Тунхуэйхэ
Эта страница требует существенной переработки. Возможно, её необходимо викифицировать, дополнить или переписать.
Пояснение причин и обсуждение — на странице Википедия:К улучшению/15 февраля 2016. |
Тунхуэйхэ | |
Панорама Тунхуэйхэ в районе Тунчжоу | |
Характеристика | |
---|---|
[tools.wmflabs.org/osm4wiki/cgi-bin/wiki/wiki-osm.pl?project=ru&article=Тунхуэйхэ Водоток] | |
Устье | |
— Координаты |
39°55′08″ с. ш. 116°40′00″ в. д. / 39.918786° с. ш. 116.666713° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=39.918786&mlon=116.666713&zoom=12 (O)] (Я)Координаты: 39°55′08″ с. ш. 116°40′00″ в. д. / 39.918786° с. ш. 116.666713° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=39.918786&mlon=116.666713&zoom=12 (O)] (Я) |
Расположение | |
Водная система | |
| |
Страна | |
|
Тунхуэйхэ (кит. 通惠河) — река в районе Пекина, которая на самом деле является каналом.
В XIII веке правивший Китаем монгольский хан Хубилай (а точнее — его премьер-министр Сангха) приказал построить сеть каналов, которые в сочетании с системой рек образовали бы внутренний водный путь, по которому можно было бы доставлять зерно из Южного Китая в Ханбалык, не опасаясь нападений морских пиратов. В рамках этой программы китайский инженер Го Шоуцзинь построил канал, который соединил реку Бэйюньхэ со столицей и наполнил его водой из горных ручьёв. Строительство канала было начато в 1292 году и завершено в 1293-м, император нарёк его «рекой Тунхуэйхэ» («Река сообщения с милостью»)[1]. В результате баржи с зерном теперь можно было доставлять прямо в город. Тунхуэйхэ стала оконечностью Великого канала. Длина Тунхэйхэ в то время составляла 82 километра, она вытекала из Ханбалыка и впадала в Бэйюньхэ в районе Тунчжоу.
Однако поддержание пропускной способности Тунхуэйхэ (постоянная расчистка русла, содержание шлюзов и т. п.) требовало больших затрат и постоянного внимания. Со временем канал забросили, он постепенно засорился и частично исчез. В настоящее время длина Тунхуэйхэ составляет всего около 20 км.
Исторической достопримечательностью на реке является мост Балицяо.
Напишите отзыв о статье "Тунхуэйхэ"
Примечания
- ↑ [www.synologia.ru/a/Столицы_Монгольской_империи Дмитриев С.В. Столицы Монгольской империи как показатель монгольско-китайской культурной интерференции. — Общество и государство в Китае. Том. ХLII. Ч. 3. М., 2012.]
Это заготовка статьи по географии КНР. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий ТунхуэйхэВ третьем часу еще никто не заснул, как явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне. Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание. – Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним. – Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин. Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей. Разорванные сине лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось все светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной дороги, между двойным рядом берез. Ростов в кампании позволял себе вольность ездить не на фронтовой лошади, а на казацкой. И знаток и охотник, он недавно достал себе лихую донскую, крупную и добрую игреневую лошадь, на которой никто не обскакивал его. Ехать на этой лошади было для Ростова наслаждение. Он думал о лошади, об утре, о докторше и ни разу не подумал о предстоящей опасности. Прежде Ростов, идя в дело, боялся; теперь он не испытывал ни малейшего чувства страха. Не оттого он не боялся, что он привык к огню (к опасности нельзя привыкнуть), но оттого, что он выучился управлять своей душой перед опасностью. Он привык, идя в дело, думать обо всем, исключая того, что, казалось, было бы интереснее всего другого, – о предстоящей опасности. Сколько он ни старался, ни упрекал себя в трусости первое время своей службы, он не мог этого достигнуть; но с годами теперь это сделалось само собою. Он ехал теперь рядом с Ильиным между березами, изредка отрывая листья с веток, которые попадались под руку, иногда дотрогиваясь ногой до паха лошади, иногда отдавая, не поворачиваясь, докуренную трубку ехавшему сзади гусару, с таким спокойным и беззаботным видом, как будто он ехал кататься. Ему жалко было смотреть на взволнованное лицо Ильина, много и беспокойно говорившего; он по опыту знал то мучительное состояние ожидания страха и смерти, в котором находился корнет, и знал, что ничто, кроме времени, не поможет ему. |