Сюзанн Бельперрон

Сюзанн Бельперрон

фр. Suzanne Belperron
Имя при рождении:	Мадлен Сюзанн Мари Клэр Вуйлерм (фр. Madeleine, Suzanne, Marie, Claire Vuillerme)
Род деятельности:	Ювелирное изделие
Дата рождения:	26 сентября 1900(1900-09-26)
Место рождения:	Сен-Клод (Юра), Франция
Гражданство:	Франция Франция
Дата смерти:	26 марта 1983(1983-03-26) (82 года)
Место смерти:	Париж, Франция

Сюзанн Бельперрон (фр. Suzanne Belperron — 26 сентября 1900, Сен-Клод (Юра), Франция — 28 марта 1983 года, Париж, Франция) — одна из самых талантливых и влиятельных ювелиров-дизайнеров ХХ века.

Биография

Детство

Мадлен Сюзанн Мари Клэр Вуйлерм была дочерью торговца Жюль Аликс Вуйлерма (1861—1913) и Мари Кларисс Фаустин Бейли-Мэтр (1866—1931).

Она родилась 26 Сентября 1900 года в городе Сен-Клод, расположенном в 60 километрах от Женевы (Швейцария), в горах департамента Юра в восточной Франции. Жители этого изолированного региона с достаточно суровым климатом проводили долгие зимние месяцы, занимаясь разнообразными народными промыслами. На протяжении веков они развивали всевозможные традиционные ремесла и хорошо освоили искусство обработки камней. В период с 1885 по 1929 год город Сен-Клод являлся одним из важнейших мировых центров обработки бриллиантов.

Сюзанн довольно рано проявила способности к рисованию. Мать решила поддержать талант своей дочери и записала девочку в школу изобразительного искусства города Безансон. Школа, созданная в 1773 году швейцарским художником Мельхиором Виршем и французским скульптором Люком Бретоном, была расположена рядом с Музеем изящных искусств и археологии города Безансон. Который является старейшим государственным музеем Франции. Он был основан в 1694 году, то есть примерно за сто лет до создания Луврского музея в Париже. В музее Безансона хранится одна из самых крупных во Франции коллекций рисунка, а также замечательная коллекция античного и древнеегипетского искусства.

В 1918 году Сюзанн побеждает в ежегодном конкурсе «Декоративные Искусства», проводимым художественной школой Безансона. Это стало наградой за долгие годы учёбы по специальности «Изготовление часов и ювелирных украшений».

Художник-авангардист в ювелирном доме Бойвинов

В марте 1919 года, в начале «Золотых Двадцатых» годов, Сюзанн переехала в Париж, и вскоре после этого устроилась на должность дизайнера по приглашению Жанны Бойвин, вдовы Рене Бойвина (фр. Renée Boivin). Французский ювелирный дом Бойвинов был основан в 1890 году талантливым дизайнером Рене Бойвином, который ушёл из жизни в 1917 году. Начиная с 1920 года, в коллекции дома Рене Бойвина появляются ювелирные изделия, изготовленные по эскизам Сюзанн Вуйлерм, которые были созданы около 1917 года, то есть ещё во время её учёбы в школе Изящных Искусств. Формы и объёмы этих украшений противоречили эстетике доминирующего стиля Арт-деко и лаконизму геометрических и структурированных ювелирных изделий, выполненных в этом стиле.

Жанна Бойвин всегда относилась к Сюзанн, как к «собственной дочери» и признавалась, что «она играет важную роль в художественной жизни дома Рене Бойвин». Сюзанн, не имевшая детей, всецело посвятила себя творчеству и укреплению международной репутации ювелирного дома. В 1924 году двадцатитрехлетняя Сюзанн стала содиректором ювелирного дома Рене Бойвин.

В 1924 году Сюзанн выходит замуж за инженера Жана Бельперона, родившегося 18 февраля 1898 года в городе Доль французского департамента Юра. Гражданская церемония бракосочетания состоялась 11 июля в мэрии Безансона. Молодожены поселились в Париже на Монмартре (улица Ламарк, дом 49). В мастерской художника-экспрессиониста Жен Поля Сюзанн Бельперрон познакомилась с писателем Луи-Фердинандом Селином, с актёром Робером Ле Виганом, с актрисой Арлетти и с драматургом Рене Фошуа.

За время работы в доме Бойвин Сюзанн Бельперрон заслужила высокую репутацию, занимаясь дизайном украшений, в которых она сочетала драгоценные и полудрагоценные камни — халцедон, горный хрусталь и дымчатый кварц.

Однако со временем Сюзанн Бельперрон начала испытывать некоторое неудовлетворение, вызванное тем, что её дизайнерские проекты для дома Бойвин оставались анонимными. Существовала давняя традиция, согласно которой авторы проектов должны были оставаться неизвестными широкой публике. Это правило распространялось на всех, в том числе и на таких одаренных художников, как Шарль Жако или Петер Лемаршан, работавшие для дома Картье (фр. Cartier), или же Рене Сим-Лаказ, сотрудничавший с фирмой «Ван Клиф и Арпельс» (фр. Van Cleef & Arpels).

1930-е годы. Бельперрон заявляет о себе

В феврале 1932 года Сюзанн Бельперрон ушла из ювелирного дома Рене Бойвин. В январе 1933 года её место заняла Жюльетт Мутар, которая до этого работала в кампании «Verger Frères», изготавливавшей элитные часы. Что касается Жермен Бойвин, дочери Жанны и Рене Бойвин, то она поступила на работу в ювелирный дом лишь в 1938 году. До этого она работала у своего дяди, известного модельера Поля Пуаре, а после банкротства его фирмы создала собственную коллекцию одежды.

