Украинское движение как современный этап южнорусского сепаратизма

Украинское движение как современный этап южнорусского сепаратизма Др. названия: История «украинского» сепаратизма (2004)
Украинское движеніе какъ современный этапъ южнорусскаго сепаратизма (1912)
Титульная страница издания 1912 года
Автор:	Сергей Щёголев
Жанр:	публицистика
Язык оригинала:	русский дореформенный
Оригинал издан:	1912 год
Издатель:	Типографія И. Н. Кушнеревъ и Ко, Киев
Выпуск:	1912 год
Страниц:	588
Носитель:	книга

«Украи́нское движе́ние как совреме́нный эта́п южнору́сского сепарати́зма», рус. дореф. «Украинское движеніе какъ современный этапъ южнорусскаго сепаратизма", в издании 2004 года название изменено на «История „украинского“ сепаратизма» — капитальное сочинение киевского цензора, профессора медицины Сергея Щёголева (1863—1919), содержащее критику украинского движения. Опубликовано в Киеве в 1912 году. Переиздано в 2004 году.

История

Создание книги

Киевский отдельный цензор, действительный статский советник Сергей Никифорович Щёголев, врач по образованию, о биографии которого сохранилось достаточно мало сведений, в начале XX века по собственной инициативе занимался исследованиями «украинского вопроса», истоков украинской «самостийности», южнорусского сепаратизма. Его работа в киевском управлении по делам печати, где он занимался цензурированием иностранной литературы, очень способствовала подобным исследованиям, так как по долгу службы он имел доступ к австрийским, германским и местным подпольным изданиям.

Всего перу Щёголева принадлежит два труда на тему украинских движений, первым из которых является данное произведение, изданное в Киеве в 1912 году (в 1914 году им была издана ещё одна книга «Современное украинство. Его происхождение, рост и задачи», где украинство также рассмотрено как сепаратистское политическое движение).

На первой странице Щёголевым было указано, что эта книга посвящается памяти Иова Борецкого и Василия Кочубея. Предисловие книги было составлено 1 октября 1912 года. Сама книга оказалась внушительной по объёму и составляла 588 страниц. После своего выхода она встретила большой интерес среди читающей публики и прессы. Появились как восторженные отзывы, так и агрессивная критика.

Сергей Щёголев стал жертвой красного террора в годы Гражданской войны. 15 мая 1919 года он был расстрелян по приговору Особой комиссии Киевского ЧК в числе большой группы русских интеллигентов, членов Киевского клуба русских националистов.

В советский период

Книга Щёголева была напечатана в извлечениях в 1937 году в «Ленинском конспекте» как часть этого конспекта. Издание было осуществлено с целью использовать постулаты и тезисы Щёголева в интересах партийной борьбы с украинским «буржуазным национализмом», цитируя текст книги в качестве слов самого Ленина.

Переиздание

В 2004 году книга Щёголева была переиздана в полном соответствии с текстом 1912 года, однако издатели изменили название этой работы Щёголева, переименовав её в «Историю „украинского“ сепаратизма».

В школьной программе современной Украины по истории Украины цитаты из книги Щёголева используются в качестве демонстрации государственных взглядов в Российской империи на «украинский вопрос».

Содержание

В начале книги дается авторское определение украинского движения:

Под южнорусским сепаратизмом, или отщепенством, мы разумеем попытки ослабить или порвать связь, соединяющую малорусское племя с великорусским. По тем средствам, с помощью которых сепаратисты стремятся к достижению своей цели, мы можем различать сепаратизм политический (государственная измена гетманов Выговского и Мазепы) и культурно-этнографический, или украинофильский (Костомаров, Кулиш)

Далее доказывается, что все, кого «сепаратисты» пытаются назвать «украинцами», являются «русскими», а их малорусский язык — это диалект русского. «Партизаны украинства принесли в 1905 году в Россию выработанный ими для малороссов особый книжный (украинский) язык. Язык этот сознательные украинцы применяют в качестве орудия борьбы против роста русской (школьной и внешкольной) культуры в среде южнорусского населения, в надежде вытеснить постепенно эту культуру на юге России и водворить новую культуру — украинскую». Украинский язык в разных местах своего сочинения Щёголев называет пародией то на русский, то на польский. Этот язык, по мнению автора, чужд и непонятен самим малороссам. Украинство называется автором результатом польских, австрийских, немецких и других антироссийских интриг.

