Корё

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Корё
고려
Королевство

 

 

918 — 1392



Королевский флаг Корё Королевская печать
Столица Кэгён
(919-1232)

Канхва
(1232-1270)

Кэгён
(1270-1392)
Язык(и) корейский
Религия Буддизм, конфуцианство, даосизм, шаманизм
Площадь 220 750 км²
Население 76 134 332 (Было бы в настоящее время)
Династия Ван
 - 918—943 Тхэджо
 - 1351—1374 Конмин
К:Появились в 918 годуК:Исчезли в 1392 году
Корё
Хангыль 고려왕조
Ханча 高麗國
Маккьюн —
Райшауэр
Koryŏ
Новая романизация Goryeo

Корё — государство на Корейском полуострове, появившееся после падения государства Силла в 935 году и существовавшее до воцарения династии Чосон в 1392 году.

Название «Корё» является сокращением от Когурё, одного из трёх раннефеодальных государств Кореи, объединённых Силлой в 668 году. Современное слово «Корея» происходит от «Корё».

Наиболее известные достижения государства — гончарное искусство Корё и Трипитака Кореана — буддийский канон (Трипитака), вырезанные на десятках тысяч деревянных досок. В Корё в 1234 году была создана первая в мире металлическая печатная матрица (см. Чикчи).





История

История Кореи

Доисторическая Корея
Кочосон, Чингук
Ранние королевства:
 Пуё, Окчо, Тонъе
 Самхан
 Конфедерация Кая
Три королевства:
 Когурё
 Пэкче
 Силла
Объединённое Силла, Пархэ
Поздние три королевства
Корё:
  Киданьские войны
  Монгольские вторжения
Чосон:
 Имджинская война
Корейская империя
 Генерал-резиденты
Под управлением Японии:
 Генерал-губернаторы
 Временное правительство
 Движение за независимость Кореи
Разделённая Корея:
 Корейская война
 Северная, Южная Корея

Хронология
Военная история
Список монархов

Основание

В конце IX века Объединённое Силла, раздираемое внутренней борьбой, ослабло и потеряло власть над наместными королями. Страна погрузилась в хаос гражданской войны и восстаний, после чего на Корейском полуострове вновь, теперь уже ненадолго, возникли три государства.

Ван Гон (кор. 왕건), наместник Сонгака (современный Кэсон), основал Корё в 918 году. Эра Трёх королевств кончилась после того, как Корё завоевало Силла и Хупэкче в 936 году.

Политическая структура

В официальных документах Корё именовало себя империей. Столица Кэсон называлась «столицей империи (кор. 皇都)», королевский дворец — «императорским дворцом(кор. 皇城).» Другие термины, такие как Ваше Величество (кор. 陛下), Принц (кор. 太子), Императрица (кор. 太后), также предполагают императорский статус государства. После монгольского нашествия термин «империя» к Корё больше не применялся ввиду оккупации страны монголами.

В целях усиления власти центрального правительства четвёртый царь династии, Кванджон, выпустил несколько постановлений, включая указ об освобождении рабов 958 года и указ об обязательном экзамене для государственных служащих. Кванджон также объявил себя императором, независимым от каких-либо других стран.

Пятый царь династии, Кёнджон (кор. 경종, 景宗) провёл земельную реформу под названием Чонсигва (кор. 전시과, 田柴科), а шестой король, Сонджон (кор. 성종, 成宗) назначил новых наместников каждого уезда.

К началу правления 11 короля династии Мунджон (кор. 문종, 文宗) центральная власть серьёзно укрепилась, отобрав практически весь суверенитет у уездных наместников. Мунджон и короли после него делали акцент на невоенное, гражданское управление страной.

Борьба за власть

Клан Ли из Инджу (인주이씨) отдавал своих девушек в жёны королям, начиная с Мунджона до 17-го царя, Инджон. Со временем этот клан получил больше власти, чем сам король, что привело к государственному перевороту Ли Чагёма в 1126 году. Переворот провалился, однако сила монарха была подорвана и в Корё началась серия конфликтов среди знати за лидерство в стране.