В марте 1932 года Сюзанн Бельперрон приняла предложение Бернарда Герца и стала «полномочным художественным и техническим руководителем» компании «Герц». Бернард Герц являлся знаменитым парижским торговцем жемчугом и драгоценными камнями, а также одним из постоянных поставщиков дома Рене Бойвина. н предоставил Сюзанн возможность разрабатывать дизайн собственных моделей под маркой «Герц». На улице Шатодон, в доме номер 59, она оборудовала свою собственную мастерскую и приступила к сотрудничеству с известным ювелиром Адриеном Луартом (1890—1989). Её эксклюзивным производителем стала мастерская «Groëné et Darde».

В тридцатые годы фирма Бернара Герца приобретает международное признание благодаря оригинальным произведениям Сюзанн Бельперрон, которая уже пользовалась блестящей репутацией в художественном мире во Франции и за рубежом. Её произведения, достойные таких ювелирных домов, как Картье, Бушерон или Ван Клиф и Арпельс, почти ежемесячно представляются на страницах журналов высокой моды Вог и Харперс Базар. Эти издания постоянно сотрудничали с такими известными фотографами, как Георгий Гойнинген-Гюне и Хорст П. Хорст. Диана Вриленд (1903—1989), известная личность и влиятельная фигура в истории моды двадцатого века (редактор отдела моды журнала Харперс Базар, а впоследствии — главный редактор журнала Вог), была близкой подругой Сюзанн Бельперрон и восхищалась созданным ею стилем. В июле 1939 года Сюзан Бельперон посетил знаменитый нью-йоркский ювелир Поль Флато и предложил ей сотрудничество, от которого она отказалась.

«Моя подпись — это мой стиль»

Основу творчества Сюзанн Бельперрон составляют её незаурядные колористические способности, умение сочетать всевозможные эстетические концепции и образы, навеянные природой Сюзанн Бельперрон была очарована искусством и культурой Египта и древней Ассирии, художественными традициями Индии, стран Дальнего Востока (Китай и Япония), Африки и Океании. Она черпала вдохновение в разнообразии флоры и фауны, наблюдая за насекомыми и морскими звездами, созерцая цветы и лепестки растений. Её увлекал подводный мир, она восхищалась богатством его форм и обилием цветовых оттенков.

Познакомившись с лучшими достижениями художественного направления Арт-деко, она сумела смягчить его несколько прямолинейную эстетику, обратившись к материалам и дизайнерским решениям, которые до этого не использовались в ювелирном искусстве. Она впервые применила технику комбинирования драгоценных и полудрагоценных камней. Кроме того, она стала использовать золото более низкой, чем обычно, пробы (22 карата), которое она называла «девственным золотом».

Ювелирные изделия Сюзанн Бельперрон были настолько необычны, что она никогда не подписывалась под своими произведениями, заявляя, что её подпись — это её стиль. Она была убеждена в том, что её произведения достаточно оригинальны и легко узнаваемы и поэтому не нуждаются в подписи. Она всегда следовала этому принципу, который, впрочем, не облегчает задачу современным исследователям ювелирного искусства, так как довольно непросто определить автора, руководствуясь лишь стилем произведения.

Вторая мировая война: гибель ювелирного дома Герца

Во время оккупации Парижа Бернар Герц, по причине своего еврейского происхождения, неоднократно подвергался проверкам со стороны оккупационных властей. Однажды Сюзанн Бельперрон спасла его от ареста гестапо, обратившись за помощью к своей подруге Рики Радифи, которая была супругой актёра Гарри Баура.

В октябре 1940 года правительство Виши приняло дискриминационный «Закон о статусе евреев», который был копией антисемитских законов нацистской Германии. Чтобы спасти дом Бернара Герца, в ноябре 1940 года Сюзанн Бельперрон взяла на себя все руководство кампанией. А после первого ареста Бернара Герца в 1941 году она, следуя его воле, зарегистрировала в коммерческом регистре новую акционерную компанию с капиталом в 700 000 франков — Общество с ограниченной ответственностью «Сюзанн Бельперрон». Её единственным компаньоном стал Генри Гуйберт, а Марсель Коард, её друг, оказал поддержку и одолжил капитал, необходимый для развития коммерческой деятельности.

Сюзанн Бельперрон осознавала, что на неё возложена вся ответственность за будущее кампании, и на протяжении всей войны продолжала неустанно работать, несмотря на трудности с приобретением материалов, необходимых для производства ювелирных изделий.

2 ноября 1942 года в результате доноса Сюзанн Бельперрон и Бернар Герц были арестованы гестапо и доставлены на авеню Фош. Сразу после этого Герц был переведен в транзитный лагерь «Дранси», где оставался до 2 сентября 1943 года, после чего был отправлен в Польшу, в концентрационный лагерь Освенцим. Что же касается Сюзанн Бельперрон, то она по требованию гестапо была вынуждена представить официальные документы, подтверждающие её происхождение и религиозную принадлежность.

Во время войны Сюзанн Бельперрон присоединилась к движению Сопротивления. Некоторые американские кампании предлагали Сюзанн Бельперрон заняться ювелирным дизайном в Соединенных Штатах, но она предпочла остаться в Париже.

