Убийство Георгия Гонгадзе

Убийство украинского журналиста Георгия Гонгадзе произошло 17 сентября 2000 года. Его обезглавленное тело было найдено 2 ноября 2000 года в Таращанском лесу примерно в 100 километрах от Киева.

28 ноября 2000 года лидер Социалистической партии Украины Александр Мороз заявил на заседании парламента, что располагает аудиозаписями, которые указывают на причастность высшего руководства Украины к убийству Гонгадзе. Эти записи сделал сотрудник службы охраны президента Леонида Кучмы, майор Николай Мельниченко. Кучма категорически отверг обвинения в свой адрес.

В начале марта 2005 года новоизбранный президент Виктор Ющенко объявил о раскрытии дела Гонгадзе. В июне того же года генеральный прокурор Святослав Пискун сообщил, что высокопоставленные сотрудники милиции, обвиняемые в убийстве журналиста, признали себя виновными. 19 декабря 2005 года начался судебный процесс над обвиняемыми — Валерием Костенко, Николаем Протасовым и Александром Поповичем. Главным исполнителем убийства следствие посчитало генерала МВД Алексея Пукача, находящегося в розыске. Заказчики убийства Гонгадзе установлены не были.

Cобрал доказательства о причастности Пукача к убийству Гонгадзе и участвовал в его аресте следователь Юрий Столярчук, который входил в следственно-оперативную группу по расследованию этого резонансного убийства. Именно в кабинете Столярчука впервые задержали Пукача. Это произошло в октябре 2003-го. Тогда  Пукачу инкриминировали уничтожение документов службы внешнего наблюдения, которая следила за Гонгадзе.

В марте 2008 года Апелляционный суд Киева вынес приговор троим исполнителям убийства журналиста (ни один из фигурантов дела обвиняемых полностью свою вину не признал). Костенко и Попович получили по 12 лет тюрьмы, Протасов был приговорен к 13 годам тюремного заключения. Пукач, который, по данным следствия, руководил действиями трёх милиционеров, был задержан в июле 2009 года в Житомирской области.

29 января 2013 года Алексей Пукач был приговорен к пожизненному заключению. В приговоре было отмечено, что Пукач получил приказ убить Гонгадзе лично от тогдашнего министра внутренних дел Юрия Кравченко, который, по официальной версии, покончил жизнь самоубийством в 2005 году. После оглашения приговора Пукач заявил, что согласится с ним лишь в том случае, если в одной клетке с ним окажутся Леонид Кучма и Владимир Литвин. Семья Гонгадзе убеждена, что заказчики убийства остались безнаказанными.

Похищение и убийство

Вечером 16 сентября 2000 года журналист и основатель интернет-издания «Украинская правда» Георгий Гонгадзе исчез после того, как покинул квартиру Алёны Притулы, главного редактора этого же издания. Последний раз Притула видела его около 22:30, когда он направлялся домой к жене и детям. С тех пор никто Гонгадзе больше не видел. Его обезглавленное тело было найдено 2 ноября 2000 года в неглубокой яме примерно в 100 км от Киева.

Установленные детали убийства

Подробности убийства стали известны из приговора Печерского суда Киева от 29 января 2009 года. Согласно материалам уголовного дела, убийство было совершено в ночь на 17 сентября 2000 года в лесу в Киевской области сотрудниками милиции Протасовым, Поповичем, Костенко и Пукачом.

Примерно в полночь Попович, по указанию Пукача, недалеко от места остановки автомобиля, в котором уже находился Гонгадзе, выкопал лопатой яму, приблизительной шириной 70 см и глубиной метр. В это время Протасов и Костенко оставались в служебном автомобиле Hyundai Sonata, удерживая Гонгадзе. Далее Протасов, Костенко, Попович и Пукач вывели Гонгадзе, сняли с него куртку, уложили на землю и сняли с него ботинки. После этого Костенко связал верёвкой руки и ноги Гонгадзе. Пукач, Протасов и Костенко отнесли связанного Гонгадзе к выкопанной яме и уложили лицом вниз. Костенко, по указанию Пукача, обыскал Гонгадзе, забрал у него из заднего кармана ключи и передал их Пукачу.

