Таннин (Библия)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Таннин (ивр. ‏תנין‏‎), также Туннану (угарит. Tnn) — морское чудовище[en] в западно-семитской мифологии и еврейских религиозных тестах, часто служащее символом богоборческого Хаоса[en] и Зла[1].

Наиболее распространённая версия происхождения выводит слово от корня, означающего «ревущий» или же из «стелящийся подобно туману», то есть «извивающийся».[2]. Родственные «Таннин» слова имеются и в других семитским языках: сирийское tannînå — «змей», арабское тиннин (تنين‎) — «дракон, морской змей». В современном иврите слово «таннин» используется для обозначения крокодилов.





Левантийская мифология

Туннану упомянут в «Цикла о Баале и Анат[en]», в качестве одного из помощников божества Йамму (букв. «море»), который терпит поражение от другого божества, Балу (букв. «владыка»)[3], а также представлен как одно из двух чудовищ, наряду с Латану (Лотан), которых сестра Баала, богиня Анат, усмиряет на пути к горе Цапану[4]. Он обычно мыслится как змееподобное чудовище с удлиненным, вытянутым телом и, возможно, с раздвоенным хвостом[4].

Иудаизм

Танниним (‏תַּנִּינִים‎‏‎), множественное число слова «Таннин», появляется множество раз на страницах Танаха, в книгах Бытия[5], Исхода[6], Второзакония[7], Псалмов[9], Иова[10], Иезекииля[11], Исаии[12] и Иеремии[13]. Танниним перечислены среди существ, созданных Элохим в пятый день Сотворения мира в Библии. Таннин упомянут в «Апокалипсисе Исайи» среди морских зверей, которые будут убиты Яхве в конце дней. Позднее в сознании древних иудеев слово «Таннин» иногда сплавлялось с похожими морскими чудовищами — Левиафаном и Раав[14]. Наряду с термином «Раав», слово «Таннин» использовалось в качестве иносказательного названия Египта, а иногда и в виде метафоры для фараона, после израилитского Исхода в Ханаан[1]. Так, например, Иезекииль, предсказывая покорение Египта, говорит от имени Бога: «Вот Я на тебя, фараон, царь египетский; о ты — большое чудовище [Tanin], покоящееся в своих озерах (нильских каналах) и говорящее: мне принадлежит озеро, и я его сделал. Я продену крюк в жабры твои»[15].

В Септуагинте еврейское слово «‏תנין‎‏‎» передано греческим «Δράκων», то есть дракон, причём, согласно своей этимологии, так в Библии именуется всякое животное с удлинённым, вытянутым телом. Так, к примеру, названы змеи (таннин в оригинале), в которых чудесным образом превратились жезл Аарона и посохи египетских магов, причём в аналогичном чуде у Моисея вместо слова «таннин» используется «нахаш» (‏נחש‎‏‎) — родовое название змей[15]. Но также слово «танин» (как и его перевод δράκων) применяется также и к большим рыбам и иным морским зверям. Потому-то в синодальном переводе 21 стиха 1-ой главы «Бытия» «танниним» переведено как «рыбы большие», а в Библии короля Якова — как «great whales» (большие киты).

В новое время, теоретики панвавилонизма (в особенности Гункель), связывали библейские тексты, где упоминается Таннин, с вавилоно-ассирийским мифом о сотворении мира. Согласно этому мифу, ещё до сотворения видимого мира существовал обширный мир богов. Мать богов Тиамат (слово схоже с библейским Теом (Тегом, Техом)) возмутилась против богов и создала себе в помощь целую армию чудовищ, а также разных драконов. Мардук (Мародох), предводитель богов, разбив чудовищ, рассёк Тиамат пополам, из одной половины ее тела сотворил небо, а из другой землю, так как во всех месопотамских мифах демиург перед началом творения должен был сразиться с водой, воплощающей в себе изначальный хаос. Рассказ о шести днях творения попал в Книгу Бытия сравнительно поздно, в годы вавилонского пленения[16]. В это время иудеи имели возможность ознакомиться с халдейской теологией, и она, возможно, оказала на них определённое влияние. Таким образом, согласно этой теории, в стихах Исаии II[12] «роды давние» должны представить времена первобытные до сотворения мира, «Раав» и «Таннин» — представителей многочисленных чудовищ, а «воды великой бездны» (Теом) — самое «Тиамат»[15].