После войны. Создание кампании «Герц-Бельперрон»

В письме, отправленном из лагеря «Дранси» 21 февраля 1943 года, Бернар Герц (1877—1943) выражает свою последнюю волю и поручает Сюзанн заботу о будущем кампании и об интересах своих детей — Алины и Жана. Жан Герц, сын Бернара Герца, освободился из плена и вернулся в Париж 11 июня 1946 года. Согласно завещанию своего отца, Жан становится равноправным совладельцем новой кампании, которая отныне называется Общество с ограниченной ответственностью «Жан Герц — Сюзанн Бельперрон».

В начале 1945 года Сюзанн Бельперрон покидает квартиру на Монмартр в Париж и переезжает на улицу д’Омаль в дом номер 14, расположенный недалеко от приемного салона Ювелирного дома Герц-Бельперрон. Её обширная квартира была расположена в нео-классического здании и обставлена в классическом и дальневосточном стиле. Дизайн интерьера был выполнен Марселем Коардом, близким другом Сюзанн Бельперрон. Он же создал и внутреннее оформление приемного салона на улице Шатодон.

Деловые партнеры Жан Герц и Сюзанн Бельперрон плодотворно сотрудничали на протяжении 30 лет.

Высокое ювелирное искусство для избранных клиентов

Приемный салон кампании находился на третьем этаже дома, расположенного на улице Шатодон (фр. Rue de Châteaudun) в Париж. Сюзанн Бельперрон принимала посетителей только по предварительной записи. Она никогда не пыталась открыть ювелирный магазин, считая, что её произведения говорят сами за себя и не нуждаются в рекламе. Адрес её салона можно было получить лишь в кругу избранных клиентов, ценивших оригинальность её произведений, благодаря которой имя Сюзанн Бельперрон становилось все более известным как во Франции, так и за рубежом.

Прежде чем приступить к выполнению заказа, Сюзанн Бельперрон изучала стиль заказчика, морфологию его лица, обращала внимание на оттенки кожи и форму рук. Подобно кутюрье высокой моды, она всегда очень точно измеряла окружность пальцев, шеи или запястья. Например, при изготовлении кольца, она проводила несколько примерок, желая убедиться в том, что ювелирное изделие точно подходит по размеру.

Кроме того, Сюзанн Бельперрон внимательно следила за всеми этапами производства, заботилась о высоком качестве исполнения и никогда не полагалась на волю случая. Для этого она проводила ежедневные деловые встречи с начальниками цехов.

Среди её клиентов были представители королевских и аристократических династий, например, члены семьи Ага-Хана, Ротшильда, Вильденштейна и герцога Виндзорского. Клиентами Сюзанн Бельперрон были деятели искусства и шоубизнеса, актёры, драматурги, танцоры и музыканты: Колетт, Робер Малле-Стивенс, Ганна Вальска, Мариа Феликс, Арно Брекер, Жозефина Бейкер, Рауль Дюфи, Дэйзи Феллоуэс, Алис Косеа, Мерл Оберон, Франсуаза Розе, Мэри Белл, Чарльз Бойер, Гарри Бауер, Луиза де Вильморен, Жан Кокто и Гари Купер. Из представителей мира моды можно назвать такие имена, как Эльза Чиапарели, Диана Врилэнд, Нина Риччи, Кристиан Диор и Жан Ланвин. Среди политиков — Поль Рено, Леон Блюм, Морис Кув де Мюрвиль, Гастон Палевски и Уфуэ-Буаньи.

Последние годы жизни

12 Июля 1963 года ювелир-дизайнер Сюзанн Бельперрон была награждена Орденом Почетного Легиона. Награду ей вручил Жан Марша (фр. Jean Marchat)- её близкий друг, участник движения Сопротивления, кавалер Почетного Легиона и сосьетер театра «Комеди-Франсез».

28 июня 1974 года, через четыре года после смерти мужа, Сюзанн Бельперрон и Жан Герц провели общее собрание компании и по взаимной договоренности решили вопрос о её ликвидации. Компания Герц-Бельперонн была ликвидирована 31 Декабря 1975 года.

Впрочем, Сюзанн Бельперрон отклоняла любые предложения о сотрудничестве, (например, предложение от Tiffany & Co.), так как планировала работать над своей собственной ювелирной коллекцией. 28 марта 1983 года Сюзанн Бельперрон трагически погибла в результате несчастного случая в ванной комнате. Ей было восемьдесят два года. Сюзанн Бельперрон не имела детей, и все своё имущество она завещала близкому другу.

От забвения к возрождению

Продажа на аукционе 1987 года драгоценностей герцогини Виндзорской

Со временем имя Бельперон, столь популярное прежде, было отчасти забыто. Но благодаря престижному аукциону ювелирных изделий и драгоценностей герцогини Виндзорской, который был организован домом Сотбис в Женеве 2-го и 3 Апреля 1987 года, её творчество вновь получило известность.

Личные архивы, обнаруженные в 2007 году

В 2007 ушёл из жизни единственный наследник Сюзанн Бельперрон. Её имущество и личные архивы перешли в собственность нового наследника.