После этого его положили лицом вверх. Гонгадзе начал просить не убивать его. Пукач запихнул в рот Гонгадзе носовой платок и начал руками сдавливать его горло и шею, а Протасов держал Гонгадзе за плечи. Поскольку так задушить Гонгадзе не удалось, Попович вытащил из брюк Гонгадзе ремень и передал его Пукачу. Пукач набросил его на шею Гонгадзе, упёрся коленями в область груди и начал затягивать. В это время Протасов держал Гонгадзе за правое плечо, а Костенко за ноги. Гонгадзе набрал в лёгкие воздуха. По указанию Пукача, Попович для того, чтобы заставить Гонгадзе выдохнуть воздух, нанёс несколько ударов в область живота. После полученных ударов Гонгадзе выдохнул. Из-за сдавливания шеи петлей с ремня, Гонгадзе был сломан кадык. Начались конвульсии. Протасов и Костенко держали Гонгадзе за ноги до самой смерти.

Гонгадзе умер около 01:00 17 сентября. Удостоверившись, что он мёртв, Пукач, Протасов и Костенко сбросили его тело в яму. С целью скрыть совершение преступления, они взяли из автомобиля канистру с бензином, облили тело и подожгли. Когда огонь погас, Пукач, Протасов, Костенко и Попович забросали яму с телом землей и замаскировали травой.

В октябре 2000 года Пукач с целью скрыть преступление ещё раз прибыл на место захоронения Гонгадзе, выкопал его и отвез в лесничество Таращанского района Киевской области. С помощью топора он отчленил голову от тела, закопав обезглавленное тело и отдельно голову.

Кассетный скандал

28 ноября 2000 года, через два месяца после исчезновения Гонгадзе, лидер Социалистической партии Александр Мороз проинформировал парламент и журналистов о том, что он обладает тайными записями разговоров президента Кучмы и высокопоставленных правительственных чиновников, которые проливают свет на убийство Гонгадзе. По словам Мороза, в беседах, записанных сотрудником службы охраны президента Николаем Мельниченко, участвуют Кучма и его ближайшие помощники — глава администрации президента Владимир Литвин, министр внутренних дел Юрий Кравченко и глава СБУ Леонид Деркач, которые обсуждают деятельность Гонгадзе и решают, что с ним делать.

Мороз заявил, что эти беседы дают основание считать, что президент причастен к исчезновению Гонгадзе. Кучма отверг любую свою причастность к исчезновению Гонгадзе. Международные эксперты оказались неспособными установить подлинность записей. 29 января 2013 года суд по делу Пукача решил, что показания Мельниченко и его записи не могут быть доказательством по делу об убийстве Гонгадзе.

Начало расследования

27 февраля 2001 года Генеральная прокуратура Украины признала факт смерти Георгия Гонгадзе и возбудила дело по статье «Умышленное убийство».

В марте 2001 года в газете Financial Times Джордж Сорос призвал президента Кучму временно уйти с должности и отдать власть премьеру Ющенко на время расследования дела Гонгадзе.

15 мая 2001 года Леонид Кучма заявил, что знает имена убийц. На следующий день министр внутренних дел Юрий Смирнов объявил, что убийство не имеет политических мотивов и совершено «из хулиганских побуждений» двумя уголовниками, погибшими в декабре 2000 года.

3 сентября 2002 года генпрокуратура Украины признала, что тело, найденное в Таращанском лесу, принадлежит Георгию Гонгадзе.

В 2002—2003 годах расследование гибели Гонгадзе возглавлял заместитель генпрокурора Украины Виктор Шокин, который ещё тогда заявлял о причастности к убийству журналиста сотрудников МВД Украины.

22 октября 2003 года генеральный прокурор Святослав Пискун подписал ордер на арест генерала милиции Алексея Пукача и объявил, что расследование близится к завершению. Начальник департамента внешнего наблюдения МВД Украины генерал Пукач попал в поле зрения прокуратуры после того, как в ходе расследования выяснилось, что его подразделение вело слежку за журналистом. Генерала задержали в его рабочем кабинете и предъявили обвинение в злоупотреблении властью, что вызвало недовольство президента Кучмы; 29 октября последний уволил генерального прокурора Святослава Пискуна и его заместителя Шокина; следственную группу переформировали, а Пукача выпустили на свободу, сняли с него все обвинения и отправили на пенсию. Генерал Пукач был выпущен из-под ареста в ноябре 2003 года и до 21 июля 2009 года находился в международном розыске.

В июне 2004 года британская газета The Independent опубликовала материалы следствия, которые содержали показания заместителя главы Управления по борьбе с организованной преступностью Киевской области Игоря Гончарова, арестованного в 2003 году по обвинению в убийстве других лиц и скончавшегося в заключении в августе того же года, о том, что похищение и убийство Гонгадзе было осуществлено подконтрольными бандитами по указанию МВД, а именно, по приказу министра Юрия Кравченко от имени президента страны.