Украинскую литературу, научные теории и украинскую публицистику Щёголев называет никчёмными, но тем не менее опасными. Особой критике автора подвергаются русские, которые поддерживают украинофильство, а также инородцы и иноземцы (которым посвящён отдельный раздел работы, «Украинофильство инородцев и иностранцев»). Критика автора направлена на конкретные личности, в частности, академика Шахматова, филолога Ф. Корша, историка А. Погодина, профессора Овсянико-Куликовского (за характеристику поэзии Шевченко как «благовеста будущего возрождения Украины»), профессора М. Ковалевского, «московского профессора» А. Крымского, Дмитрия Багалея, «украинца семитской марки» В. Жаботинского, «присяжного поверенного» Беренштама, екатеринославского помещика Герша Боруховича Кернера, «сефардима» (испанского еврея) «г. Перетца», который, согласно автору, в филологии «является прямым дополнением историка г. Грушевского». Критикуется также «Союз прогрессивной польской молодёжи», «поляки» В. Липинский и Н. Тышкевич, «русофоб» А. Шептицкий и др. Также уделено особое внимание Т. Шевченко, Н. Костомарову, М. Драгоманову, И. Франко, М. Грушевскому (которого Щёголев назвал «инородствующий русский»), Н. Сумцову, С. Ефремову, Б. Гринченко и другим, по определению автора, «отщепенцам». При этом Щёголев даёт положительную оценку Михаилу Коцюбинскому («сильно подражающий нашему Горькому») и Владимиру Винниченко («наполовину уже вернувшийся в ряды русских собратий по перу»).

Далее следуют советы Щёголева о том, как нужно бороться с украинским движением на государственном уровне: «В борьбе с украинской партией и несомой ею доктриной должны обществу прийти на помощь наши законодатели и правительство». Поскольку украинская партия состоит преимущественно из малороссов, то называть её инородческой неверно, считает Щёголев, — уместнее считать её «инородствующей». Он отмечает, что всякое стремление приблизить малороссов в России к инородцам должно быть наказуемо. Под постоянным вниманием должно находиться образование: «Наибольшего внимания и попечения со стороны общества, органов самоуправления, правительства и законодательства требует наша южнорусская народная (начальная) школа в смысле незыблемости русского преподавания и охраны её от украинской литературы и от „украинского“ языка в устах преподавателя», — пишет автор. В целом в его анализе содержится подробный и детализированный инструментарий предлагаемого противодействия украинскому движению на государственном уровне.

Завершается работа достаточно скромной самооценкой: «Наше скромное желание заключается лишь в том, чтобы поднять вопрос об истинной идеологии украинского движения, ведущего поход на самые драгоценные сокровища русского народа: его историческую традицию и его современную культуру. Пусть русский читатель подвергнет эту схему пересмотру и критике, пусть он её забракует и придумает свою».

Оценки

В «Московских ведомостях» в 1912 году на книгу содержался такой отзыв:

Книга, написанная живым языком, обнаруживает в авторе большое знание вопроса, разработкой которого он занялся, по обилию и обстоятельности сведений о малорусском наречии, по истории Малороссии и по истории сепаратистского движения в Южной России, может быть названа энциклопедией «украинства».

— Газета «Московские ведомости». 1912. № 288.

В «Записке об украинском движении» за 1914—1916 годы, исходившей из департамента полиции Министерства внутренних дел Российской империи, Щёголев называется «новейшим исследователем украинства», а выводы его работы, которая подробно разбиралась в записке, экстраполировались на реальную обстановку Первой мировой войны.

Критика

Журналом «Украинская жизнь», главным редактором которого являлся Симон Петлюра, был выпущен в Москве в 1915 году сборник «Украинский вопрос», направленный на опровержение выводов Щёголева.