Считалось, что Сюзанн Бельперрон уничтожила свой архив, но, как выяснилось, это были всего лишь слухи. В 2007 году новый наследник узнал о существовании небольшой квартиры на Монмартр, в которой никто не бывал с 1983 года. В квартире была обнаружена мебель, принадлежавшая Сюзанн Бельперрон, её библиотека и полный архив: большая коллекция рисунков, наброски, макеты, эскизы, деловая переписка, дневники и записные книжки, в которых с 1937 по 1974 год она ежедневно записывала информацию о деловых встречах и заказах, а также фотографии и статьи из прессы, скрепленные её подписью. Это открытие имеет чрезвычайно большое значение, так как позволяет установить подлинность её произведений и проследить за развитием её творчества, что было бы невозможно сделать лишь на основе изучения её рисунков.

Верный друг и наследник Сюзанн Бельперрон выполнил волю художницы и «до последнего вздоха» обеспечивал конфиденциальность архивов, заботясь о праве её клиентов на личную жизнь.

Изучение данных архивов показало, что существует немало вымыслов о жизни Сюзан Бельперон, которая была довольно загадочной и скрытной женщиной. Кроме того, выяснилось, что существовал проект издания художественного альбома, посвященного её творчеству. Ганс Надельхофер (англ. Hans Nadelhoffer) (1949—1988), эксперт ювелирного департамента Кристи в Женеве и автор известной монографии о доме Картье, собирался в 1981 году приступить к работе над книгой о Сюзанн Бельперрон. Она заинтересовалась этим проектом и начала собирать необходимые материалы, однако, работа так и осталась незаконченной в результате её трагической гибели в 1983 году.

Новый наследник Сюзанн Бельперрон и страстный любитель искусства решил завершить монографию, начатую Гансом Надельхофером. В 2008 году он доверил работу над книгой писателю-специалисту по античному ювелирному искусству и французскому ювелирному эксперту. 1 Октября 2008 года французский эксперт, согласно контракту, зарегистрированному в Версале, приобрел полный архив Сюзанн Бельперрон. Наследник передал ему на неограниченный срок право осуществлять «будущую экспертизу всех произведений, созданных Сюзанн Бельперрон».

Триумф бессмертного стиля

Стиль ювелирных произведений Сюзанн Бельперрон не подвержен влиянию времени и пользуется постоянно растущим успехом. Об этом свидетельствуют результаты торгов в Париже. 19 Мая 2010 года брошь в виде рога изобилия из изумрудов и бриллиантов была продана за 553 000 евро, а 24 Ноября 2011 года браслет из турмалина, изумруда, оливина, берилла, окрашенного сапфира и золота приобрели за 247 000 евро.

В начале 2012 года Карл Лагерфельд использовал её украшение из халцедона в качестве лейтмотива весенне-летней коллекции Шанель (Chanel).

14 Мая 2012 года в Женеве была продана личная ювелирная коллекция Сюзанн Бельперрон. Эту коллекцию, являвшуюся частью наследства, обнаружили в 2007 году. 60 лотов, выставленные на аукционе, были проданы за сумму, которая в три раза превосходила первоначальную оценочную стоимость украшений и составила 2,7 миллиона евро. Так, например, кольцо из горного хрусталя и бриллиантов было куплено за 386 000 евро.

Примечания

ссылки библиография

• Olivier Baroin and Sylvie Raulet —. Suzanne Belperron. — Antique Collectors Club, 2011. — P. 351. — ISBN 978-1-85149-625-9.

Дополнительная литература

Каталоги

• Sotheby’s, продажи ювелирных изделий из личной коллекции Сюзанн Бельперрон, Женева, 12 — 14 мая 2012.
• Christie’s, Каталог аукциона в Париже, 19 мая 2010.
• Sotheby’s, Каталог продажи ювелирных изделий Дианы Врилэнд, Нью-Йорк, 1987.
• Sotheby’s, продажи ювелирных изделий герцогини Виндзорской, Женева, 2 — 3 апреля 1987.

К:Википедия:Изолированные статьи (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Сюзанн Бельперрон