Напишите отзыв о статье "Таннин (Библия)"

Примечания

  1. ↑ 1 2 Heider (1999), p. 836.
  2. ↑ Tabick, Roni (18 July 2013), [mythicwriting.blogspot.hk/2013/07/from-deep-leviathan-in-jewish-tradition.html "From the Deep—Leviathan in Jewish Tradition—Genesis 1"], Mythic Writing . (англ.)
  3. ↑ Herrmann (1999), p. 135.
  4. ↑ 1 2 Heider (1999), p. 135.
  5. ↑ Быт. 1:21
  6. ↑ Исх. 7:9—10:12
  7. ↑ Втор. 32:33
  8. ↑ Heider (1999), p. 135—136.
  9. ↑ Пс. 74:13, 91:13, 148:7, и, возможно, 44:20[8] (согласно Hebrew-English — parallel MT and JPS 1917).
  10. ↑ Иов. 7:12
  11. ↑ Иез. 29:3, 32:2
  12. ↑ 1 2 Ис. 27:1, 51:9
  13. ↑ Иер. 51:34
  14. ↑ Heider (1999), pp. 835–836.
  15. ↑ 1 2 3 «Дракон» (תנין) в ЕЭБЕ.
  16. ↑ Рыжов К. В. 100 великих библейских персонажей. — М.: Вече, 2009. ISBN 978-5-9533-3752-6; «Левиафан».

Библиография

  • Barker, William D. (2014), [books.google.com.hk/books?id=cXRZJlN8BbwC&pg=PA151 "Litan in Ugarit"], [books.google.com.hk/books?id=cXRZJlN8BbwC&printsec=frontcover Isaiah's Kingship Polemic: An Exegetical Study in Isaiah 24–27], Tübingen: Mohr Siebeck, ISBN 978-3-16-153347-1, <books.google.com.hk/books?id=cXRZJlN8BbwC&pg=PA151>  (англ.).
  • Heider, George C. (1999), [books.google.com.hk/books?id=yCkRz5pfxz0C&pg=PA834 "Tannîn"], in Toorn, Karel van der; Becking, Bob & Horst, Pieter Willem van der, Dictionary of Deities and Demons in the Bible, 2nd ed.', Grand Rapids: Wm. B. Eerdmans Publishing  (англ.).
  • Herrmann, Wolfgang (1999), [books.google.com.hk/books?id=yCkRz5pfxz0C&pg=PA132 "Baal"], in Toorn, Karel van der; Becking, Bob & Horst, Pieter Willem van der, Dictionary of Deities and Demons in the Bible, 2nd ed.', Grand Rapids: Wm. B. Eerdmans Publishing  (англ.).
  • Uehlinger, C. (1999), [books.google.com.hk/books?id=yCkRz5pfxz0C&pg=PA511 "Leviathan"], in Toorn, Karel van der; Becking, Bob & Horst, Pieter Willem van der, Dictionary of Deities and Demons in the Bible, 2nd ed.', Grand Rapids: Wm. B. Eerdmans Publishing  (англ.).

Отрывок, характеризующий Таннин (Библия)

