Монгольское завоевание Анатолии
| Монгольское завоевание Анатолии | |||
| Основной конфликт: Монгольские завоевания | |||
| Противники | |||
|---|---|---|---|
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Монгольское завоевание Анатолии — быстрое и довольно успешное завоевание территории Анатолии с 1241 по 1243 год. После поражения армии сельджуков в битве при Кёсе-даге в 1243 году территория оказалась под контролем монголов вплоть до 1335 года[1]. Из-за нескольких мятежей против султана сельджуков, в 1255 году монгольская орда легко преодолела центральную и восточную Анатолию. В Турции до сих пор можно найти следы культурного наследия монголов, в частности захоронения различных правителей, в частности сына Хулагу.
К концу 14 века большинство территории Анатолии находилось под контролем различных бейликов вплоть до крушения династии Сельджуков. Туркменские бейлики также признавали себя вассалами монгольских ханов, оставаясь фактически самостоятельными правителями областей[2][3]. Они не чеканили монеты с изображением собственных правителей, вплоть до Османа I, выпустившего мелкие серебряные монеты, названные акче, по образцу монет Ильханов с собственным изображением[4]. В соответствии с традициями ислама печать монет была прерогативой суверенов, тем самым Осман I заявил о своей независимости от монгольского ханства[5]. Существует мнение, что османы продолжали в какой-то мере платить дань монгольским ильханам вплоть до 1335 года, то есть фактически полной независимости добились лишь после смерти Османа.
Содержание
Ранняя история
В 12 столетии Византийской империи удалось повторно утвердить свою власть в восточной и северной части Анатолии. После завоевания Константинополя в 1204 году в ходе Четвертого крестового похода, были образованы Эпирский деспотат и Никейская Империя. Несколькими неделями раньше Алексей Комнин основал Трапезундскую империю. Трабзон и Никея находились на границе с Монгольской Империей. Контроль над территориями поделили греки и сельджуки, с постоянным ослаблением влияния Византии.
Во время Чормагана, военные действия с турками-седжуками не велись. Однако после смерти Ала ад-Дин Кей-Кубада I, во времена правления Гийас ад-Дина Кей-Хосрова II в 1238 году монгольская империя вторглась на территорию Великой Армении, находящейся под властью Конийского султаната. После смерти Угэдея в 1241 году, Кей-Хосров посчитал армию достаточно сильной для сопротивления армии Монгольской империи. Байджу призвал султана принять зависимость от Монголии, лично посетить Монголию и оставить в честь смирения заложников. После отказа выполнения условий, Байджу объявил войну. В ответ армия турок-сельджуков вторглась в Грузинское царство, часть Монгольской Империи.
Падение Эрзурума
В 1241 году армия Байджу подошла к городу Эрзурум. Перед осадой Байнджу предложил жителям сдаться, получив отказ Байджу осадил Эрзурум и после двухмесячной осады захватил его. Армянский хронист тех лет Киракос Гандзакеци, описывая это событие, отмечал, что:
татары [то есть монголы ] разделили городские стены на участки между разными отрядами… воздвигли множество катапульт и разрушили стены. После этого они ворвались в город, без всякой пощады предали мечу жителей, ограбили их имущество и богатство, а город сожгли огнём.
Получив послание о падении города султан направил монгольскому военачальнику письмо, заявляя, что армия Байджу захватила лишь один из множества городов. Однако с захватом Эрзурума Байджу обрел необходимый плацдарм для дальнейших военных действий в Анатолии, которые он возобновил весной 1243 г.
Битва при Кёсе-даге
Султан заключал союз со всеми странами, окружающими его. Король Малой Армении обещал военную помощь, однако до настоящего времени не дошли подтверждающие факты их участия. Кей-Хосрова получил военную поддержку со стороны Трапезундской империи, султана Халеба, Никейской империи[6]
В итоге, как сообщает Киракос Гандзакеци, султану удалось выставить «бесчисленное количество людей». Гильом де Рубрук говорит об армии в 200 тыс., но сельджукский хронист Ибн Биби приводит значительно более скромную цифру — 70 тыс. Тем не менее все современники сходятся на том, что войско Байджу явно уступало по численности армии султана. Сельджуки встретили своих противников, заняв выгодные позиции в горном ущелье Кёсе-даг, западнее Эрзинджана.
Однако Байджу сумел перехитрить султанских военачальников, использовав традиционную тактику кочевников с ложным отступлением и внезапной контратакой, в которой участвовали отборные части монголов, а также отряды грузинских и армянских князей. В результате находившиеся в засаде воины, по словам Гандзакеци:
встретив султанские войска, разбили и обратили их в бегство. Султан едва спасся и бежал. Монголы преследовали бегущих и беспощадно истребляли их.
К вечеру 26 июня 1243 г. сельджукской армии уже не существовало.
Заключение мира
Султан Кей-Косрова послал Байнджу делегацию, для заключения мирного соглашения. В результате соглашения Конийский султанат был обложен данью, которую должен платить ежегодно в золоте, шелке, верблюдах и овцах, территория захваченная монголами была присоединена к Монгольской империи. Таким образом, султанат был разделен на две части, султану были оставлены земли к западу от реки Кызыл-Ырмак, область к востоку от реки переходила под управление монгольского наместника.[8][9]
После поражения союзника при Кёсе-даге никейский император Иоанн III Дука Ватац начал подготовку к наступлению монгольской армии. Ватац направил в Мунке-хан послов, с целью выиграть время. Однако Монгольская империя не принимала действий по захвату империи и не вмешивалась в раздел Константинополя, не препятствуя плану Иоанна Ватаца по захвату города, и не способствуя сохранению города в составе Латинской империи.
Напишите отзыв о статье "Монгольское завоевание Анатолии"
Примечания
- ↑ Josef W. Meri, Jere L. Bacharach-Medieval Islamic Civilization: A-K, index, p.442
- ↑ Mehmet Fuat Köprülü, Gary Leiser-The origins of the Ottoman empire, p.33
- ↑ Peter Partner-God of battles: holy wars of Christianity and Islam, p.122
- ↑ Artuk-Osmanli Beyliginin Kurucusu, 27f
- ↑ Pamuk-A Monetary history, p.30-31
- ↑ Claude Cahen, Pre-Ottoman Turkey: a general survey of the material and spiritual culture and history, trans. J. Jones-Williams, (New York: Taplinger, 1968) p.137.
- ↑ Shepherd, William R. Historical Atlas, 1911.
- ↑ D.S.Benson — The Mongol campaigns in Asia, p.177
- ↑ C. P. Atwood, Encyclopedia of Mongolia and the Mongol Empire, p. 555
Ссылки
- [www.slovopedia.com/14/206/1017586.html Словопедия Кольера]
- [turkey-info.ru/history/asia_mongols/kese_dag.html Битва при Кёсе-даге]
| Монгольские завоевания | ||||||
|---|---|---|---|---|---|---|
| Европа | Западная и Средняя Азия | Восточная Азия | ||||
|
|
|
| ||||
Отрывок, характеризующий Монгольское завоевание Анатолии
– Папенька дома? – спросил он.– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…
Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
– Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
