Соловей (сказка)
| Соловей | |
| Nattergalen | |
| Жанр: | |
|---|---|
| Автор: | |
| Язык оригинала: | |
| Дата написания: |
1843 |
 Текст произведения в Викитеке | |
«Соловей» (дат. Nattergalen) — сказка Ханса Кристиана Андерсена, написанная в 1843 году. Включена автором в сборник «Новые сказки», адресованный людям разных возрастов[1].
В 1914 году Игорь Стравинский создал по сказке «Соловей» одноимённую оперу, в 1917-м — симфоническую поэму «Песня соловья»[2].
Сюжет
Дворец китайского императора славился не только красотой, но и великолепным пением соловья, жившего в саду. Путешественники, побывавшие в столице императора, по возвращении домой рассказывали о крылатом певце как о чуде. Учёные описывали его в книгах, поэты слагали о нём стихи.
В конце концов император попросил своих приближённых найти птицу и доставить её во дворец. Те долго искали; когда же увидели соловья на ветке, то удивились: он выглядел очень скромно. Соловей согласился посетить придворный праздник. Он запел, и на глазах у императора выступили слёзы. Оставшись во дворце, соловей поселился в отдельной комнатке. Теперь он жил в окружении двенадцати слуг и гулял дважды в сутки.
Однажды императору прислали в подарок искусственного соловья. Когда его заводили, он начинал исполнять мелодию — одну-единственную, но очень красивую. Придворный капельмейстер решил, что теперь птицы будут выступать дуэтом, но слаженного исполнения не получилось: искусственный пел как шарманка. Тем не менее он имел успех: придворные слушали его тридцать три раза подряд. Когда же вспомнили про живого соловья, оказалось, что он покинул дворец.
Искусственная птица стала любимой игрушкой императора. Но в один из дней механизм дал сбой, и мелодия смолкла. После ремонта, сделанного часовщиком, было объявлено, что из-за изношенности зубчиков заводить искусственного соловья можно лишь один раз в год.
Пять лет спустя император тяжело заболел. В спальню, где он лежал, пришла Смерть. Внезапно раздалось чудесное пение: это вернулся живой соловей. Он пел до тех пор, пока Смерть не вылетела в окно. Когда император начал благодарить птицу за спасение, та ответила, что слёзы, увиденные на его глазах в момент первого пения, — самая большая награда для певца. Проснувшись утром здоровым, император попросил соловья остаться во дворце. Крылатый певец отказался , пояснив, что должен летать по свету, рассказывать о добре и зле, радовать своей мелодией и крестьянина, и рыбака.
Художественные особенности
Андерсена, который был творчески близок к литературному романтизму, интересовала тема искусства в целом и судьба художника в частности. Развивая её в сказке «Соловей», он создал фантастический сюжет, включив в повествование эпизод о том, как во время поисков птицы в саду придворные, не замечавшие её пения, поначалу спутали соловьиные трели с кваканьем лягушки[3].
Основная тема сказки — столкновение живого и ложного искусства. Под живым подразумевается то искусство, что близко природе. Образцом ложного является механическая птица, умеющая исполнять лишь одну мелодию и напоминающая шарманку. В ней нет настоящего звука; её ценят лишь «важничающие придворные», готовые променять подлинную музыку на её машинную имитацию. В тяжёлый для императора час заводная игрушка молчит, тогда как искренняя песня живого соловья изгоняет смерть и помогает человеку выздороветь[4]:
|
В эстетике Андерсена природа противопоставляется искусственности, жизнь - «механике». В этом противопоставлении явно слышны отзвуки романтической эстетики. Но если механический соловей у Андерсена жалок и ничтожен, то это отнюдь не затрагивает области механики как таковой. | 
|
Финал сказки возвышенный: соловей отказывается жить во дворце, но обещает прилетать и петь «о счастливых и несчастных, о добре и зле» — о том, что всегда окружало императора, но было ему непонятно и недоступно до тех пор, пока за ним не пришла смерть. По мнению литературоведа Сергея Тураева , Андерсен этой концовкой даёт понять, что «поэт видит больше, чем сильные мира сего, и слово его не только радует, но и заставляет задуматься над жребием людским»[3]:
|
|
Да и сам автор, чудаковатый, такой непрактичный в жизни, словно сошёл со страниц своей романтической новеллы. |
|
Адаптации
В 1914 году в «Гранд-опера» состоялась премьера лирической оперы Игоря Стравинского «Соловей» (антрепренёр — Сергей Дягилев, художник — Александр Бенуа)[2]. Обращение композитора именно к этому произведению Андерсена не случайно: «оно буквально пронизано музыкой». Это касается и пения соловья, и своеобразного музыкального турнира, который придворные устроили для живой и искусственной птицы, и «характерных звуковых образов фонового свойства», использованных Стравинским при работе над оперой. По стечению обстоятельств, это своё первое произведение для музыкального театра никогда не бывавший в Китае Стравинский начал в 1908 году, в год смерти последней китайской императрицы Цыси из маньчжурской династии Цин[5].