Пьер проснулся 3 го сентября поздно. Голова его болела, платье, в котором он спал не раздеваясь, тяготило его тело, и на душе было смутное сознание чего то постыдного, совершенного накануне; это постыдное был вчерашний разговор с капитаном Рамбалем.
Часы показывали одиннадцать, но на дворе казалось особенно пасмурно. Пьер встал, протер глаза и, увидав пистолет с вырезным ложем, который Герасим положил опять на письменный стол, Пьер вспомнил то, где он находился и что ему предстояло именно в нынешний день.
«Уж не опоздал ли я? – подумал Пьер. – Нет, вероятно, он сделает свой въезд в Москву не ранее двенадцати». Пьер не позволял себе размышлять о том, что ему предстояло, но торопился поскорее действовать.
Оправив на себе платье, Пьер взял в руки пистолет и сбирался уже идти. Но тут ему в первый раз пришла мысль о том, каким образом, не в руке же, по улице нести ему это оружие. Даже и под широким кафтаном трудно было спрятать большой пистолет. Ни за поясом, ни под мышкой нельзя было поместить его незаметным. Кроме того, пистолет был разряжен, а Пьер не успел зарядить его. «Все равно, кинжал», – сказал себе Пьер, хотя он не раз, обсуживая исполнение своего намерения, решал сам с собою, что главная ошибка студента в 1809 году состояла в том, что он хотел убить Наполеона кинжалом. Но, как будто главная цель Пьера состояла не в том, чтобы исполнить задуманное дело, а в том, чтобы показать самому себе, что не отрекается от своего намерения и делает все для исполнения его, Пьер поспешно взял купленный им у Сухаревой башни вместе с пистолетом тупой зазубренный кинжал в зеленых ножнах и спрятал его под жилет.
Подпоясав кафтан и надвинув шапку, Пьер, стараясь не шуметь и не встретить капитана, прошел по коридору и вышел на улицу.
Тот пожар, на который так равнодушно смотрел он накануне вечером, за ночь значительно увеличился. Москва горела уже с разных сторон. Горели в одно и то же время Каретный ряд, Замоскворечье, Гостиный двор, Поварская, барки на Москве реке и дровяной рынок у Дорогомиловского моста.
Путь Пьера лежал через переулки на Поварскую и оттуда на Арбат, к Николе Явленному, у которого он в воображении своем давно определил место, на котором должно быть совершено его дело. У большей части домов были заперты ворота и ставни. Улицы и переулки были пустынны. В воздухе пахло гарью и дымом. Изредка встречались русские с беспокойно робкими лицами и французы с негородским, лагерным видом, шедшие по серединам улиц. И те и другие с удивлением смотрели на Пьера. Кроме большого роста и толщины, кроме странного мрачно сосредоточенного и страдальческого выражения лица и всей фигуры, русские присматривались к Пьеру, потому что не понимали, к какому сословию мог принадлежать этот человек. Французы же с удивлением провожали его глазами, в особенности потому, что Пьер, противно всем другим русским, испуганно или любопытна смотревшим на французов, не обращал на них никакого внимания. У ворот одного дома три француза, толковавшие что то не понимавшим их русским людям, остановили Пьера, спрашивая, не знает ли он по французски?
Пьер отрицательно покачал головой и пошел дальше. В другом переулке на него крикнул часовой, стоявший у зеленого ящика, и Пьер только на повторенный грозный крик и звук ружья, взятого часовым на руку, понял, что он должен был обойти другой стороной улицы. Он ничего не слышал и не видел вокруг себя. Он, как что то страшное и чуждое ему, с поспешностью и ужасом нес в себе свое намерение, боясь – наученный опытом прошлой ночи – как нибудь растерять его. Но Пьеру не суждено было донести в целости свое настроение до того места, куда он направлялся. Кроме того, ежели бы даже он и не был ничем задержан на пути, намерение его не могло быть исполнено уже потому, что Наполеон тому назад более четырех часов проехал из Дорогомиловского предместья через Арбат в Кремль и теперь в самом мрачном расположении духа сидел в царском кабинете кремлевского дворца и отдавал подробные, обстоятельные приказания о мерах, которые немедленно должны были бытт, приняты для тушения пожара, предупреждения мародерства и успокоения жителей. Но Пьер не знал этого; он, весь поглощенный предстоящим, мучился, как мучаются люди, упрямо предпринявшие дело невозможное – не по трудностям, но по несвойственности дела с своей природой; он мучился страхом того, что он ослабеет в решительную минуту и, вследствие того, потеряет уважение к себе.
Он хотя ничего не видел и не слышал вокруг себя, но инстинктом соображал дорогу и не ошибался переулками, выводившими его на Поварскую.
По мере того как Пьер приближался к Поварской, дым становился сильнее и сильнее, становилось даже тепло от огня пожара. Изредка взвивались огненные языка из за крыш домов. Больше народу встречалось на улицах, и народ этот был тревожнее. Но Пьер, хотя и чувствовал, что что то такое необыкновенное творилось вокруг него, не отдавал себе отчета о том, что он подходил к пожару. Проходя по тропинке, шедшей по большому незастроенному месту, примыкавшему одной стороной к Поварской, другой к садам дома князя Грузинского, Пьер вдруг услыхал подле самого себя отчаянный плач женщины. Он остановился, как бы пробудившись от сна, и поднял голову.
В стороне от тропинки, на засохшей пыльной траве, были свалены кучей домашние пожитки: перины, самовар, образа и сундуки. На земле подле сундуков сидела немолодая худая женщина, с длинными высунувшимися верхними зубами, одетая в черный салоп и чепчик. Женщина эта, качаясь и приговаривая что то, надрываясь плакала. Две девочки, от десяти до двенадцати лет, одетые в грязные коротенькие платьица и салопчики, с выражением недоумения на бледных, испуганных лицах, смотрели на мать. Меньшой мальчик, лет семи, в чуйке и в чужом огромном картузе, плакал на руках старухи няньки. Босоногая грязная девка сидела на сундуке и, распустив белесую косу, обдергивала опаленные волосы, принюхиваясь к ним. Муж, невысокий сутуловатый человек в вицмундире, с колесообразными бакенбардочками и гладкими височками, видневшимися из под прямо надетого картуза, с неподвижным лицом раздвигал сундуки, поставленные один на другом, и вытаскивал из под них какие то одеяния.
Женщина почти бросилась к ногам Пьера, когда она увидала его.
– Батюшки родимые, христиане православные, спасите, помогите, голубчик!.. кто нибудь помогите, – выговаривала она сквозь рыдания. – Девочку!.. Дочь!.. Дочь мою меньшую оставили!.. Сгорела! О о оо! для того я тебя леле… О о оо!
– Полно, Марья Николаевна, – тихим голосом обратился муж к жене, очевидно, для того только, чтобы оправдаться пред посторонним человеком. – Должно, сестрица унесла, а то больше где же быть? – прибавил он.