Оранжевая революция и возобновление расследования

В дни «оранжевой революции», в декабре 2004 года, Пискун оспорил своё увольнение в суде, добился восстановления в должности генерального прокурора, привёл с собой старую команду и возобновил расследование. Служба безопасности Украины объявила в розыск Алексея Пукача, который, как сообщил Святослав Пискун, является ключевым подозреваемым и свидетелем в «деле Гонгадзе».

Сам новоизбранный президент Украины Виктор Ющенко не раз заявлял, что считает «делом чести» наказание убийц журналиста.

Генеральный прокурор Святослав Пискун объявил, что за помощь в поимке убийц правоохранительные органы готовы выплатить 5 млн гривен (приблизительно 620 тыс. долларов). Заплатят также тому, кто найдёт голову погибшего журналиста (пока найдено лишь обезглавленное тело). Одновременно сотрудникам милиции, которые признаются в причастности к убийству, обещана амнистия. Таким образом прокуратура официально признала, что к убийству Георгия Гонгадзе, скорее всего, в той или иной мере причастны многие сотрудники милиции.

К ответственности, однако, привлекут не всех. «Если они не связаны непосредственно с убийством, я обещаю, что они останутся на свободе и в правоохранительных органах», — заявил новый министр внутренних дел Юрий Луценко. «Мы даём абсолютную гарантию неприкосновенности, защиты всех прав человеку, который нам поможет раскрыть убийство Гонгадзе», — подтвердил Святослав Пискун. Луценко сменил весь руководящий состав МВД и назначил служебное расследование по факту незаконного негласного наблюдения за журналистом.

1 марта 2005 года Виктор Ющенко официально заявил, что убийцы Георгия Гонгадзе задержаны. Раньше, по мнению президента, правоохранительные органы не могли раскрыть убийство Гонгадзе, поскольку «предыдущая власть не только не обладала политической волей для его раскрытия», но и «была крышей для убийц». По словам Виктора Ющенко, ему теперь стало понятно, почему при предыдущем генеральном прокуроре страны Геннадии Васильеве убийство не было раскрыто, а следственная группа по этому делу была распущена.

Президент поблагодарил всех сотрудников генпрокуратуры, МВД и СБУ, которые способствовали раскрытию дела. Виктор Ющенко отметил, что десятки нераскрытых громких убийств «лежат пятном на Украине», добавив, что для него «раскрытие этих дел является одним из смыслов президентской жизни». Именно поэтому он принял решение о формировании национального бюро расследований, которое будет заниматься всеми громкими делами в стране.

Гибель главного свидетеля

3 марта 2005 года генеральный прокурор Украины Святослав Пискун заявил, что его подчинённые намерены на следующее утро допросить бывшего главу МВД Юрия Кравченко. Депутат Верховной Рады Григорий Омельченко, глава парламентской комиссии по расследованию резонансных дел, в тот же день предложил немедленно арестовать Кравченко, поскольку он «находится на грани самоубийства», а также бывшего начальника Службы безопасности Украины Леонида Деркача и самого Леонида Кучму.

Но до допроса Кравченко не дожил — 4 марта 2005 года он был обнаружен мёртвым на своей даче в элитном поселке «Золотые ворота» в Конча-Заспе под Киевом. Кравченко скончался от двух огнестрельных ранений в голову. По мнению следствия, экс-министр покончил жизнь самоубийством.

Омельченко обвинил генерального прокурора в том, что своим публичным объявлением о вызове Кравченко на допрос он фактически подтолкнул того к самоубийству, и вновь предложил арестовать Кучму. Сам Леонид Кучма, находившийся на лечении и отдыхе в Карловых Варах (Чехия), заявил о своей непричастности к случившемуся и вернулся в Киев, где даст показания в генпрокуратуре.

Фракция Коммунистической партии Украины (КПУ) в Верховной Раде заявила, что Кравченко — уже не первый из лиц, причастных к прошлой власти, которые исчезают или таинственно умирают, как бывший министр транспорта Г. Н. Кирпа (покончил с собой в декабре 2004). По их информации, пропало не менее семи бывших руководителей МВД уровня заместителей министра и начальников управлений. КПУ настаивает на задержании и изоляции Кучмы — чтобы расследовать политические скандалы, такие как смерть Гонгадзе, а также чтобы сохранить жизнь самого Кучмы.

Ющенко обвиняют в том, что в ходе избирательной кампании он заключил соглашение с Кучмой, гарантирующее неприкосновенность экс-президента.

Приговор трём убийцам Гонгадзе

23 ноября 2005 года Апелляционный суд Киева принял к рассмотрению уголовное дело по обвинению Николая Протасова, Валерия Костенко и Александра Поповича в преднамеренном убийстве журналиста Георгия Гонгадзе. Слушание прошло в закрытом режиме.

