Соломон I (царь Имеретии)

Соломон I სოლომონ I<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Царь Имеретии
1752 — 1766
Предшественник:	Александр V
Преемник:	Теймураз
Царь Имеретии
1768 — 1784
Предшественник:	Теймураз
Преемник:	Давид II
Вероисповедание:	Православие, грузинская церковь
Рождение:	1735(1735)
Смерть:	23 апреля 1784(1784-04-23)
Место погребения:	Гелатский монастырь, Гелати
Род:	Багратионы
Отец:	Александр V
Мать:	Тамара Абашидзе
Супруга:	1) Тинатин Шервашидзе 2) Мариам Дадиани 3) Гулькан Цулукидзе.
Дети:	Александр (1760-1780); Дареджан (1756-1827), жена князя Кайхосро Абашидзе; Мариам (1769-1845), жена князя Эльбасара Эристави

Соломон I (груз. სოლომონ I; 1735 — 23 апреля 1784) — царь Имерети с 1752 по 1766 годы и снова с 1768 до своей смерти в 1784 году. Старший сын и преемник имеретинского царя Александра V.

Биография

В марте 1752 года после смерти своего отца Александра V Соломон занял имеретинский царский престол. В 1757 году турецкий султан направил против Соломона большое войско, основная часть которого расположилась на Хресильском поле. Перед началом сражения Соломон перекрыл все дороги, идущие из Поти, Гурии и Ахалциха, чтобы турки не смогли получить подкрепление. 14 декабря 1757 года грузины перешли в наступление, и несмотря на то, что вначале успех был на стороне османов, грузины, не щадя себя, самоотверженно боролись до конца битвы и одержали блестящую победу.

В 1758 году картлийский царь Теймураз II, кахетинский царь Ираклий II и имеретинский царь Соломон I заключили союз о взаимопомощи против общего врага. В 1759 году Соломон созвал чрезвычайное церковное собрание, на котором было принято решение о введении смертного наказания за участие в «торговле пленными».

В 1766 году большое войско османов (по некоторым данным 100 тысяч человек) вторглось в Имерети. Они заняли всю Квемо (Нижнюю) Имерети и посадили царем в Кутаиси двоюродного брата Соломона — Теймураза Мамуковича. Соломон вновь обратился за помощью к России, но и на сей раз попытка оказалась тщетной. Несмотря на это, как только османы покинули страну, Соломон вернул себе трон. Теймураз бежал из Кутаиси. Бескомпромиссная борьба грузин во главе с Соломоном I вынудила Турцию начать мирные переговоры. По договору, заключенному в 1767 году, Турция признавала Имерети не в вассальной зависимости, а под своим покровительством. В 1768 году в битве при Цхрацкаро Соломон окончательно разбил Теймураза Мамуковича и заточил его в тюрьму.

В 1768 году Соломон I отправил в Россию своего посла Максиме Кутатели. Приезд грузинского посла совпал с началом очередной Русско-турецкой войны. Россия была заинтересована в военных действиях против Турции на Кавказе, поэтому она решила отправить в Грузию немногочисленный отряд под предводительством генерал-майора графа Готтлоба Курта Генриха Тотлебена. Осенью 1769 года Тотлебен уже был в Имерети. Русско-грузинский отряд взял Шорапанскую крепость. В это время Соломон получил известие, что в Имерети вторглись турки-османы, и отправился на встречу с врагом. Тотлебен же вернулся в Картли. Русские лишь весной 1770 года после Аспиндзского сражения вернулись в Имерети. Тотлебен действовал по своему усмотрению, совершенно не считаясь с Соломоном. Вскоре графа Генриха Тотлебена сменил генерал-майор Алексей Николаевич Сухотин. Несмотря на неоднократные предупреждения не начинать военных действий за освобождение Поти (из-за болотистой местности) генерал-майор Алексей Сухотин все же начал наступление, в результате чего большая часть воинов заболела лихорадкой. В 1772 году русское войско покинуло Грузию.

В 1773 году Соломон и Ираклий возобновили договор о взаимопомощи. В 1774 году ахалцихский паша решил выступить против Имерети. Заманив османов в теснины реки Чхеримела, имеретское войско наголову разбило их.