В советское время книга Щёголева не переизавалась, а в её критике принял участие сам вождь советского государства Владимир Ленин. Он написал о работе и авторе:

«Zitatensack (мешок цитат) сыщика! Ругает всё польское с слюной у рта, а сам пишет с полонизмами… Пишет неграмотно… Невежда… Черносотенец бешеный! Ругает украинцев гнусными словами!»

За Щёголевым с подачи Ленина в советской историографии закрепился идеологемный ярлык «невежда», использовавшийся в дальнейшем также другими исследователями. Сочинение Щёголева также критиковалось в энциклопедиях по истории УССР.

Украинский диссидент и писатель Иван Дзюба назвал книгу Щёголева «фундаментальным обвинительным актом», «энциклопедией инсинуаций»:

Это плод недюжинных усилий учёного фискала, который скрупулёзно выискивал всё, что могло доказать, во-первых, «русофобию» т. наз. «украинской партии», украинофильства вообще; во-вторых, необходимость решительных государственных мер по их подавлению, потому что речь шла об угрозе существованию России. Под этим углом зрения он «перелопатил» всю антиукраинскую прессу в России и за её пределами и составил настоящую антологию стереотипных обвинений в адрес зловредного украинства.

Оригинальный текст (укр.)  

Це — плід неабияких зусиль ученого фіскала, який скрупульозно вишукував усе, що могло б довести, по-перше, «русофобію» т. зв. «украинской партии», українофільства взагалі; по-друге, необхідність рішучих державних заходів для їх придушення, оскільки йшлося про загрозу існуванню Росії. Під цим кутом зору він «перелопатив» усю антиукраїнську пресу в Росії та за її межами і склав справжню антологію стереотипних звинувачень на адресу зловорожого українства.

Варианты издания

• Щёголев С. Н. Украинское движение как современный этап южнорусского сепаратизма = Украинское движеніе какъ современный этапъ южнорусскаго сепаратизма. — книга. — Киев: Типографія И. Н. Кушнеревъ и Ко, 1912. — 588 с.
• Ленин В. И. Конспект книги Щёголева // Ленинский сборник. — Т. ХХХ. — [М.]: Партиздат, 1937 (в конспекте Ленина)
• Щёголев С. Н. [www.ozon.ru/context/detail/id/3865347/ История «украинского» сепаратизма] / Сост. М. Смолин. — Имперская традиция, 2004. — 472 с. — (Православный центр имперских политических исследований). — 2000 экз. — ISBN 5-89097-062-3.

Ссылки

• Записка об украинском движении за 1914—1916 годы с кратким очерком истории этого движения как сепаратистско-революционного течения среди населения Малороссии, 23 июня 1916 года // [www.russian.kiev.ua/books/red/ivanov/report01.shtml «Украинская» болезнь русской нации] / сост. М. Б. Смолин. — сборник. — Москва: Имперская традиция, 2004. — С. 105—174. — 558 с. — (Русская имперская мысль). — ISBN 5-89097-067-4.
• Дзюба Иван Михайлович. Русифікація вчора, сьогодні… і завтра? // [ukrlife.org/main/evshan/dzuba405_488.pdf Нагнітання мороку. Від чорносотенців початку XX ст. до українофобів початку XXI ст.]. — Киев: Издательский дом «Киево-Могилянская академия», 2011. — С. 432—437. — 503 с. — ISBN 978-966-518-568-0.

Отрывок, характеризующий Украинское движение как современный этап южнорусского сепаратизма