19 декабря 2005 года прошло очередное слушание дела об убийстве Георгия Гонгадзе. Слушание прошло в закрытом режиме, что вызвало критику со стороны СМИ. Даже Виктор Ющенко пообещал тогда, что обратится к суду с просьбой, «чтобы эта процедура проходила открыто, чтобы там были журналисты и камеры».

9 января 2006 года Апелляционный суд Киева начал рассмотрение по существу уголовного дела об убийстве журналиста Георгия Гонгадзе. Рассмотрение уголовного дела было решено провести в открытом режиме. Однако и это судебное заседание проходило без присутствия прессы, поскольку зал оказался слишком мал. Собравшиеся в здании суда журналисты прорвались в зал во время объявленного председательствующей судьей Ириной Григорьевой перерыва. Представители СМИ отказались подчиниться требованию конвоя, покинуть зал, заявляя, что процесс открытый, поэтому они имеют полное право присутствовать на слушании. Конвоиры пытались выдворить журналистов силой, используя резиновые дубинки. Журналисты написали коллективное заявление в милицию с требованием возбудить уголовное дело по факту препятствования журналистской деятельности (ст. 171 УК Украины) со стороны охранявшего подсудимых конвоя, передает УНИАН. Был объявлен ещё один перерыв, после чего коллегия Судебной палаты по уголовным делам Апелляционного суда города Киева приняла решение перенести рассмотрение дела об убийстве журналиста Георгия Гонгадзе на 23 января. Причиной переноса рассмотрения дела стал гипертонический криз у одного из подсудимых.

29 августа 2006 года мать погибшего, Леся Гонгадзе, заявила, что отказывается от участия в дальнейших процессах, поскольку не доверяет ни ходу расследования, ни суду (Интерфакс-Украина, 29.08.2006, со ссылкой на «Немецкую волну»).

12 июня 2007 года Апелляционный суд Киева продолжил рассмотрение дела об исполнителях убийства журналиста Георгия Гонгадзе в открытом режиме.

25 июня 2007 года Апелляционный суд Киева продолжил рассмотрение дела об исполнителях убийства журналиста Георгия Гонгадзе в открытом режиме. Планируется, что заседания будут проходить до 20 июля, а затем суд объявит на некоторое время перерыв по делу. В убийстве журналиста обвиняются три бывших сотрудника Департамента внешнего наблюдения и уголовной разведки МВД Валерий Костенко, Николай Протасов и Александр Попович. Ещё один обвиняемый — бывший руководитель упомянутого департамента МВД Алексей Пукач — находится в розыске.

15 марта 2008 года Апелляционный суд Киева приговорил обвиняемых в убийстве Георгия Гонгадзе Николая Протасова к 13 годам лишения свободы, Валерия Костенко и Александра Поповича к 12 годам лишения свободы; 8 июля того же года Верховный суд Украины оставил приговор без изменения. Николай Протасов скончался в Менской колонии в апреле 2015 года.

Арест и показания генерала Пукача

22 июля 2009 года задержанный накануне украинскими правоохранительными органами бывший руководитель департамента внешнего наблюдения и криминальной разведки МВД Украины генерал Алексей Пукач признал свою причастность к убийству Георгия Гонгадзе и назвал имена заказчиков, согласно заявлению заместителя главы Службы безопасности Украины Василия Грицака.

24 июля 2009 года Генеральная прокуратура Украины предъявила Пукачу А. П. обвинения в убийстве Гонгадзе и ряде других преступлений, таких как похищение Подольского и уничтожение документов. Следователи проверяют его показания относительно местонахождения головы убитого журналиста. Генеральный прокурор Украины Александр Медведько заявил, что на данный момент голову ещё не нашли, а также отказался комментировать информацию касаемо заказчиков убийства, сославшись на тайну следствия.

28 июля 2009 года в селе Сухолесы (Белоцерковский район), на месте, указанном во время допроса Алексеем Пукачом, были найдены фрагменты черепа, предположительно принадлежащие Георгию Гонгадзе; там же 31 июля экспертами были найдены резиновые перчатки, в которых Алексей Пукач осенью 2000 года мог обезглавливать труп журналиста.

10 сентября 2010 года по данным издания «Зеркало недели», досудебное следствие в деле по обвинению Алексея Пукача в убийстве журналиста Георгия Гонгадзе закончено. По данным ЗН, кроме бывшего начальника департамента наружного наблюдения МВД Украины Алексея Пукача других обвиняемых нет.

Генпрокуратура Украины установила, что приказ на убийство Гонгадзе отдал министр внутренних дел Юрий Кравченко.

…Примерно 13—14 сентября 2000 года в своем служебном кабинете в городе Киеве по улице Богомольца, 10 министр внутренних дел Кравченко Ю. Ф. устно отдал начальнику ГУКП МВД Украины Пукачу А. П. явно преступный приказ — убить журналиста Гонгадзе Г. Р. для прекращения таким образом журналистской деятельности

Дело против Кучмы

22 марта 2011 года заместитель генерального прокурора Ренат Кузьмин заявил, что против Леонида Кучмы возбуждено уголовное дело по подозрению в причастности к убийству Гонгадзе. Ему был ограничен выезд за пределы Украины. На следующий день он прибыл на допрос в генпрокуратуру, но отказался от очной ставки с Николаем Мельниченко.

24 марта у Кучмы была очная ставка с Алексем Пукачем, после которой ему были выдвинуты обвинения. По его словам, обвинение базируется на плёнках и показаниях Николая Мельниченко и Александра Мороза. 4 апреля всё-таки состоялась очная ставка Кучмы и Мельниченко. 26 апреля было объявлено о завершении расследования.

21 октября 2011 года конституционный суд обнародовал решение, согласно которому обвинение в совершении преступления не может основываться на данных, полученных незаконным путём. 14 декабря того же года Печерский суд Киева отменил постановление генпрокуратуры о возбуждении уголовного дела в отношении Кучмы, признав возбуждение дела незаконным.

Приговор Пукачу

29 января 2013 года Алексей Пукач приговорен к пожизненному лишению свободы за убийство Георгия Гонгадзе. В приговоре было отмечено, что Пукач частично признал свою вину: он сообщил, что получил приказ вести наблюдение и убить Гонгадзе лично от тогдашнего министра внутренних дел Украины Юрия Кравченко.

Тем не менее, Пукач заявил, что смерть Гонгадзе была несчастным случаем. По его словам, он набросил ремень на шею журналисту, чтобы напугать, а смерть была несчастным случаем, поскольку ремень случайно переломал хрящ на шее Гонгадзе. После оглашения приговора Пукач заявил, что согласится с ним лишь в том случае, если в одной клетке с ним окажутся Леонид Кучма и Владимир Литвин.

Представитель интересов вдовы журналиста Мирославы Гонгадзе Валентина Теличенко заявила, что намерена настаивать на расследовании в дальнейшем дела экс-главы МВД Юрия Кравченко. Мать журналиста Леся Гонгадзе назвала приговор «большой точкой с концами в воду» — «чтобы никто и никогда не смог назвать заказчиков, которые на самом деле хотели уничтожить» её сына.

ОБСЕ и США призвали украинскую власть найти заказчиков убийства.

Ссылки

• [focus.ua/politics/258710/ Дело Гонгадзе: Хронология событий]. Фокус.ua (29 января 2013). Проверено 31 января 2013. [www.webcitation.org/6E7fa6SNe Архивировано из первоисточника 2 февраля 2013].
• Гонгадзе, Георгий — статья в Лентапедии. 2012 год.

Отрывок, характеризующий Убийство Георгия Гонгадзе

– А я думаю, что кончена. И так думают большие колпаки здесь, но не смеют сказать этого. Будет то, что я говорил в начале кампании, что не ваша echauffouree de Durenstein, [дюренштейнская стычка,] вообще не порох решит дело, а те, кто его выдумали, – сказал Билибин, повторяя одно из своих mots [словечек], распуская кожу на лбу и приостанавливаясь. – Вопрос только в том, что скажет берлинское свидание императора Александра с прусским королем. Ежели Пруссия вступит в союз, on forcera la main a l'Autriche, [принудят Австрию,] и будет война. Ежели же нет, то дело только в том, чтоб условиться, где составлять первоначальные статьи нового Саmро Formio. [Кампо Формио.]
– Но что за необычайная гениальность! – вдруг вскрикнул князь Андрей, сжимая свою маленькую руку и ударяя ею по столу. – И что за счастие этому человеку!
– Buonaparte? [Буонапарте?] – вопросительно сказал Билибин, морща лоб и этим давая чувствовать, что сейчас будет un mot [словечко]. – Bu onaparte? – сказал он, ударяя особенно на u . – Я думаю, однако, что теперь, когда он предписывает законы Австрии из Шенбрунна, il faut lui faire grace de l'u . [надо его избавить от и.] Я решительно делаю нововведение и называю его Bonaparte tout court [просто Бонапарт].
– Нет, без шуток, – сказал князь Андрей, – неужели вы думаете,что кампания кончена?
– Я вот что думаю. Австрия осталась в дурах, а она к этому не привыкла. И она отплатит. А в дурах она осталась оттого, что, во первых, провинции разорены (on dit, le православное est terrible pour le pillage), [говорят, что православное ужасно по части грабежей,] армия разбита, столица взята, и всё это pour les beaux yeux du [ради прекрасных глаз,] Сардинское величество. И потому – entre nous, mon cher [между нами, мой милый] – я чутьем слышу, что нас обманывают, я чутьем слышу сношения с Францией и проекты мира, тайного мира, отдельно заключенного.
– Это не может быть! – сказал князь Андрей, – это было бы слишком гадко.
– Qui vivra verra, [Поживем, увидим,] – сказал Билибин, распуская опять кожу в знак окончания разговора.
Когда князь Андрей пришел в приготовленную для него комнату и в чистом белье лег на пуховики и душистые гретые подушки, – он почувствовал, что то сражение, о котором он привез известие, было далеко, далеко от него. Прусский союз, измена Австрии, новое торжество Бонапарта, выход и парад, и прием императора Франца на завтра занимали его.
Он закрыл глаза, но в то же мгновение в ушах его затрещала канонада, пальба, стук колес экипажа, и вот опять спускаются с горы растянутые ниткой мушкатеры, и французы стреляют, и он чувствует, как содрогается его сердце, и он выезжает вперед рядом с Шмитом, и пули весело свистят вокруг него, и он испытывает то чувство удесятеренной радости жизни, какого он не испытывал с самого детства.
Он пробудился…
«Да, всё это было!…» сказал он, счастливо, детски улыбаясь сам себе, и заснул крепким, молодым сном.