По Кючук-Кайнарджийскому договору 1774 года между Россией и Турцией, Россия признала суверенитет Турции над Западной Грузией при условии, что Турция откажется от дани со стороны Имеретинского царства.

В 1778 году против Соломона восстал его собственный сын Александр. Царь подавил восстание, но сам факт был большим ударом для Соломона. Вскоре после этого события Александр скончался.

В 1780 году османы вторглись в Одиши (Мегрелию) со стороны Абхазии. Соломон оказал помощь мегрельскому князю Дадиани и грузины победили врага в битве при Рухской крепости. После этого османы стали угрожать нападением со стороны Аджаро-Гурии. Царь решил дать отпор в направлении Батуми-Кобулети и стал тайно готовиться к наступлению. Но противник узнал о замысле царя и эффект неожиданности провалился. Грузины все же добились определенных успехов. Они заняли Кобулетский край и достигли Батуми. На обратном пути царь столкнулся с засевшими в засаде османами и лишь самоотверженность грузин спасла царя от пленения.

В апреле 1784 году имеретинский царь Соломон I Великий скончался. Его похоронили в Гелати.

За год до своей смерти Соломон I объявил наследником престола своего племянника Давида Арчиловича, внука царя Картли-Кахети Ираклия II (мать Давида была дочерью Ираклия). Когда Соломон умер, Давиду было 12 лет и он рос у деда. Этим воспользовался двоюродный брат Соломона Давид Георгиевич и при поддержке некоторых имеретских тавадов занял имеретский царский престол.

Семья

Царь Имеретии Соломон Великий был трижды женат. Его первой женой была княжна Тинатин Шервашидзе, вторично женился на княжне Мариам Дадиани. В третий раз женился на Гулькан Цулукидзе. Дети: Александр (1760—1780); Дарейан (1756—1827), жена с 1768 года князя Кайхосро Абашидзе; Мариам (1769—1845), жена князя Эльбасара Эристави (1738—1813).

Отрывок, характеризующий Соломон I (царь Имеретии)

В Финляндской войне ему удалось также отличиться. Он поднял осколок гранаты, которым был убит адъютант подле главнокомандующего и поднес начальнику этот осколок. Так же как и после Аустерлица, он так долго и упорно рассказывал всем про это событие, что все поверили тоже, что надо было это сделать, и за Финляндскую войну Берг получил две награды. В 19 м году он был капитан гвардии с орденами и занимал в Петербурге какие то особенные выгодные места.
Хотя некоторые вольнодумцы и улыбались, когда им говорили про достоинства Берга, нельзя было не согласиться, что Берг был исправный, храбрый офицер, на отличном счету у начальства, и нравственный молодой человек с блестящей карьерой впереди и даже прочным положением в обществе.
Четыре года тому назад, встретившись в партере московского театра с товарищем немцем, Берг указал ему на Веру Ростову и по немецки сказал: «Das soll mein Weib werden», [Она должна быть моей женой,] и с той минуты решил жениться на ней. Теперь, в Петербурге, сообразив положение Ростовых и свое, он решил, что пришло время, и сделал предложение.
Предложение Берга было принято сначала с нелестным для него недоумением. Сначала представилось странно, что сын темного, лифляндского дворянина делает предложение графине Ростовой; но главное свойство характера Берга состояло в таком наивном и добродушном эгоизме, что невольно Ростовы подумали, что это будет хорошо, ежели он сам так твердо убежден, что это хорошо и даже очень хорошо. Притом же дела Ростовых были очень расстроены, чего не мог не знать жених, а главное, Вере было 24 года, она выезжала везде, и, несмотря на то, что она несомненно была хороша и рассудительна, до сих пор никто никогда ей не сделал предложения. Согласие было дано.
– Вот видите ли, – говорил Берг своему товарищу, которого он называл другом только потому, что он знал, что у всех людей бывают друзья. – Вот видите ли, я всё это сообразил, и я бы не женился, ежели бы не обдумал всего, и это почему нибудь было бы неудобно. А теперь напротив, папенька и маменька мои теперь обеспечены, я им устроил эту аренду в Остзейском крае, а мне прожить можно в Петербурге при моем жалованьи, при ее состоянии и при моей аккуратности. Прожить можно хорошо. Я не из за денег женюсь, я считаю это неблагородно, но надо, чтоб жена принесла свое, а муж свое. У меня служба – у нее связи и маленькие средства. Это в наше время что нибудь такое значит, не так ли? А главное она прекрасная, почтенная девушка и любит меня…
Берг покраснел и улыбнулся.
– И я люблю ее, потому что у нее характер рассудительный – очень хороший. Вот другая ее сестра – одной фамилии, а совсем другое, и неприятный характер, и ума нет того, и эдакое, знаете?… Неприятно… А моя невеста… Вот будете приходить к нам… – продолжал Берг, он хотел сказать обедать, но раздумал и сказал: «чай пить», и, проткнув его быстро языком, выпустил круглое, маленькое колечко табачного дыма, олицетворявшее вполне его мечты о счастьи.
Подле первого чувства недоуменья, возбужденного в родителях предложением Берга, в семействе водворилась обычная в таких случаях праздничность и радость, но радость была не искренняя, а внешняя. В чувствах родных относительно этой свадьбы были заметны замешательство и стыдливость. Как будто им совестно было теперь за то, что они мало любили Веру, и теперь так охотно сбывали ее с рук. Больше всех смущен был старый граф. Он вероятно не умел бы назвать того, что было причиной его смущенья, а причина эта была его денежные дела. Он решительно не знал, что у него есть, сколько у него долгов и что он в состоянии будет дать в приданое Вере. Когда родились дочери, каждой было назначено по 300 душ в приданое; но одна из этих деревень была уж продана, другая заложена и так просрочена, что должна была продаваться, поэтому отдать имение было невозможно. Денег тоже не было.
Берг уже более месяца был женихом и только неделя оставалась до свадьбы, а граф еще не решил с собой вопроса о приданом и не говорил об этом с женою. Граф то хотел отделить Вере рязанское именье, то хотел продать лес, то занять денег под вексель. За несколько дней до свадьбы Берг вошел рано утром в кабинет к графу и с приятной улыбкой почтительно попросил будущего тестя объявить ему, что будет дано за графиней Верой. Граф так смутился при этом давно предчувствуемом вопросе, что сказал необдуманно первое, что пришло ему в голову.
– Люблю, что позаботился, люблю, останешься доволен…
И он, похлопав Берга по плечу, встал, желая прекратить разговор. Но Берг, приятно улыбаясь, объяснил, что, ежели он не будет знать верно, что будет дано за Верой, и не получит вперед хотя части того, что назначено ей, то он принужден будет отказаться.
– Потому что рассудите, граф, ежели бы я теперь позволил себе жениться, не имея определенных средств для поддержания своей жены, я поступил бы подло…
Разговор кончился тем, что граф, желая быть великодушным и не подвергаться новым просьбам, сказал, что он выдает вексель в 80 тысяч. Берг кротко улыбнулся, поцеловал графа в плечо и сказал, что он очень благодарен, но никак не может теперь устроиться в новой жизни, не получив чистыми деньгами 30 тысяч. – Хотя бы 20 тысяч, граф, – прибавил он; – а вексель тогда только в 60 тысяч.
– Да, да, хорошо, – скороговоркой заговорил граф, – только уж извини, дружок, 20 тысяч я дам, а вексель кроме того на 80 тысяч дам. Так то, поцелуй меня.


Наташе было 16 лет, и был 1809 год, тот самый, до которого она четыре года тому назад по пальцам считала с Борисом после того, как она с ним поцеловалась. С тех пор она ни разу не видала Бориса. Перед Соней и с матерью, когда разговор заходил о Борисе, она совершенно свободно говорила, как о деле решенном, что всё, что было прежде, – было ребячество, про которое не стоило и говорить, и которое давно было забыто. Но в самой тайной глубине ее души, вопрос о том, было ли обязательство к Борису шуткой или важным, связывающим обещанием, мучил ее.
С самых тех пор, как Борис в 1805 году из Москвы уехал в армию, он не видался с Ростовыми. Несколько раз он бывал в Москве, проезжал недалеко от Отрадного, но ни разу не был у Ростовых.
Наташе приходило иногда к голову, что он не хотел видеть ее, и эти догадки ее подтверждались тем грустным тоном, которым говаривали о нем старшие: