Монгольские вторжения в Корею
| Монгольские вторжения в Корею | |||
| Основной конфликт: Монгольские завоевания | |||
 Военный мемориал Республики Корея | |||
| Дата |
1231, 1232, 1235–1239, 1251, 1254, 1255, 1257 | ||
|---|---|---|---|
| Место | |||
| Итог |
Капитуляция династии Корё в 1259 году | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Монгольские вторжения в Корею — серия военных кампаний Монгольской империи против Кореи, в те времена известной как Корё в период с 1231 по 1259 годы. Всего было шесть основных нашествий, нанёсших значительный урон стране. В результате Корея стала данником монгольской династии Юань на следующие 80 лет.
Содержание
Первые кампании
Король Коджон (правил с 1213 по 1259 год) был двадцать третьим правителем Корё. В 1225 году Монгольская империя потребовала с Корё дань, но получила отказ, а монгольский посол Чо Гоё (저고여, 箸告與) был убит.
В 1231 году хан Угэдэй начал вторжение в Корё, являвшееся частью монгольских операций по захвату северных китайских территорий. Монголы дошли до Чхунджу в центральной части Корейского полуострова, однако после нескольких боёв наступление было остановлено.
В 1232 году ввиду монгольской опасности королевский двор Корё переехал из Кэсона на остров Канхвадо в устье реки Ханган и приступил к строительству оборонных сооружений.
Монголы немедленно начали вторую атаку. Они дошли до юга Корейского полуострова, однако Канхвадо им захватить не удалось, а после битвы у крепости Чхоинсон (처인성) недалеко от современного города Йонъина монгольской армии снова пришлось отступить. Во время этой битвы лидер монголов Саритай (撒禮塔) был убит буддистским монахом Ким Юнху.
Третья кампания
В 1235 году монголы начали новый поход на Корё, опустошив провинции Кёнсандо и Чолладо. Сопротивление было упорным, король серьёзно укрепил свой замок на острове Канхвадо, однако армия Корё не могла справиться с завоевателями. В 1236 году Коджон подписал указ о возрождении Трипитака Кореана, разрушенной во время нашествия 1232 года. Эту сохранившуюся до наших дней коллекцию буддистских текстов вырезали в течение 15 лет на 81 тысяче деревянных блоков.
В 1238 году Корё сдалось и запросило перемирия. Монголы отступили в обмен на соглашение о том, что Корё пошлёт в Монголию королевскую семью в качестве заложников. Однако Корё послало подставных людей вместо членов королевской фамилии. Раскрыв уловку, монголы начали настаивать на запрете корейским кораблям выходить в море и на аресте и казни деятелей антимонгольского движения. Корё пришлось послать в Монголию одну из принцесс и десять детей знати. Остальные требования были отклонены.
Четвёртая и пятая кампании
В 1247 году монголы начали четвёртую кампанию против Корё, настаивая на возвращении столицы в Кэсон. Со смертью хана Гуюка в 1248 году монголы снова отступили.
До 1251 года, года, когда на престол взошёл хан Мункэ, монголы повторяли свои требования. После отказов Корё они начали новую большую кампанию в 1253 году. Коджон наконец согласился перенести столицу назад и послал одного из своих сыновей, принца Ан Гёнгона (안경공) в Монголию в качестве заложника, после чего монголы отступили.
Шестая кампания и мирный договор
Узнав о том, что большая часть корейской знати осталась на Канхвадо, монголы начали новый поход на Корё. Между 1253 и 1258 годом они провели серию атак против Кореи.
После серии боёв монголы обосновались в Кэсоне и угрожали установить блокаду Канхвадо. В 1259 году был заключён очередной мирный договор, по которому Корё признало сюзеренитет Монголии.
Последствия
Борьба внутри королевского двора продолжалась до мира с монголами в 1270 году. Некоторые из военачальников, отказавшиеся подчиниться, возглавили Восстание Самбёльчхо (1270—1273) и защищали острова на южном побережье Корейского полуострова. Самбёльчхо были личными военными подразделениями семьи Чхве, которая обладала реальной властью в стране.
Начиная с царствования короля Вонджона в течение порядка 80 лет, Корея была данником монгольской династии Юань. Династия Корё страдала от монгольского ига до тех пор, пока король Конмин не вытеснил монголов из страны в 1350 году.
См. также
Внешние ссылки
- [www.telenir.net/istorija/istorija_korei_s_drevnosti_do_nachala_xxi_v/p5.php#metkadoc14 С.О. Курбанов История Кореи: с древности до начала XXI в.]
- [www.san.beck.org/3-10-Koreato1875.html Сандерсон Бек]
| Монгольские завоевания | ||||||
|---|---|---|---|---|---|---|
| Европа | Западная и Средняя Азия | Восточная Азия | ||||
|
|
|
| ||||
Напишите отзыв о статье "Монгольские вторжения в Корею"
Отрывок, характеризующий Монгольские вторжения в Корею
Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.Этот неразрешенный, мучивший его вопрос, были намеки княжны в Москве на близость Долохова к его жене и в нынешнее утро полученное им анонимное письмо, в котором было сказано с той подлой шутливостью, которая свойственна всем анонимным письмам, что он плохо видит сквозь свои очки, и что связь его жены с Долоховым есть тайна только для одного него. Пьер решительно не поверил ни намекам княжны, ни письму, но ему страшно было теперь смотреть на Долохова, сидевшего перед ним. Всякий раз, как нечаянно взгляд его встречался с прекрасными, наглыми глазами Долохова, Пьер чувствовал, как что то ужасное, безобразное поднималось в его душе, и он скорее отворачивался. Невольно вспоминая всё прошедшее своей жены и ее отношения с Долоховым, Пьер видел ясно, что то, что сказано было в письме, могло быть правда, могло по крайней мере казаться правдой, ежели бы это касалось не его жены. Пьер вспоминал невольно, как Долохов, которому было возвращено всё после кампании, вернулся в Петербург и приехал к нему. Пользуясь своими кутежными отношениями дружбы с Пьером, Долохов прямо приехал к нему в дом, и Пьер поместил его и дал ему взаймы денег. Пьер вспоминал, как Элен улыбаясь выражала свое неудовольствие за то, что Долохов живет в их доме, и как Долохов цинически хвалил ему красоту его жены, и как он с того времени до приезда в Москву ни на минуту не разлучался с ними.
«Да, он очень красив, думал Пьер, я знаю его. Для него была бы особенная прелесть в том, чтобы осрамить мое имя и посмеяться надо мной, именно потому, что я хлопотал за него и призрел его, помог ему. Я знаю, я понимаю, какую соль это в его глазах должно бы придавать его обману, ежели бы это была правда. Да, ежели бы это была правда; но я не верю, не имею права и не могу верить». Он вспоминал то выражение, которое принимало лицо Долохова, когда на него находили минуты жестокости, как те, в которые он связывал квартального с медведем и пускал его на воду, или когда он вызывал без всякой причины на дуэль человека, или убивал из пистолета лошадь ямщика. Это выражение часто было на лице Долохова, когда он смотрел на него. «Да, он бретёр, думал Пьер, ему ничего не значит убить человека, ему должно казаться, что все боятся его, ему должно быть приятно это. Он должен думать, что и я боюсь его. И действительно я боюсь его», думал Пьер, и опять при этих мыслях он чувствовал, как что то страшное и безобразное поднималось в его душе. Долохов, Денисов и Ростов сидели теперь против Пьера и казались очень веселы. Ростов весело переговаривался с своими двумя приятелями, из которых один был лихой гусар, другой известный бретёр и повеса, и изредка насмешливо поглядывал на Пьера, который на этом обеде поражал своей сосредоточенной, рассеянной, массивной фигурой. Ростов недоброжелательно смотрел на Пьера, во первых, потому, что Пьер в его гусарских глазах был штатский богач, муж красавицы, вообще баба; во вторых, потому, что Пьер в сосредоточенности и рассеянности своего настроения не узнал Ростова и не ответил на его поклон. Когда стали пить здоровье государя, Пьер задумавшись не встал и не взял бокала.
– Что ж вы? – закричал ему Ростов, восторженно озлобленными глазами глядя на него. – Разве вы не слышите; здоровье государя императора! – Пьер, вздохнув, покорно встал, выпил свой бокал и, дождавшись, когда все сели, с своей доброй улыбкой обратился к Ростову.
– А я вас и не узнал, – сказал он. – Но Ростову было не до этого, он кричал ура!
– Что ж ты не возобновишь знакомство, – сказал Долохов Ростову.
– Бог с ним, дурак, – сказал Ростов.
– Надо лелеять мужей хорошеньких женщин, – сказал Денисов. Пьер не слышал, что они говорили, но знал, что говорят про него. Он покраснел и отвернулся.
– Ну, теперь за здоровье красивых женщин, – сказал Долохов, и с серьезным выражением, но с улыбающимся в углах ртом, с бокалом обратился к Пьеру.
– За здоровье красивых женщин, Петруша, и их любовников, – сказал он.
Пьер, опустив глаза, пил из своего бокала, не глядя на Долохова и не отвечая ему. Лакей, раздававший кантату Кутузова, положил листок Пьеру, как более почетному гостю. Он хотел взять его, но Долохов перегнулся, выхватил листок из его руки и стал читать. Пьер взглянул на Долохова, зрачки его опустились: что то страшное и безобразное, мутившее его во всё время обеда, поднялось и овладело им. Он нагнулся всем тучным телом через стол: – Не смейте брать! – крикнул он.