Никто не возражал на это.
24 го июля это было совершенно справедливо. Но 29 июля Кутузову пожаловано княжеское достоинство. Княжеское достоинство могло означать и то, что от него хотели отделаться, – и потому суждение князя Василья продолжало быть справедливо, хотя он и не торопился ого высказывать теперь. Но 8 августа был собран комитет из генерал фельдмаршала Салтыкова, Аракчеева, Вязьмитинова, Лопухина и Кочубея для обсуждения дел войны. Комитет решил, что неудачи происходили от разноначалий, и, несмотря на то, что лица, составлявшие комитет, знали нерасположение государя к Кутузову, комитет, после короткого совещания, предложил назначить Кутузова главнокомандующим. И в тот же день Кутузов был назначен полномочным главнокомандующим армий и всего края, занимаемого войсками.
9 го августа князь Василий встретился опять у Анны Павловны с l'homme de beaucoup de merite [человеком с большими достоинствами]. L'homme de beaucoup de merite ухаживал за Анной Павловной по случаю желания назначения попечителем женского учебного заведения императрицы Марии Федоровны. Князь Василий вошел в комнату с видом счастливого победителя, человека, достигшего цели своих желаний.
– Eh bien, vous savez la grande nouvelle? Le prince Koutouzoff est marechal. [Ну с, вы знаете великую новость? Кутузов – фельдмаршал.] Все разногласия кончены. Я так счастлив, так рад! – говорил князь Василий. – Enfin voila un homme, [Наконец, вот это человек.] – проговорил он, значительно и строго оглядывая всех находившихся в гостиной. L'homme de beaucoup de merite, несмотря на свое желание получить место, не мог удержаться, чтобы не напомнить князю Василью его прежнее суждение. (Это было неучтиво и перед князем Василием в гостиной Анны Павловны, и перед Анной Павловной, которая так же радостно приняла эту весть; но он не мог удержаться.)
– Mais on dit qu'il est aveugle, mon prince? [Но говорят, он слеп?] – сказал он, напоминая князю Василью его же слова.
– Allez donc, il y voit assez, [Э, вздор, он достаточно видит, поверьте.] – сказал князь Василий своим басистым, быстрым голосом с покашливанием, тем голосом и с покашливанием, которым он разрешал все трудности. – Allez, il y voit assez, – повторил он. – И чему я рад, – продолжал он, – это то, что государь дал ему полную власть над всеми армиями, над всем краем, – власть, которой никогда не было ни у какого главнокомандующего. Это другой самодержец, – заключил он с победоносной улыбкой.
– Дай бог, дай бог, – сказала Анна Павловна. L'homme de beaucoup de merite, еще новичок в придворном обществе, желая польстить Анне Павловне, выгораживая ее прежнее мнение из этого суждения, сказал.
– Говорят, что государь неохотно передал эту власть Кутузову. On dit qu'il rougit comme une demoiselle a laquelle on lirait Joconde, en lui disant: «Le souverain et la patrie vous decernent cet honneur». [Говорят, что он покраснел, как барышня, которой бы прочли Жоконду, в то время как говорил ему: «Государь и отечество награждают вас этой честью».]
– Peut etre que la c?ur n'etait pas de la partie, [Может быть, сердце не вполне участвовало,] – сказала Анна Павловна.
– О нет, нет, – горячо заступился князь Василий. Теперь уже он не мог никому уступить Кутузова. По мнению князя Василья, не только Кутузов был сам хорош, но и все обожали его. – Нет, это не может быть, потому что государь так умел прежде ценить его, – сказал он.
– Дай бог только, чтобы князь Кутузов, – сказала Анпа Павловна, – взял действительную власть и не позволял бы никому вставлять себе палки в колеса – des batons dans les roues.
Князь Василий тотчас понял, кто был этот никому. Он шепотом сказал:
– Я верно знаю, что Кутузов, как непременное условие, выговорил, чтобы наследник цесаревич не был при армии: Vous savez ce qu'il a dit a l'Empereur? [Вы знаете, что он сказал государю?] – И князь Василий повторил слова, будто бы сказанные Кутузовым государю: «Я не могу наказать его, ежели он сделает дурно, и наградить, ежели он сделает хорошо». О! это умнейший человек, князь Кутузов, et quel caractere. Oh je le connais de longue date. [и какой характер. О, я его давно знаю.]
– Говорят даже, – сказал l'homme de beaucoup de merite, не имевший еще придворного такта, – что светлейший непременным условием поставил, чтобы сам государь не приезжал к армии.
Как только он сказал это, в одно мгновение князь Василий и Анна Павловна отвернулись от него и грустно, со вздохом о его наивности, посмотрели друг на друга.