На другой день он проснулся поздно. Возобновляя впечатления прошедшего, он вспомнил прежде всего то, что нынче надо представляться императору Францу, вспомнил военного министра, учтивого австрийского флигель адъютанта, Билибина и разговор вчерашнего вечера. Одевшись в полную парадную форму, которой он уже давно не надевал, для поездки во дворец, он, свежий, оживленный и красивый, с подвязанною рукой, вошел в кабинет Билибина. В кабинете находились четыре господина дипломатического корпуса. С князем Ипполитом Курагиным, который был секретарем посольства, Болконский был знаком; с другими его познакомил Билибин.
Господа, бывавшие у Билибина, светские, молодые, богатые и веселые люди, составляли и в Вене и здесь отдельный кружок, который Билибин, бывший главой этого кружка, называл наши, les nфtres. В кружке этом, состоявшем почти исключительно из дипломатов, видимо, были свои, не имеющие ничего общего с войной и политикой, интересы высшего света, отношений к некоторым женщинам и канцелярской стороны службы. Эти господа, повидимому, охотно, как своего (честь, которую они делали немногим), приняли в свой кружок князя Андрея. Из учтивости, и как предмет для вступления в разговор, ему сделали несколько вопросов об армии и сражении, и разговор опять рассыпался на непоследовательные, веселые шутки и пересуды.
– Но особенно хорошо, – говорил один, рассказывая неудачу товарища дипломата, – особенно хорошо то, что канцлер прямо сказал ему, что назначение его в Лондон есть повышение, и чтоб он так и смотрел на это. Видите вы его фигуру при этом?…
– Но что всего хуже, господа, я вам выдаю Курагина: человек в несчастии, и этим то пользуется этот Дон Жуан, этот ужасный человек!
Князь Ипполит лежал в вольтеровском кресле, положив ноги через ручку. Он засмеялся.
– Parlez moi de ca, [Ну ка, ну ка,] – сказал он.
– О, Дон Жуан! О, змея! – послышались голоса.
– Вы не знаете, Болконский, – обратился Билибин к князю Андрею, – что все ужасы французской армии (я чуть было не сказал – русской армии) – ничто в сравнении с тем, что наделал между женщинами этот человек.
– La femme est la compagne de l'homme, [Женщина – подруга мужчины,] – произнес князь Ипполит и стал смотреть в лорнет на свои поднятые ноги.
Билибин и наши расхохотались, глядя в глаза Ипполиту. Князь Андрей видел, что этот Ипполит, которого он (должно было признаться) почти ревновал к своей жене, был шутом в этом обществе.
– Нет, я должен вас угостить Курагиным, – сказал Билибин тихо Болконскому. – Он прелестен, когда рассуждает о политике, надо видеть эту важность.
Он подсел к Ипполиту и, собрав на лбу свои складки, завел с ним разговор о политике. Князь Андрей и другие обступили обоих.
– Le cabinet de Berlin ne peut pas exprimer un sentiment d'alliance, – начал Ипполит, значительно оглядывая всех, – sans exprimer… comme dans sa derieniere note… vous comprenez… vous comprenez… et puis si sa Majeste l'Empereur ne deroge pas au principe de notre alliance… [Берлинский кабинет не может выразить свое мнение о союзе, не выражая… как в своей последней ноте… вы понимаете… вы понимаете… впрочем, если его величество император не изменит сущности нашего союза…]
– Attendez, je n'ai pas fini… – сказал он князю Андрею, хватая его за руку. – Je suppose que l'intervention sera plus forte que la non intervention. Et… – Он помолчал. – On ne pourra pas imputer a la fin de non recevoir notre depeche du 28 novembre. Voila comment tout cela finira. [Подождите, я не кончил. Я думаю, что вмешательство будет прочнее чем невмешательство И… Невозможно считать дело оконченным непринятием нашей депеши от 28 ноября. Чем то всё это кончится.]
И он отпустил руку Болконского, показывая тем, что теперь он совсем кончил.
– Demosthenes, je te reconnais au caillou que tu as cache dans ta bouche d'or! [Демосфен, я узнаю тебя по камешку, который ты скрываешь в своих золотых устах!] – сказал Билибин, y которого шапка волос подвинулась на голове от удовольствия.
Все засмеялись. Ипполит смеялся громче всех. Он, видимо, страдал, задыхался, но не мог удержаться от дикого смеха, растягивающего его всегда неподвижное лицо.
– Ну вот что, господа, – сказал Билибин, – Болконский мой гость в доме и здесь в Брюнне, и я хочу его угостить, сколько могу, всеми радостями здешней жизни. Ежели бы мы были в Брюнне, это было бы легко; но здесь, dans ce vilain trou morave [в этой скверной моравской дыре], это труднее, и я прошу у всех вас помощи. Il faut lui faire les honneurs de Brunn. [Надо ему показать Брюнн.] Вы возьмите на себя театр, я – общество, вы, Ипполит, разумеется, – женщин.
– Надо ему показать Амели, прелесть! – сказал один из наших, целуя кончики пальцев.
– Вообще этого кровожадного солдата, – сказал Билибин, – надо обратить к более человеколюбивым взглядам.
– Едва ли я воспользуюсь вашим гостеприимством, господа, и теперь мне пора ехать, – взглядывая на часы, сказал Болконский.
– Куда?
– К императору.
– О! о! о!
– Ну, до свидания, Болконский! До свидания, князь; приезжайте же обедать раньше, – пocлшaлиcь голоса. – Мы беремся за вас.
– Старайтесь как можно более расхваливать порядок в доставлении провианта и маршрутов, когда будете говорить с императором, – сказал Билибин, провожая до передней Болконского.
– И желал бы хвалить, но не могу, сколько знаю, – улыбаясь отвечал Болконский.
– Ну, вообще как можно больше говорите. Его страсть – аудиенции; а говорить сам он не любит и не умеет, как увидите.