– Истукан! Злодей! – злобно закричала женщина, вдруг прекратив плач. – Сердца в тебе нет, свое детище не жалеешь. Другой бы из огня достал. А это истукан, а не человек, не отец. Вы благородный человек, – скороговоркой, всхлипывая, обратилась женщина к Пьеру. – Загорелось рядом, – бросило к нам. Девка закричала: горит! Бросились собирать. В чем были, в том и выскочили… Вот что захватили… Божье благословенье да приданую постель, а то все пропало. Хвать детей, Катечки нет. О, господи! О о о! – и опять она зарыдала. – Дитятко мое милое, сгорело! сгорело!
– Да где, где же она осталась? – сказал Пьер. По выражению оживившегося лица его женщина поняла, что этот человек мог помочь ей.
– Батюшка! Отец! – закричала она, хватая его за ноги. – Благодетель, хоть сердце мое успокой… Аниска, иди, мерзкая, проводи, – крикнула она на девку, сердито раскрывая рот и этим движением еще больше выказывая свои длинные зубы.
– Проводи, проводи, я… я… сделаю я, – запыхавшимся голосом поспешно сказал Пьер.
Грязная девка вышла из за сундука, прибрала косу и, вздохнув, пошла тупыми босыми ногами вперед по тропинке. Пьер как бы вдруг очнулся к жизни после тяжелого обморока. Он выше поднял голову, глаза его засветились блеском жизни, и он быстрыми шагами пошел за девкой, обогнал ее и вышел на Поварскую. Вся улица была застлана тучей черного дыма. Языки пламени кое где вырывались из этой тучи. Народ большой толпой теснился перед пожаром. В середине улицы стоял французский генерал и говорил что то окружавшим его. Пьер, сопутствуемый девкой, подошел было к тому месту, где стоял генерал; но французские солдаты остановили его.
– On ne passe pas, [Тут не проходят,] – крикнул ему голос.
– Сюда, дяденька! – проговорила девка. – Мы переулком, через Никулиных пройдем.
Пьер повернулся назад и пошел, изредка подпрыгивая, чтобы поспевать за нею. Девка перебежала улицу, повернула налево в переулок и, пройдя три дома, завернула направо в ворота.
– Вот тут сейчас, – сказала девка, и, пробежав двор, она отворила калитку в тесовом заборе и, остановившись, указала Пьеру на небольшой деревянный флигель, горевший светло и жарко. Одна сторона его обрушилась, другая горела, и пламя ярко выбивалось из под отверстий окон и из под крыши.
Когда Пьер вошел в калитку, его обдало жаром, и он невольно остановился.
– Который, который ваш дом? – спросил он.
– О о ох! – завыла девка, указывая на флигель. – Он самый, она самая наша фатера была. Сгорела, сокровище ты мое, Катечка, барышня моя ненаглядная, о ох! – завыла Аниска при виде пожара, почувствовавши необходимость выказать и свои чувства.
Пьер сунулся к флигелю, но жар был так силен, что он невольна описал дугу вокруг флигеля и очутился подле большого дома, который еще горел только с одной стороны с крыши и около которого кишела толпа французов. Пьер сначала не понял, что делали эти французы, таскавшие что то; но, увидав перед собою француза, который бил тупым тесаком мужика, отнимая у него лисью шубу, Пьер понял смутно, что тут грабили, но ему некогда было останавливаться на этой мысли.
Звук треска и гула заваливающихся стен и потолков, свиста и шипенья пламени и оживленных криков народа, вид колеблющихся, то насупливающихся густых черных, то взмывающих светлеющих облаков дыма с блестками искр и где сплошного, сноповидного, красного, где чешуйчато золотого, перебирающегося по стенам пламени, ощущение жара и дыма и быстроты движения произвели на Пьера свое обычное возбуждающее действие пожаров. Действие это было в особенности сильно на Пьера, потому что Пьер вдруг при виде этого пожара почувствовал себя освобожденным от тяготивших его мыслей. Он чувствовал себя молодым, веселым, ловким и решительным. Он обежал флигелек со стороны дома и хотел уже бежать в ту часть его, которая еще стояла, когда над самой головой его послышался крик нескольких голосов и вслед за тем треск и звон чего то тяжелого, упавшего подле него.
Пьер оглянулся и увидал в окнах дома французов, выкинувших ящик комода, наполненный какими то металлическими вещами. Другие французские солдаты, стоявшие внизу, подошли к ящику.
– Eh bien, qu'est ce qu'il veut celui la, [Этому что еще надо,] – крикнул один из французов на Пьера.
– Un enfant dans cette maison. N'avez vous pas vu un enfant? [Ребенка в этом доме. Не видали ли вы ребенка?] – сказал Пьер.
– Tiens, qu'est ce qu'il chante celui la? Va te promener, [Этот что еще толкует? Убирайся к черту,] – послышались голоса, и один из солдат, видимо, боясь, чтобы Пьер не вздумал отнимать у них серебро и бронзы, которые были в ящике, угрожающе надвинулся на него.
– Un enfant? – закричал сверху француз. – J'ai entendu piailler quelque chose au jardin. Peut etre c'est sou moutard au bonhomme. Faut etre humain, voyez vous… [Ребенок? Я слышал, что то пищало в саду. Может быть, это его ребенок. Что ж, надо по человечеству. Мы все люди…]
– Ou est il? Ou est il? [Где он? Где он?] – спрашивал Пьер.
– Par ici! Par ici! [Сюда, сюда!] – кричал ему француз из окна, показывая на сад, бывший за домом. – Attendez, je vais descendre. [Погодите, я сейчас сойду.]
И действительно, через минуту француз, черноглазый малый с каким то пятном на щеке, в одной рубашке выскочил из окна нижнего этажа и, хлопнув Пьера по плечу, побежал с ним в сад.
– Depechez vous, vous autres, – крикнул он своим товарищам, – commence a faire chaud. [Эй, вы, живее, припекать начинает.]
Выбежав за дом на усыпанную песком дорожку, француз дернул за руку Пьера и указал ему на круг. Под скамейкой лежала трехлетняя девочка в розовом платьице.
– Voila votre moutard. Ah, une petite, tant mieux, – сказал француз. – Au revoir, mon gros. Faut etre humain. Nous sommes tous mortels, voyez vous, [Вот ваш ребенок. А, девочка, тем лучше. До свидания, толстяк. Что ж, надо по человечеству. Все люди,] – и француз с пятном на щеке побежал назад к своим товарищам.
Пьер, задыхаясь от радости, подбежал к девочке и хотел взять ее на руки. Но, увидав чужого человека, золотушно болезненная, похожая на мать, неприятная на вид девочка закричала и бросилась бежать. Пьер, однако, схватил ее и поднял на руки; она завизжала отчаянно злобным голосом и своими маленькими ручонками стала отрывать от себя руки Пьера и сопливым ртом кусать их. Пьера охватило чувство ужаса и гадливости, подобное тому, которое он испытывал при прикосновении к какому нибудь маленькому животному. Но он сделал усилие над собою, чтобы не бросить ребенка, и побежал с ним назад к большому дому. Но пройти уже нельзя было назад той же дорогой; девки Аниски уже не было, и Пьер с чувством жалости и отвращения, прижимая к себе как можно нежнее страдальчески всхлипывавшую и мокрую девочку, побежал через сад искать другого выхода.


