Сливовица (картина)
| |
| Эдуар Мане | |
| Сливовица. 1877 | |
| фр. La Prune | |
| холст, масло. 73,6 × 50,2 см | |
| Национальная галерея искусства, Вашингтон | |
«Сливовица» (фр. La Prune) — также известна как «Сливянка», «Сливовое бренди» — картина художника-импрессиониста Эдуара Мане; год создания неизвестен, однако предполагают, что картина была написана приблизительно в 1877 г.
Содержание
Описание
Картина представляет собой этюд одиночества. На ней запечатлена тихая, почти меланхолическая[1], сцена — сидящая в кафе молодая женщина. Зрители смотрят на женщину вблизи — скорее всего, глазами одного из посетителей. Она может быть проституткой, ожидающей клиента, или простой торговкой, ищущей отвлечённой болтовни. На столе стоит рюмка со сливой, вымоченной в бренди — фирменное блюдо парижских кафе (изначально рисовалась как бокал с пивом) — именно бренди со сливой и дало название картине Мане. Слива могла быть отсылкой к женской сексуальности; в качестве подобного символа она использовалось во многих произведениях — в том числе и в знаменитом «Улиссе» Дж. Джойса. Женщина склонилась вперёд, опираясь головой о правую руку и облокачиваясь на мраморную столешницу, уставившись в пространство бессмысленным взглядом. Левая рука безвольно лежит на столе, удерживая незажжённую сигарету. На женщине надето розовое платье с расшитыми манжетами, белая блуза и чёрная шляпа, драпированная шёлком и тесьмой. Позади её головы витиеватая декоративная решётка отопления — чуть выше багряной банкетки, на которой и расположилась героиня.
История картины
Ориентировочно в 1881 году Мане продал картину коллекционеру Шарлю Дёдону. После смерти Дёдона в 1914 году картину унаследовала его жена, и до 1919 «Сливовица» была продана известному неоимпрессионисту — Артуру Сачсу. Позже через агентство «M. Knoedler & Со» перешла в коллекцию Пола Меллона, а затем она была подарена Национальной галерее искусства в Вашингтоне, США.
Происхождение
Мане писал картину, основываясь на личных наблюдениях, подмеченных в знаменитых «Новых Афинах»[1] на площади Пигалль в Париже. Как бы там ни было, задний фон «Сливовицы» — декоративная решётка и её золочёная рама — не могут тягаться с декором именитого кафе. И это наводит на мысль о том, что картина рисовалась в мастерской Мане[2], где, как известно, у художника был мраморный столик с железными ножками а-ля кафе. Мане для картины использовал простую технику: например, слива в рюмке и пальцы левой руки написаны всего-то несколькими мягкими мазками[1].
Натурщица и похожие картины
Меланхоличную женщину изобразила натурщица Эллен Андре, также позировавшая вместе с Марселеном Дебутеном для схожей картины Эдгара Дега — «Абсент», 1876 г. Схожесть работ двух импрессионистов[2] может служить основанием для того, чтобы считать «Сливовицу» Мане ответом картине Дега. Но если работа последнего показывает нам лишь унылую сцену пьяного отчаяния, подкреплённого абсентом; то картина Мане изображает более обнадёживающую ситуацию — ведь есть шанс, что кто-то нарушит пьяное женское одиночество. Та же актриса — Эллен Андре — появляется в картине Ренуара «Завтрак гребцов», в которой она также изображена как женщина пьющая и одинокая.
Напишите отзыв о статье "Сливовица (картина)"
Примечания
Ссылки
- [www.nga.gov/fcgi-bin/tinfo_f?object=53034 «Сливовица»]
- [books.google.co.uk/books?id=oJMxKI0Ye7QC&pg=PA181 «Мане, Моне и вокзал Сен-Лазар»]
- [books.google.co.uk/books?id=t_s30St7VEMC&pg=PA244 «Manet Manette»]
| ||||||
 |
В данной статье или разделе имеется список источников или внешних ссылок, но источники отдельных утверждений остаются неясными из-за отсутствия сносок. Утверждения, не подкреплённые источниками, могут быть поставлены под сомнение и удалены. Вы можете улучшить статью, внеся более точные указания на источники.
|
Отрывок, характеризующий Сливовица (картина)
Вечером оставшись один на новом месте, он долго не мог заснуть. Он читал, потом потушил свечу и опять зажег ее. В комнате с закрытыми изнутри ставнями было жарко. Он досадовал на этого глупого старика (так он называл Ростова), который задержал его, уверяя, что нужные бумаги в городе, не доставлены еще, досадовал на себя за то, что остался.Князь Андрей встал и подошел к окну, чтобы отворить его. Как только он открыл ставни, лунный свет, как будто он настороже у окна давно ждал этого, ворвался в комнату. Он отворил окно. Ночь была свежая и неподвижно светлая. Перед самым окном был ряд подстриженных дерев, черных с одной и серебристо освещенных с другой стороны. Под деревами была какая то сочная, мокрая, кудрявая растительность с серебристыми кое где листьями и стеблями. Далее за черными деревами была какая то блестящая росой крыша, правее большое кудрявое дерево, с ярко белым стволом и сучьями, и выше его почти полная луна на светлом, почти беззвездном, весеннем небе. Князь Андрей облокотился на окно и глаза его остановились на этом небе.
Комната князя Андрея была в среднем этаже; в комнатах над ним тоже жили и не спали. Он услыхал сверху женский говор.
– Только еще один раз, – сказал сверху женский голос, который сейчас узнал князь Андрей.
– Да когда же ты спать будешь? – отвечал другой голос.
– Я не буду, я не могу спать, что ж мне делать! Ну, последний раз…
Два женские голоса запели какую то музыкальную фразу, составлявшую конец чего то.
– Ах какая прелесть! Ну теперь спать, и конец.
– Ты спи, а я не могу, – отвечал первый голос, приблизившийся к окну. Она видимо совсем высунулась в окно, потому что слышно было шуршанье ее платья и даже дыханье. Всё затихло и окаменело, как и луна и ее свет и тени. Князь Андрей тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия.
– Соня! Соня! – послышался опять первый голос. – Ну как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, – сказала она почти со слезами в голосе. – Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало.
Соня неохотно что то отвечала.
– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.
На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