Позднее к «Соловью» стали обращаться театральные режиссёры: так, в 1975 году Валерий Белякович поставил одноимённый спектакль в Театре юных москвичей[6]; в 1980-х сказка (под названием «Соловей и император») была воплощена на сцене белорусского Государственного театра кукол[7].
Напишите отзыв о статье "Соловей (сказка)"
Примечания
- ↑ Муравьева И. И. Андерсен // [feb-web.ru/feb/kle/Kle-abc/ke1/ke1-2221.htm Краткая литературная энциклопедия] / Главный редактор А. А. Сурков. — М.: Советская энциклопедия, 1962. — Т. 1. — С. 222—223.
- ↑ 1 2 Имре Балашша, Дердь Гал. [www.classic-music.ru/guide051.html Путеводитель по операм]. — Corvina, 1965. — 850 с.
- ↑ 1 2 Тураев С. В. Андерсен // Зарубежная литература. — М.: Просвещение, 1972. — С. 163. — 320 с.
- ↑ Сильман Т. Сказки Андерсена // Андерсен. Сказки и истории. В двух томах. — Л.: Художественная литература, 1969. — Т. 1. — С. 7. — 578 с.
- ↑ Брагинская Н. А. [cyberleninka.ru/article/n/solovey-stravinskogo-andersena-mezhdu-vostokom-i-zapadom «Соловей» Стравинского — Андерсена: между Востоком и Западом] // Известия Российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена. — 2012. — № 151.
- ↑ Татьяна Виноградова [magazines.russ.ru/ra/2010/4/vi29.html (Старосельская Н. Д. «Виктор Авилов»)] // Дети Ра. — 2010. — № 4 (66).
- ↑ Борис Голдовский. [books.google.ru/books?id=DYOWAwAAQBAJ&pg=PR53&dq=Андерсен,+Соловей,+история+создания&hl=ru&sa=X&ei=V2CiVMmnLoTqyQPe94GIBA&ved=0CBsQ6AEwAA#v=onepage&q=Андерсен,%20Соловей,%20история%20создания&f=false История белорусского театра кукол. Опыт конспекта]. — ВАИН ГРАФ, 2014.
| ||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Соловей (сказка)
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.
Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.
В ночь 11 го октября он лежал, облокотившись на руку, и думал об этом.
В соседней комнате зашевелилось, и послышались шаги Толя, Коновницына и Болховитинова.
– Эй, кто там? Войдите, войди! Что новенького? – окликнул их фельдмаршал.
Пока лакей зажигал свечу, Толь рассказывал содержание известий.
– Кто привез? – спросил Кутузов с лицом, поразившим Толя, когда загорелась свеча, своей холодной строгостью.
– Не может быть сомнения, ваша светлость.
– Позови, позови его сюда!
Кутузов сидел, спустив одну ногу с кровати и навалившись большим животом на другую, согнутую ногу. Он щурил свой зрячий глаз, чтобы лучше рассмотреть посланного, как будто в его чертах он хотел прочесть то, что занимало его.
– Скажи, скажи, дружок, – сказал он Болховитинову своим тихим, старческим голосом, закрывая распахнувшуюся на груди рубашку. – Подойди, подойди поближе. Какие ты привез мне весточки? А? Наполеон из Москвы ушел? Воистину так? А?
Болховитинов подробно доносил сначала все то, что ему было приказано.