Когда Пьер, обежав дворами и переулками, вышел назад с своей ношей к саду Грузинского, на углу Поварской, он в первую минуту не узнал того места, с которого он пошел за ребенком: так оно было загромождено народом и вытащенными из домов пожитками. Кроме русских семей с своим добром, спасавшихся здесь от пожара, тут же было и несколько французских солдат в различных одеяниях. Пьер не обратил на них внимания. Он спешил найти семейство чиновника, с тем чтобы отдать дочь матери и идти опять спасать еще кого то. Пьеру казалось, что ему что то еще многое и поскорее нужно сделать. Разгоревшись от жара и беготни, Пьер в эту минуту еще сильнее, чем прежде, испытывал то чувство молодости, оживления и решительности, которое охватило его в то время, как он побежал спасать ребенка. Девочка затихла теперь и, держась ручонками за кафтан Пьера, сидела на его руке и, как дикий зверек, оглядывалась вокруг себя. Пьер изредка поглядывал на нее и слегка улыбался. Ему казалось, что он видел что то трогательно невинное и ангельское в этом испуганном и болезненном личике.
На прежнем месте ни чиновника, ни его жены уже не было. Пьер быстрыми шагами ходил между народом, оглядывая разные лица, попадавшиеся ему. Невольно он заметил грузинское или армянское семейство, состоявшее из красивого, с восточным типом лица, очень старого человека, одетого в новый крытый тулуп и новые сапоги, старухи такого же типа и молодой женщины. Очень молодая женщина эта показалась Пьеру совершенством восточной красоты, с ее резкими, дугами очерченными черными бровями и длинным, необыкновенно нежно румяным и красивым лицом без всякого выражения. Среди раскиданных пожитков, в толпе на площади, она, в своем богатом атласном салопе и ярко лиловом платке, накрывавшем ее голову, напоминала нежное тепличное растение, выброшенное на снег. Она сидела на узлах несколько позади старухи и неподвижно большими черными продолговатыми, с длинными ресницами, глазами смотрела в землю. Видимо, она знала свою красоту и боялась за нее. Лицо это поразило Пьера, и он, в своей поспешности, проходя вдоль забора, несколько раз оглянулся на нее. Дойдя до забора и все таки не найдя тех, кого ему было нужно, Пьер остановился, оглядываясь.
Фигура Пьера с ребенком на руках теперь была еще более замечательна, чем прежде, и около него собралось несколько человек русских мужчин и женщин.
– Или потерял кого, милый человек? Сами вы из благородных, что ли? Чей ребенок то? – спрашивали у него.
Пьер отвечал, что ребенок принадлежал женщине и черном салопе, которая сидела с детьми на этом месте, и спрашивал, не знает ли кто ее и куда она перешла.
– Ведь это Анферовы должны быть, – сказал старый дьякон, обращаясь к рябой бабе. – Господи помилуй, господи помилуй, – прибавил он привычным басом.
– Где Анферовы! – сказала баба. – Анферовы еще с утра уехали. А это либо Марьи Николавны, либо Ивановы.
– Он говорит – женщина, а Марья Николавна – барыня, – сказал дворовый человек.
– Да вы знаете ее, зубы длинные, худая, – говорил Пьер.
– И есть Марья Николавна. Они ушли в сад, как тут волки то эти налетели, – сказала баба, указывая на французских солдат.
– О, господи помилуй, – прибавил опять дьякон.
– Вы пройдите вот туда то, они там. Она и есть. Все убивалась, плакала, – сказала опять баба. – Она и есть. Вот сюда то.
Но Пьер не слушал бабу. Он уже несколько секунд, не спуская глаз, смотрел на то, что делалось в нескольких шагах от него. Он смотрел на армянское семейство и двух французских солдат, подошедших к армянам. Один из этих солдат, маленький вертлявый человечек, был одет в синюю шинель, подпоясанную веревкой. На голове его был колпак, и ноги были босые. Другой, который особенно поразил Пьера, был длинный, сутуловатый, белокурый, худой человек с медлительными движениями и идиотическим выражением лица. Этот был одет в фризовый капот, в синие штаны и большие рваные ботфорты. Маленький француз, без сапог, в синей шипели, подойдя к армянам, тотчас же, сказав что то, взялся за ноги старика, и старик тотчас же поспешно стал снимать сапоги. Другой, в капоте, остановился против красавицы армянки и молча, неподвижно, держа руки в карманах, смотрел на нее.