В то время как это происходило в Петербурге, французы уже прошли Смоленск и все ближе и ближе подвигались к Москве. Историк Наполеона Тьер, так же, как и другие историки Наполеона, говорит, стараясь оправдать своего героя, что Наполеон был привлечен к стенам Москвы невольно. Он прав, как и правы все историки, ищущие объяснения событий исторических в воле одного человека; он прав так же, как и русские историки, утверждающие, что Наполеон был привлечен к Москве искусством русских полководцев. Здесь, кроме закона ретроспективности (возвратности), представляющего все прошедшее приготовлением к совершившемуся факту, есть еще взаимность, путающая все дело. Хороший игрок, проигравший в шахматы, искренно убежден, что его проигрыш произошел от его ошибки, и он отыскивает эту ошибку в начале своей игры, но забывает, что в каждом его шаге, в продолжение всей игры, были такие же ошибки, что ни один его ход не был совершенен. Ошибка, на которую он обращает внимание, заметна ему только потому, что противник воспользовался ею. Насколько же сложнее этого игра войны, происходящая в известных условиях времени, и где не одна воля руководит безжизненными машинами, а где все вытекает из бесчисленного столкновения различных произволов?
После Смоленска Наполеон искал сражения за Дорогобужем у Вязьмы, потом у Царева Займища; но выходило, что по бесчисленному столкновению обстоятельств до Бородина, в ста двадцати верстах от Москвы, русские не могли принять сражения. От Вязьмы было сделано распоряжение Наполеоном для движения прямо на Москву.
Moscou, la capitale asiatique de ce grand empire, la ville sacree des peuples d'Alexandre, Moscou avec ses innombrables eglises en forme de pagodes chinoises! [Москва, азиатская столица этой великой империи, священный город народов Александра, Москва с своими бесчисленными церквами, в форме китайских пагод!] Эта Moscou не давала покоя воображению Наполеона. На переходе из Вязьмы к Цареву Займищу Наполеон верхом ехал на своем соловом энглизированном иноходчике, сопутствуемый гвардией, караулом, пажами и адъютантами. Начальник штаба Бертье отстал для того, чтобы допросить взятого кавалерией русского пленного. Он галопом, сопутствуемый переводчиком Lelorgne d'Ideville, догнал Наполеона и с веселым лицом остановил лошадь.
– Eh bien? [Ну?] – сказал Наполеон.
– Un cosaque de Platow [Платовский казак.] говорит, что корпус Платова соединяется с большой армией, что Кутузов назначен главнокомандующим. Tres intelligent et bavard! [Очень умный и болтун!]
Наполеон улыбнулся, велел дать этому казаку лошадь и привести его к себе. Он сам желал поговорить с ним. Несколько адъютантов поскакало, и через час крепостной человек Денисова, уступленный им Ростову, Лаврушка, в денщицкой куртке на французском кавалерийском седле, с плутовским и пьяным, веселым лицом подъехал к Наполеону. Наполеон велел ему ехать рядом с собой и начал спрашивать:
– Вы казак?
– Казак с, ваше благородие.
«Le cosaque ignorant la compagnie dans laquelle il se trouvait, car la simplicite de Napoleon n'avait rien qui put reveler a une imagination orientale la presence d'un souverain, s'entretint avec la plus extreme familiarite des affaires de la guerre actuelle», [Казак, не зная того общества, в котором он находился, потому что простота Наполеона не имела ничего такого, что бы могло открыть для восточного воображения присутствие государя, разговаривал с чрезвычайной фамильярностью об обстоятельствах настоящей войны.] – говорит Тьер, рассказывая этот эпизод. Действительно, Лаврушка, напившийся пьяным и оставивший барина без обеда, был высечен накануне и отправлен в деревню за курами, где он увлекся мародерством и был взят в плен французами. Лаврушка был один из тех грубых, наглых лакеев, видавших всякие виды, которые считают долгом все делать с подлостью и хитростью, которые готовы сослужить всякую службу своему барину и которые хитро угадывают барские дурные мысли, в особенности тщеславие и мелочность.