На выходе император Франц только пристально вгляделся в лицо князя Андрея, стоявшего в назначенном месте между австрийскими офицерами, и кивнул ему своей длинной головой. Но после выхода вчерашний флигель адъютант с учтивостью передал Болконскому желание императора дать ему аудиенцию.
Император Франц принял его, стоя посредине комнаты. Перед тем как начинать разговор, князя Андрея поразило то, что император как будто смешался, не зная, что сказать, и покраснел.
– Скажите, когда началось сражение? – спросил он поспешно.
Князь Андрей отвечал. После этого вопроса следовали другие, столь же простые вопросы: «здоров ли Кутузов? как давно выехал он из Кремса?» и т. п. Император говорил с таким выражением, как будто вся цель его состояла только в том, чтобы сделать известное количество вопросов. Ответы же на эти вопросы, как было слишком очевидно, не могли интересовать его.
– В котором часу началось сражение? – спросил император.
– Не могу донести вашему величеству, в котором часу началось сражение с фронта, но в Дюренштейне, где я находился, войско начало атаку в 6 часу вечера, – сказал Болконский, оживляясь и при этом случае предполагая, что ему удастся представить уже готовое в его голове правдивое описание всего того, что он знал и видел.
Но император улыбнулся и перебил его:
– Сколько миль?
– Откуда и докуда, ваше величество?
– От Дюренштейна до Кремса?
– Три с половиною мили, ваше величество.
– Французы оставили левый берег?
– Как доносили лазутчики, в ночь на плотах переправились последние.
– Достаточно ли фуража в Кремсе?
– Фураж не был доставлен в том количестве…
Император перебил его.
– В котором часу убит генерал Шмит?…
– В семь часов, кажется.
– В 7 часов. Очень печально! Очень печально!
Император сказал, что он благодарит, и поклонился. Князь Андрей вышел и тотчас же со всех сторон был окружен придворными. Со всех сторон глядели на него ласковые глаза и слышались ласковые слова. Вчерашний флигель адъютант делал ему упреки, зачем он не остановился во дворце, и предлагал ему свой дом. Военный министр подошел, поздравляя его с орденом Марии Терезии З й степени, которым жаловал его император. Камергер императрицы приглашал его к ее величеству. Эрцгерцогиня тоже желала его видеть. Он не знал, кому отвечать, и несколько секунд собирался с мыслями. Русский посланник взял его за плечо, отвел к окну и стал говорить с ним.
Вопреки словам Билибина, известие, привезенное им, было принято радостно. Назначено было благодарственное молебствие. Кутузов был награжден Марией Терезией большого креста, и вся армия получила награды. Болконский получал приглашения со всех сторон и всё утро должен был делать визиты главным сановникам Австрии. Окончив свои визиты в пятом часу вечера, мысленно сочиняя письмо отцу о сражении и о своей поездке в Брюнн, князь Андрей возвращался домой к Билибину. У крыльца дома, занимаемого Билибиным, стояла до половины уложенная вещами бричка, и Франц, слуга Билибина, с трудом таща чемодан, вышел из двери.
Прежде чем ехать к Билибину, князь Андрей поехал в книжную лавку запастись на поход книгами и засиделся в лавке.
– Что такое? – спросил Болконский.
– Ach, Erlaucht? – сказал Франц, с трудом взваливая чемодан в бричку. – Wir ziehen noch weiter. Der Bosewicht ist schon wieder hinter uns her! [Ах, ваше сиятельство! Мы отправляемся еще далее. Злодей уж опять за нами по пятам.]
– Что такое? Что? – спрашивал князь Андрей.
Билибин вышел навстречу Болконскому. На всегда спокойном лице Билибина было волнение.
– Non, non, avouez que c'est charmant, – говорил он, – cette histoire du pont de Thabor (мост в Вене). Ils l'ont passe sans coup ferir. [Нет, нет, признайтесь, что это прелесть, эта история с Таборским мостом. Они перешли его без сопротивления.]
Князь Андрей ничего не понимал.
– Да откуда же вы, что вы не знаете того, что уже знают все кучера в городе?
– Я от эрцгерцогини. Там я ничего не слыхал.
– И не видали, что везде укладываются?
– Не видал… Да в чем дело? – нетерпеливо спросил князь Андрей.
– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
– С'est trahison peut etre, [Быть может, измена,] – сказал князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и славу, которая ожидает его.
– Non plus. Cela met la cour dans de trop mauvais draps, – продолжал Билибин. – Ce n'est ni trahison, ni lachete, ni betise; c'est comme a Ulm… – Он как будто задумался, отыскивая выражение: – c'est… c'est du Mack. Nous sommes mackes , [Также нет. Это ставит двор в самое нелепое положение; это ни измена, ни подлость, ни глупость; это как при Ульме, это… это Маковщина . Мы обмаковались. ] – заключил он, чувствуя, что он сказал un mot, и свежее mot, такое mot, которое будет повторяться.
Собранные до тех пор складки на лбу быстро распустились в знак удовольствия, и он, слегка улыбаясь, стал рассматривать свои ногти.
– Куда вы? – сказал он вдруг, обращаясь к князю Андрею, который встал и направился в свою комнату.
– Я еду.
– Куда?
– В армию.
– Да вы хотели остаться еще два дня?
– А теперь я еду сейчас.
И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату.
– Знаете что, мой милый, – сказал Билибин, входя к нему в комнату. – Я подумал об вас. Зачем вы поедете?
И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица.
Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.


В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала:
– Адъютант! Господин адъютант!… Ради Бога… защитите… Что ж это будет?… Я лекарская жена 7 го егерского… не пускают; мы отстали, своих потеряли…
– В лепешку расшибу, заворачивай! – кричал озлобленный офицер на солдата, – заворачивай назад со шлюхой своею.
– Господин адъютант, защитите. Что ж это? – кричала лекарша.
– Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? – сказал князь Андрей, подъезжая к офицеру.
Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: – Я те объеду… Назад!…
– Пропустите, я вам говорю, – опять повторил, поджимая губы, князь Андрей.
– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.
Это выражение, видимо, понравилось офицеру.
– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.