– Возьми, возьми ребенка, – проговорил Пьер, подавая девочку и повелительно и поспешно обращаясь к бабе. – Ты отдай им, отдай! – закричал он почти на бабу, сажая закричавшую девочку на землю, и опять оглянулся на французов и на армянское семейство. Старик уже сидел босой. Маленький француз снял с него последний сапог и похлопывал сапогами один о другой. Старик, всхлипывая, говорил что то, но Пьер только мельком видел это; все внимание его было обращено на француза в капоте, который в это время, медлительно раскачиваясь, подвинулся к молодой женщине и, вынув руки из карманов, взялся за ее шею.
Красавица армянка продолжала сидеть в том же неподвижном положении, с опущенными длинными ресницами, и как будто не видала и не чувствовала того, что делал с нею солдат.
Пока Пьер пробежал те несколько шагов, которые отделяли его от французов, длинный мародер в капоте уж рвал с шеи армянки ожерелье, которое было на ней, и молодая женщина, хватаясь руками за шею, кричала пронзительным голосом.
– Laissez cette femme! [Оставьте эту женщину!] – бешеным голосом прохрипел Пьер, схватывая длинного, сутоловатого солдата за плечи и отбрасывая его. Солдат упал, приподнялся и побежал прочь. Но товарищ его, бросив сапоги, вынул тесак и грозно надвинулся на Пьера.
– Voyons, pas de betises! [Ну, ну! Не дури!] – крикнул он.
Пьер был в том восторге бешенства, в котором он ничего не помнил и в котором силы его удесятерялись. Он бросился на босого француза и, прежде чем тот успел вынуть свой тесак, уже сбил его с ног и молотил по нем кулаками. Послышался одобрительный крик окружавшей толпы, в то же время из за угла показался конный разъезд французских уланов. Уланы рысью подъехали к Пьеру и французу и окружили их. Пьер ничего не помнил из того, что было дальше. Он помнил, что он бил кого то, его били и что под конец он почувствовал, что руки его связаны, что толпа французских солдат стоит вокруг него и обыскивает его платье.
– Il a un poignard, lieutenant, [Поручик, у него кинжал,] – были первые слова, которые понял Пьер.
– Ah, une arme! [А, оружие!] – сказал офицер и обратился к босому солдату, который был взят с Пьером.
– C'est bon, vous direz tout cela au conseil de guerre, [Хорошо, хорошо, на суде все расскажешь,] – сказал офицер. И вслед за тем повернулся к Пьеру: – Parlez vous francais vous? [Говоришь ли по французски?]
Пьер оглядывался вокруг себя налившимися кровью глазами и не отвечал. Вероятно, лицо его показалось очень страшно, потому что офицер что то шепотом сказал, и еще четыре улана отделились от команды и стали по обеим сторонам Пьера.
– Parlez vous francais? – повторил ему вопрос офицер, держась вдали от него. – Faites venir l'interprete. [Позовите переводчика.] – Из за рядов выехал маленький человечек в штатском русском платье. Пьер по одеянию и говору его тотчас же узнал в нем француза одного из московских магазинов.
– Il n'a pas l'air d'un homme du peuple, [Он не похож на простолюдина,] – сказал переводчик, оглядев Пьера.
– Oh, oh! ca m'a bien l'air d'un des incendiaires, – смазал офицер. – Demandez lui ce qu'il est? [О, о! он очень похож на поджигателя. Спросите его, кто он?] – прибавил он.
– Ти кто? – спросил переводчик. – Ти должно отвечать начальство, – сказал он.
– Je ne vous dirai pas qui je suis. Je suis votre prisonnier. Emmenez moi, [Я не скажу вам, кто я. Я ваш пленный. Уводите меня,] – вдруг по французски сказал Пьер.
– Ah, Ah! – проговорил офицер, нахмурившись. – Marchons! [A! A! Ну, марш!]
Около улан собралась толпа. Ближе всех к Пьеру стояла рябая баба с девочкою; когда объезд тронулся, она подвинулась вперед.
– Куда же это ведут тебя, голубчик ты мой? – сказала она. – Девочку то, девочку то куда я дену, коли она не ихняя! – говорила баба.
– Qu'est ce qu'elle veut cette femme? [Чего ей нужно?] – спросил офицер.
Пьер был как пьяный. Восторженное состояние его еще усилилось при виде девочки, которую он спас.
– Ce qu'elle dit? – проговорил он. – Elle m'apporte ma fille que je viens de sauver des flammes, – проговорил он. – Adieu! [Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!] – и он, сам не зная, как вырвалась у него эта бесцельная ложь, решительным, торжественным шагом пошел между французами.
Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.