Смирнов, Николай Иванович (адмирал)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Николай Иванович Смирнов

Адмирал флота Смирнов Н.И.
Дата рождения

22 сентября (5 октября) 1917(1917-10-05)

Место рождения

Костромская губерния, Российская республика ныне Костромская область

Дата смерти

8 июля 1992(1992-07-08) (74 года)

Место смерти

Москва, Российская Федерация

Принадлежность

СССР СССР

Род войск

СССР СССР

Годы службы

1937 — 1992

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Командовал

Тихоокеанский флот

Сражения/войны

Великая Отечественная война

Награды и премии

Никола́й Ива́нович Смирно́в (22 сентября (5 октября1917 год, деревня Робцово Костромской губернии, ныне в составе Парфеньевского района Костромской области — 8 июля 1992 года, Москва) — советский военачальник, адмирал флота. Герой Советского Союза (1984).





Довоенное время

Родился в семье крестьянина. Русский. Окончил два курса Института инженеров промышленного строительства. С 1937 года в рабоче-крестьянском Красном флоте[1]. Окончил Высшее военно-морское училище имени М. В. Фрунзе в 1939 году. С сентября 1939 года служил на Тихоокеанском флоте, был штурманом экипажа подводной лодки, затем помощник командира и командир подводной лодки. В 1942 году окончил Высшие специальные классы командного состава ВМФ.

Великая Отечественная война

В боевых действиях Великой Отечественной войны участвовал с июня по сентябрь 1944 года, когда был переведён на Черноморский флот и назначен командиром подводной лодки.

Послевоенное время

После войны продолжал службу на Черноморском флоте, был начальником штаба дивизиона подводных лодок, командиром дивизиона подводных лодок. С 1950 года — заместитель начальника, позднее начальник управления штаба Черноморского флота. С 1953 года — командир части, затем — начальник штаба соединения подводных лодок Черноморского флота. В 1956—1957 годах — командующий подводными силами Черноморского флота.

В 1959 году окончил Военную академию Генерального штаба Вооружённых сил СССР. С 1959 года — командующий подводными силами Балтийского флота. С 1960 года — начальник штаба Черноморского флота. С 1964 года — начальник управления — заместитель начальника Главного Штаба ВМФ СССР. С 10 марта 1969 года — командующий Тихоокеанским флотом. С 11 сентября 1974 года — первый заместитель Главнокомандующего Военно-Морским флотом СССР[1]. 5 ноября 1973 года Н. И. Смирнову присвоено воинское звание адмирал флота.

С марта 1988 года — военный инспектор-советник Группы генеральных инспекторов Министерства обороны СССР.

Член ВКП(б) с 1942 года. Кандидат в члены ЦК КПСС в 1971—1976 годах. Депутат Верховного Совета СССР 8-11-го созывов (1970—1989).

Последние годы жизни жил в Москве, на фасаде дома установлена мемориальная доска. Похоронен на Новодевичьем кладбище. Именем адмирала Смирнова названы улицы в городе Владивосток и селе Парфеньево.

Награды

Напишите отзыв о статье "Смирнов, Николай Иванович (адмирал)"

Примечания

  1. 1 2 Радиоконтроль — Тачанка / [под общ. ред. Н. В. Огаркова]. — М. : Военное изд-во М-ва обороны СССР, 1980. — С. 393. — (Советская военная энциклопедия : [в 8 т.] ; 1976—1980, т. 7).</span>
  2. </ol>

Литература

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=1851 Смирнов, Николай Иванович (адмирал)]. Сайт «Герои Страны».

Отрывок, характеризующий Смирнов, Николай Иванович (адмирал)

Историческая наука в движении своем постоянно принимает все меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого нибудь явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе.
Всякий вывод истории, без малейшего усилия со стороны критики, распадается, как прах, ничего не оставляя за собой, только вследствие того, что критика избирает за предмет наблюдения большую или меньшую прерывную единицу; на что она всегда имеет право, так как взятая историческая единица всегда произвольна.
Только допустив бесконечно малую единицу для наблюдения – дифференциал истории, то есть однородные влечения людей, и достигнув искусства интегрировать (брать суммы этих бесконечно малых), мы можем надеяться на постигновение законов истории.
Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий.
Историки, отвечая на этот вопрос, излагают нам деяния и речи нескольких десятков людей в одном из зданий города Парижа, называя эти деяния и речи словом революция; потом дают подробную биографию Наполеона и некоторых сочувственных и враждебных ему лиц, рассказывают о влиянии одних из этих лиц на другие и говорят: вот отчего произошло это движение, и вот законы его.
Но ум человеческий не только отказывается верить в это объяснение, но прямо говорит, что прием объяснения не верен, потому что при этом объяснении слабейшее явление принимается за причину сильнейшего. Сумма людских произволов сделала и революцию и Наполеона, и только сумма этих произволов терпела их и уничтожила.
«Но всякий раз, когда были завоевания, были завоеватели; всякий раз, когда делались перевороты в государстве, были великие люди», – говорит история. Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн и чтобы возможно было найти законы войны в личной деятельности одного человека. Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов.
Всякий раз, как я вижу движение паровоза, я слышу звук свиста, вижу открытие клапана и движение колес; но из этого я не имею права заключить, что свист и движение колес суть причины движения паровоза.
Крестьяне говорят, что поздней весной дует холодный ветер, потому что почка дуба развертывается, и действительно, всякую весну дует холодный ветер, когда развертывается дуб. Но хотя причина дующего при развертыванье дуба холодного ветра мне неизвестна, я не могу согласиться с крестьянами в том, что причина холодного ветра есть раэвертыванье почки дуба, потому только, что сила ветра находится вне влияний почки. Я вижу только совпадение тех условий, которые бывают во всяком жизненном явлении, и вижу, что, сколько бы и как бы подробно я ни наблюдал стрелку часов, клапан и колеса паровоза и почку дуба, я не узнаю причину благовеста, движения паровоза и весеннего ветра. Для этого я должен изменить совершенно свою точку наблюдения и изучать законы движения пара, колокола и ветра. То же должна сделать история. И попытки этого уже были сделаны.
Для изучения законов истории мы должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами. Никто не может сказать, насколько дано человеку достигнуть этим путем понимания законов истории; но очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов и что на этом пути не положено еще умом человеческим одной миллионной доли тех усилий, которые положены историками на описание деяний различных царей, полководцев и министров и на изложение своих соображений по случаю этих деяний.


Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличению быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голодной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стремительности.
В русском войске по мере отступления все более и более разгорается дух озлобления против врага: отступая назад, оно сосредоточивается и нарастает. Под Бородиным происходит столкновение. Ни то, ни другое войско не распадаются, но русское войско непосредственно после столкновения отступает так же необходимо, как необходимо откатывается шар, столкнувшись с другим, с большей стремительностью несущимся на него шаром; и так же необходимо (хотя и потерявший всю свою силу в столкновении) стремительно разбежавшийся шар нашествия прокатывается еще некоторое пространство.
Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее.