJ&output=pdf&sig=pCKgMtNBfAUdzRZDaknIQLsVC6A (PDF 28,4Mb)] (нем.)
- Марченко Н. В. [www.lib.ua-ru.net/inode/5140.html Північнонімецькі топоніми слов’янського походження.] Автореферат дисертація на здобуття наукового ступеня кандидата філологічних наукю — Київ, 2005.
- Ernst Eichler, Hans Walther, Städtenamenbuch der DDR, 2 Aufl. 1988.
- Ernst Eichler, Slawische Ortsnamen zwischen Saale und Neisse : ein Kompendium, Domowina Verlag, 1987.
- D. Berger, DUDEN, Geographische Namen in Deutschland, 1999.
- Joachim Herrmann und Autorenkollektiv, Die Slawen in Deutschland : Geschichte und Kultur der slawischen Stämme westlich von Oder und Neiße vom 6. bis 12. Jahrhundert; ein Handbuch. Akademie-Verlag Berlin, 1985. 530 Seiten.
- Reinhold Trautmann, Die Elb- und Ostseeslawischen Ortsnamen, Teil I, Akademie-Verlag Berlin, 1948.
Ссылки
- [gaer27.uni-trier.de/CLL/Ortsnamen/IV_Die%20Bildungsweise%20der%20deutschen%20Ortsnamen.html Die Bildungsweise der deutschen Ortsnamen] (нем.)
- [www.datenmatrix.de/cgi-local/hdbg-karten/karten.cgi?action=detail&templ=01_01_karten_detail_druck&id=140 Распространение топонимов славянского и смешанного происхождения в Баварии.] (нем.)
- [www.dolnoserbski.de/dnw/index.htm Deutsch-Niedersorbisches Wörterbuch: Stichwortsuche.] Zweigstelle für niedersorbische Forschungen des Sorbischen Instituts. (нем.)
- [www.onomastik.com/on_slawische_ortsnamen.php Slawische ortsnamen] (нем.)
Отрывок, характеризующий Славянская топонимия Германии
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.
Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.
Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.
Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.
Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.