Попав в общество Наполеона, которого личность он очень хорошо и легко признал. Лаврушка нисколько не смутился и только старался от всей души заслужить новым господам.
Он очень хорошо знал, что это сам Наполеон, и присутствие Наполеона не могло смутить его больше, чем присутствие Ростова или вахмистра с розгами, потому что не было ничего у него, чего бы не мог лишить его ни вахмистр, ни Наполеон.
Он врал все, что толковалось между денщиками. Многое из этого была правда. Но когда Наполеон спросил его, как же думают русские, победят они Бонапарта или нет, Лаврушка прищурился и задумался.
Он увидал тут тонкую хитрость, как всегда во всем видят хитрость люди, подобные Лаврушке, насупился и помолчал.
– Оно значит: коли быть сраженью, – сказал он задумчиво, – и в скорости, так это так точно. Ну, а коли пройдет три дня апосля того самого числа, тогда, значит, это самое сражение в оттяжку пойдет.
Наполеону перевели это так: «Si la bataille est donnee avant trois jours, les Francais la gagneraient, mais que si elle serait donnee plus tard, Dieu seul sait ce qui en arrivrait», [«Ежели сражение произойдет прежде трех дней, то французы выиграют его, но ежели после трех дней, то бог знает что случится».] – улыбаясь передал Lelorgne d'Ideville. Наполеон не улыбнулся, хотя он, видимо, был в самом веселом расположении духа, и велел повторить себе эти слова.
Лаврушка заметил это и, чтобы развеселить его, сказал, притворяясь, что не знает, кто он.
– Знаем, у вас есть Бонапарт, он всех в мире побил, ну да об нас другая статья… – сказал он, сам не зная, как и отчего под конец проскочил в его словах хвастливый патриотизм. Переводчик передал эти слова Наполеону без окончания, и Бонапарт улыбнулся. «Le jeune Cosaque fit sourire son puissant interlocuteur», [Молодой казак заставил улыбнуться своего могущественного собеседника.] – говорит Тьер. Проехав несколько шагов молча, Наполеон обратился к Бертье и сказал, что он хочет испытать действие, которое произведет sur cet enfant du Don [на это дитя Дона] известие о том, что тот человек, с которым говорит этот enfant du Don, есть сам император, тот самый император, который написал на пирамидах бессмертно победоносное имя.
Известие было передано.
Лаврушка (поняв, что это делалось, чтобы озадачить его, и что Наполеон думает, что он испугается), чтобы угодить новым господам, тотчас же притворился изумленным, ошеломленным, выпучил глаза и сделал такое же лицо, которое ему привычно было, когда его водили сечь. «A peine l'interprete de Napoleon, – говорит Тьер, – avait il parle, que le Cosaque, saisi d'une sorte d'ebahissement, no profera plus une parole et marcha les yeux constamment attaches sur ce conquerant, dont le nom avait penetre jusqu'a lui, a travers les steppes de l'Orient. Toute sa loquacite s'etait subitement arretee, pour faire place a un sentiment d'admiration naive et silencieuse. Napoleon, apres l'avoir recompense, lui fit donner la liberte, comme a un oiseau qu'on rend aux champs qui l'ont vu naitre». [Едва переводчик Наполеона сказал это казаку, как казак, охваченный каким то остолбенением, не произнес более ни одного слова и продолжал ехать, не спуская глаз с завоевателя, имя которого достигло до него через восточные степи. Вся его разговорчивость вдруг прекратилась и заменилась наивным и молчаливым чувством восторга. Наполеон, наградив казака, приказал дать ему свободу, как птице, которую возвращают ее родным полям.]
Наполеон поехал дальше, мечтая о той Moscou, которая так занимала его воображение, a l'oiseau qu'on rendit aux champs qui l'on vu naitre [птица, возвращенная родным полям] поскакал на аванпосты, придумывая вперед все то, чего не было и что он будет рассказывать у своих. Того же, что действительно с ним было, он не хотел рассказывать именно потому, что это казалось ему недостойным рассказа. Он выехал к казакам, расспросил, где был полк, состоявший в отряде Платова, и к вечеру же нашел своего барина Николая Ростова, стоявшего в Янкове и только что севшего верхом, чтобы с Ильиным сделать прогулку по окрестным деревням. Он дал другую лошадь Лаврушке и взял его с собой.


