Теодард Нарбоннский
| Теодард фр. Théodard | ||
| ||
|---|---|---|
| 885 — 893 | ||
| Предшественник: | Сигебод | |
| Преемник: | Арнуст | |
| Рождение: | около 840 Монтобан | |
| Смерть: | 1 мая 893 Монтобан | |
Те́одард (Феодард, Одард, Одар; фр. Théodard, Audard; ок. 840, Монтобан — 1 мая 893, Монтобан) — архиепископ Нарбона (885—893). Святой, почитаемый Римско-католической церковью (день памяти — 1 мая)[1].
Биография
Теодард был уроженцем города Монт-Ориоль, который находился на месте современного Монтобана. Он происходил из знатного рода и в молодости получил хорошее образование в Тулузе, прославшись своими добродетелями (безупречной нравственностью, скромностью, благочестием и благотворительностью), а также талантом проповедника. Уже в сане субдиакона Теодард принял участие в судебной тяжбе, которую местные иудеи вели против притеснявшего их права тулузского епископа Бернара. Деятельность Теодарда в качестве адвоката истцов привлекли к нему внимание архиепископа Сигебода, который уговорил будущего святого переехать из Тулузы в Нарбону[2][3]. Здесь Теодард был назначен архиепископом своим секретарём, а в 878 году возведён в сан архидиакона[4].
После смерти Сигебода в 885 году Теодард был избран его преемником на нарбонской кафедре. Интронизация нового архиепископа, проведённая его суффраганами Вийераном Каркассонским, Агильбертом Безьеским и Одесиндом Эльнским, состоялась 15 августа этого же года[4][5]. В 886 году Теодард совершил поездку в Рим, где получил от папы Стефана V (VI) паллий и должность апостольского викария в Галлии[2].
Бо́льшую часть своего правления кафедрой Нарбона святой Теодард посвятил борьбе с расколом, инициатором которого выступил епископ Урхеля Эсклуа. Этот прелат в 885—892 годах хотел отделить от Нарбонской митрополии епархии Испанской марки и сам стать их митрополитом. Заручившись поддержкой не только духовных, но и влиятельных светских лиц, он не реагировал на осуждавшие его деятельность решения церковных соборов, созываемых Теодардом[6]. Только в 889 году архиепископу Нарбона удалось добиться от короля Западно-Франкского государства Эда запрета на отторжение епархий, а в 890—892 годах с помощью графа Барселоны Вифреда I Волосатого преодолеть раскол, все участники которого[7] были осуждены и полностью признали свою вину во время церковного собора в Сео-де-Уржеле[8].
Несмотря на эти события, Теодард сумел дать своему архиепископству первенствующее значение в Испании и Южной Франции. Он принял энергичные меры, чтобы ликвидировать последствия сарацинских вторжений в Нарбонскую архиепархию, произошедших при его предшественниках: восстановил разрушенный маврами кафедральный собор Нарбона и использовал доходы от церковных владений, чтобы выкупать из мусульманского плена христиан. Ради помощи голодающим от трёхлетнего неурожая архиепископ истратил не только своё достояние, но и продал церковные сокровища[4]. Он также добился от короля Карломана II разрешения для евреев свободно отправлять своё богослужение[9]. В 887 году архиепископ Теодард совершил торжественное перенесение мощей святого Антония Апамейского, в 890 году украсил алтарь святых Юста и Пастора[8], а в 891 году участвовал в работе церковного собора в Мён-сюр-Луаре[4].
Тяжело заболев от перенапряжения сил, Теодард отправился лечиться в родной Монтобан. Однако вскоре стало ясно, что болезнь архиепископа смертельна. Он исповедался в присутствии всех монахов обители, посвящённой святому Мартину Турскому, и умер 1 мая 893 года. Тело Теодарда было похоронено в этом же монастыре, который в 945 году получил новое название в честь скончавшегося здесь архиепископа — Сен-Одар[3].
Преемником Теодарда на кафедре Нарбона стал архиепископ Арнуст.
Уже вскоре после смерти началось почитание Теодарда как святого, о чём свидетельствует письмо папы римского Стефана VI (VII), в котором упоминается этот факт. Его первое житие было составлено, вероятно, в XI—XII веках с целью узаконить юридические права Нарбонской архиепархии[4]. В настоящее время имя нарбоннского архиепископа внесено в «Римский мартиролог», в соответствии с которым, католики отмечают день памяти святого 1 мая, в годовщину его смерти[10]. Большинство реликвий святого Теодарда были утеряны во время Гугенотских войн XVI века[2].
Напишите отзыв о статье "Теодард Нарбоннский"
Примечания
- ↑ [www.santibeati.it/dettaglio/51570 San Teodardo di Narbonne] (итал.)
- ↑ 1 2 3 [www.newadvent.org/cathen/14568b.htm St. Theodard] (англ.)
- ↑ 1 2 [www.heiligenlexikon.de/Stadler/Theodard_von_Narbonne.html Theodard von Narbonne] (нем.)
- ↑ 1 2 3 4 5 [web.archive.org/web/20070613163000/www.bautz.de/bbkl/t/theodard_v_n.shtml Theodard von Narbonne] (нем.)
- ↑ Histoire générale de Languedoc. T. III. P. 27—28.
- ↑ Это были соборы в Порте (около Нима) в 887 году, собор 889 года и ещё один собор в Порте в 890 году.
- ↑ Кроме Эсклуа, это были епископ Барселоны Фродоин, епископ Жероны Эрмерих, епископ Пальярса Адульф, а также епископ Вика Годмар.
- ↑ 1 2 [www.heiligenlexikon.de/BiograhienT/Theodard_von_Narbonne.html Theodard (Audard) von Narbonne] (нем.)
- ↑ Теодард, св. архиепископ Нарбоннский
- ↑ [www.heiligenlexikon.de/MRFlorilegium/1Mai.html Florilegium Martirologii Romani] (нем.)
Литература
- [www.archive.org/stream/histoiregnra03viccuoft#page/n7/mode/2up Histoire générale de Languedoc]. — Toulouse: Édouard Privat, Libraire-Éditeur, 1872. — Т. III. — 924 p.
- Acta Sanctorum, май, т. 1.
Отрывок, характеризующий Теодард Нарбоннский
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.
Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.
«Куда он ушел? Где он теперь?..»
Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.
Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними.