В 1135 Мё Чхон выступил с предложением о переносе столицы в Согён (современный Пхеньян). Предложение раскололо элиту страны на два лагеря. Одна фракция, во главе с самим Мё Чхоном, выступала за перенос столицы и последующий поход против Маньчжурии. Другая, во главе с Ким Бусиком (автором Самгук Саги), хотела сохранить статус-кво. Мё Чхону не удалось убедить короля и он поднял восстание, которое, тем не менее, окончилось крахом.

В 1170 году группа военачальников во главе с Чоном Чунбу (정중부) и Ли Ыйбаном (이의방) подняла восстание и одержала в нём верх. Инджон был отправлен в ссылку, а королём стал Мёнджон (명종). В истории Корё начался период военного управления. В 1177 к власти пришёл молодой воевода Кён Тхэсун. Он начал попытки возвратить монарху полную власть, однако в 1184 он умер и его преемником стал сын простолюдина Ли Ыймин. Его правление было жестоким, что привело к восстанию другого генерала Чхве Чхунхона, который убил Ли Ыймина и принял власть в 1197. В течение следующего 61 года клан Чхой правил страной, установив военную диктатуру. Пост короля был сделан, по сути, декоративным. Преемниками Чхве Чхунхона стал его сын, Чхве У, внук Чхве Хан и правнук Чхве Ый. Приняв власть, Чхве Чхунхон сместил Мёнджона с трона, заменив его на Синджона, а после его смерти, сместив ещё двух королей, остановил свой выбор на Коджоне.

Монгольские вторжения

В 1231 году началось нашествие на Корё монголов под предводительством Угэдэя. Это нашествие было частью большой кампании по захвату Китая. Королевский двор бежал в Канхвадо на берегу залива Кёнги в 1232 году. Военный правитель того времени Чхве Чхунхон (кор. 최충헌, 崔忠獻) настоял на сопротивлении. Несколько десятилетий Корё отчаянно сопротивлялось, однако наконец в 1259 было вынуждено подписать мирный договор. Несколько воевод, отказавшихся сдаться, возглавили Восстание Самбёльчхо и обосновались на островах возле южного побережья Корейского полуострова, включая Чиндо. Династия Корё была данником монгольской династии Юань до тех пор, пока Конмин-ван не извлёк выгоду из восстания Чжу Юаньчжана и не начал освобождение от монгольского ига.

Падение

В 1388 году У-ван планировал кампанию по завоеванию китайского Ляонина. Он послал в поход армию генерала Ли Сонге (позднее Тхэджо), однако, дойдя до границы, тот остановился и возглавил восстание. Через 4 года, в 1392 году Корё пало, а генерал Ли стал основателем новой династии Чосон.

См. также

Напишите отзыв о статье "Корё"

Отрывок, характеризующий Корё

– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.


12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.
Гвардия весь поход прошла, как на гуляньи, щеголяя своей чистотой и дисциплиной. Переходы были малые, ранцы везли на подводах, офицерам австрийское начальство готовило на всех переходах прекрасные обеды. Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди шли в ногу, а офицеры пешком на своих местах. Борис всё время похода шел и стоял с Бергом, теперь уже ротным командиром. Берг, во время похода получив роту, успел своей исполнительностью и аккуратностью заслужить доверие начальства и устроил весьма выгодно свои экономические дела; Борис во время похода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и через рекомендательное письмо, привезенное им от Пьера, познакомился с князем Андреем Болконским, через которого он надеялся получить место в штабе главнокомандующего. Берг и Борис, чисто и аккуратно одетые, отдохнув после последнего дневного перехода, сидели в чистой отведенной им квартире перед круглым столом и играли в шахматы. Берг держал между колен курящуюся трубочку. Борис, с свойственной ему аккуратностью, белыми тонкими руками пирамидкой уставлял шашки, ожидая хода Берга, и глядел на лицо своего партнера, видимо думая об игре, как он и всегда думал только о том, чем он был занят.