– Dieu, quelle virulente sortie [О! какое жестокое нападение!] – отвечал, нисколько не смутясь такою встречей, вошедший князь, в придворном, шитом мундире, в чулках, башмаках, при звездах, с светлым выражением плоского лица. Он говорил на том изысканном французском языке, на котором не только говорили, но и думали наши деды, и с теми тихими, покровительственными интонациями, которые свойственны состаревшемуся в свете и при дворе значительному человеку. Он подошел к Анне Павловне, поцеловал ее руку, подставив ей свою надушенную и сияющую лысину, и покойно уселся на диване.
– Avant tout dites moi, comment vous allez, chere amie? [Прежде всего скажите, как ваше здоровье?] Успокойте друга, – сказал он, не изменяя голоса и тоном, в котором из за приличия и участия просвечивало равнодушие и даже насмешка.
– Как можно быть здоровой… когда нравственно страдаешь? Разве можно оставаться спокойною в наше время, когда есть у человека чувство? – сказала Анна Павловна. – Вы весь вечер у меня, надеюсь?
– А праздник английского посланника? Нынче середа. Мне надо показаться там, – сказал князь. – Дочь заедет за мной и повезет меня.
– Я думала, что нынешний праздник отменен. Je vous avoue que toutes ces fetes et tous ces feux d'artifice commencent a devenir insipides. [Признаюсь, все эти праздники и фейерверки становятся несносны.]
– Ежели бы знали, что вы этого хотите, праздник бы отменили, – сказал князь, по привычке, как заведенные часы, говоря вещи, которым он и не хотел, чтобы верили.
– Ne me tourmentez pas. Eh bien, qu'a t on decide par rapport a la depeche de Novosiizoff? Vous savez tout. [Не мучьте меня. Ну, что же решили по случаю депеши Новосильцова? Вы все знаете.]
– Как вам сказать? – сказал князь холодным, скучающим тоном. – Qu'a t on decide? On a decide que Buonaparte a brule ses vaisseaux, et je crois que nous sommes en train de bruler les notres. [Что решили? Решили, что Бонапарте сжег свои корабли; и мы тоже, кажется, готовы сжечь наши.] – Князь Василий говорил всегда лениво, как актер говорит роль старой пиесы. Анна Павловна Шерер, напротив, несмотря на свои сорок лет, была преисполнена оживления и порывов.
Быть энтузиасткой сделалось ее общественным положением, и иногда, когда ей даже того не хотелось, она, чтобы не обмануть ожиданий людей, знавших ее, делалась энтузиасткой. Сдержанная улыбка, игравшая постоянно на лице Анны Павловны, хотя и не шла к ее отжившим чертам, выражала, как у избалованных детей, постоянное сознание своего милого недостатка, от которого она не хочет, не может и не находит нужным исправляться.
В середине разговора про политические действия Анна Павловна разгорячилась.
– Ах, не говорите мне про Австрию! Я ничего не понимаю, может быть, но Австрия никогда не хотела и не хочет войны. Она предает нас. Россия одна должна быть спасительницей Европы. Наш благодетель знает свое высокое призвание и будет верен ему. Вот одно, во что я верю. Нашему доброму и чудному государю предстоит величайшая роль в мире, и он так добродетелен и хорош, что Бог не оставит его, и он исполнит свое призвание задавить гидру революции, которая теперь еще ужаснее в лице этого убийцы и злодея. Мы одни должны искупить кровь праведника… На кого нам надеяться, я вас спрашиваю?… Англия с своим коммерческим духом не поймет и не может понять всю высоту души императора Александра. Она отказалась очистить Мальту. Она хочет видеть, ищет заднюю мысль наших действий. Что они сказали Новосильцову?… Ничего. Они не поняли, они не могут понять самоотвержения нашего императора, который ничего не хочет для себя и всё хочет для блага мира. И что они обещали? Ничего. И что обещали, и того не будет! Пруссия уж объявила, что Бонапарте непобедим и что вся Европа ничего не может против него… И я не верю ни в одном слове ни Гарденбергу, ни Гаугвицу. Cette fameuse neutralite prussienne, ce n'est qu'un piege. [Этот пресловутый нейтралитет Пруссии – только западня.] Я верю в одного Бога и в высокую судьбу нашего милого императора. Он спасет Европу!… – Она вдруг остановилась с улыбкою насмешки над своею горячностью.
– Я думаю, – сказал князь улыбаясь, – что ежели бы вас послали вместо нашего милого Винценгероде, вы бы взяли приступом согласие прусского короля. Вы так красноречивы. Вы дадите мне чаю?
– Сейчас. A propos, – прибавила она, опять успокоиваясь, – нынче у меня два очень интересные человека, le vicomte de MorteMariet, il est allie aux Montmorency par les Rohans, [Кстати, – виконт Мортемар,] он в родстве с Монморанси чрез Роганов,] одна из лучших фамилий Франции. Это один из хороших эмигрантов, из настоящих. И потом l'abbe Morio: [аббат Морио:] вы знаете этот глубокий ум? Он был принят государем. Вы знаете?
– А! Я очень рад буду, – сказал князь. – Скажите, – прибавил он, как будто только что вспомнив что то и особенно небрежно, тогда как то, о чем он спрашивал, было главною целью его посещения, – правда, что l'imperatrice mere [императрица мать] желает назначения барона Функе первым секретарем в Вену? C'est un pauvre sire, ce baron, a ce qu'il parait. [Этот барон, кажется, ничтожная личность.] – Князь Василий желал определить сына на это место, которое через императрицу Марию Феодоровну старались доставить барону.
Анна Павловна почти закрыла глаза в знак того, что ни она, ни кто другой не могут судить про то, что угодно или нравится императрице.
– Monsieur le baron de Funke a ete recommande a l'imperatrice mere par sa soeur, [Барон Функе рекомендован императрице матери ее сестрою,] – только сказала она грустным, сухим тоном. В то время, как Анна Павловна назвала императрицу, лицо ее вдруг представило глубокое и искреннее выражение преданности и уважения, соединенное с грустью, что с ней бывало каждый раз, когда она в разговоре упоминала о своей высокой покровительнице. Она сказала, что ее величество изволила оказать барону Функе beaucoup d'estime, [много уважения,] и опять взгляд ее подернулся грустью.
Князь равнодушно замолк. Анна Павловна, с свойственною ей придворною и женскою ловкостью и быстротою такта, захотела и щелконуть князя за то, что он дерзнул так отозваться о лице, рекомендованном императрице, и в то же время утешить его.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Таннин_(Библия)&oldid=78516064»