Княжна Марья не была в Москве и вне опасности, как думал князь Андрей.
После возвращения Алпатыча из Смоленска старый князь как бы вдруг опомнился от сна. Он велел собрать из деревень ополченцев, вооружить их и написал главнокомандующему письмо, в котором извещал его о принятом им намерении оставаться в Лысых Горах до последней крайности, защищаться, предоставляя на его усмотрение принять или не принять меры для защиты Лысых Гор, в которых будет взят в плен или убит один из старейших русских генералов, и объявил домашним, что он остается в Лысых Горах.
Но, оставаясь сам в Лысых Горах, князь распорядился об отправке княжны и Десаля с маленьким князем в Богучарово и оттуда в Москву. Княжна Марья, испуганная лихорадочной, бессонной деятельностью отца, заменившей его прежнюю опущенность, не могла решиться оставить его одного и в первый раз в жизни позволила себе не повиноваться ему. Она отказалась ехать, и на нее обрушилась страшная гроза гнева князя. Он напомнил ей все, в чем он был несправедлив против нее. Стараясь обвинить ее, он сказал ей, что она измучила его, что она поссорила его с сыном, имела против него гадкие подозрения, что она задачей своей жизни поставила отравлять его жизнь, и выгнал ее из своего кабинета, сказав ей, что, ежели она не уедет, ему все равно. Он сказал, что знать не хочет о ее существовании, но вперед предупреждает ее, чтобы она не смела попадаться ему на глаза. То, что он, вопреки опасений княжны Марьи, не велел насильно увезти ее, а только не приказал ей показываться на глаза, обрадовало княжну Марью. Она знала, что это доказывало то, что в самой тайне души своей он был рад, что она оставалась дома и не уехала.
На другой день после отъезда Николушки старый князь утром оделся в полный мундир и собрался ехать главнокомандующему. Коляска уже была подана. Княжна Марья видела, как он, в мундире и всех орденах, вышел из дома и пошел в сад сделать смотр вооруженным мужикам и дворовым. Княжна Марья свдела у окна, прислушивалась к его голосу, раздававшемуся из сада. Вдруг из аллеи выбежало несколько людей с испуганными лицами.
Княжна Марья выбежала на крыльцо, на цветочную дорожку и в аллею. Навстречу ей подвигалась большая толпа ополченцев и дворовых, и в середине этой толпы несколько людей под руки волокли маленького старичка в мундире и орденах. Княжна Марья подбежала к нему и, в игре мелкими кругами падавшего света, сквозь тень липовой аллеи, не могла дать себе отчета в том, какая перемена произошла в его лице. Одно, что она увидала, было то, что прежнее строгое и решительное выражение его лица заменилось выражением робости и покорности. Увидав дочь, он зашевелил бессильными губами и захрипел. Нельзя было понять, чего он хотел. Его подняли на руки, отнесли в кабинет и положили на тот диван, которого он так боялся последнее время.
Привезенный доктор в ту же ночь пустил кровь и объявил, что у князя удар правой стороны.
В Лысых Горах оставаться становилось более и более опасным, и на другой день после удара князя, повезли в Богучарово. Доктор поехал с ними.
Когда они приехали в Богучарово, Десаль с маленьким князем уже уехали в Москву.
Все в том же положении, не хуже и не лучше, разбитый параличом, старый князь три недели лежал в Богучарове в новом, построенном князем Андреем, доме. Старый князь был в беспамятстве; он лежал, как изуродованный труп. Он не переставая бормотал что то, дергаясь бровями и губами, и нельзя было знать, понимал он или нет то, что его окружало. Одно можно было знать наверное – это то, что он страдал и, чувствовал потребность еще выразить что то. Но что это было, никто не мог понять; был ли это какой нибудь каприз больного и полусумасшедшего, относилось ли это до общего хода дел, или относилось это до семейных обстоятельств?