Фердинандо I Гонзага
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
В этой статье не хватает ссылок на источники информации. Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена.
Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники. Эта отметка установлена 8 марта 2015 года. |
Фердинандо I Гонзага<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> | |||
| |||
---|---|---|---|
1612 — 1626 | |||
Предшественник: | Франческо IV Гонзага | ||
Преемник: | Винченцо II Гонзага | ||
| |||
1612 — 1626 | |||
Предшественник: | Франческо IV Гонзага | ||
Преемник: | Винченцо II Гонзага | ||
Рождение: | 26 апреля 1587 Мантуя | ||
Смерть: | 29 октября 1626 (39 лет) там же | ||
Род: | Гонзага | ||
Отец: | Винченцо I Гонзага | ||
Мать: | Элеонора Медичи | ||
Супруга: | 1. Камилла Фаа (аннулирован) 2. Екатерина Медичи (1593–1629) | ||
Дети: | от 1-го брака: Иасинто Теодоро Джованни (1616—1630), считался бастардом |
Фердинандо I Гонзага (Фернандо) (итал. Ferdinando Gonzaga; 26 апреля 1587 — 29 октября 1626) — герцог Мантуи и Монферрата с 1612 года. Унаследовал престол от своего старшего брата, умершего без наследников.
Чтобы принять власть, Фердинанду, бывшему кардиналом с 20-ти лет, потребовалось снять сан. У нового герцога возник конфликт с герцогом Карлом Эммануилом I Савойским (Первая война за Монферрат), где Фердинандо поддержала Испания.
В годы своего правления, Фердинандо, будучи человеком большой культуры и интеллекта, но не наделённый человеческой или политической мудростью, которые так помогли его предшественником, не отличался большими достижениями и, в связи с плачевным финансовым положением своей семьи, начал распродажу фамильной коллекции, продолженную его наследниками.
Несмотря на успешную женитьбу на Екатерине Медичи (16 февраля 1617), дочери флорентийского герцога (после спешного аннулирования брака с дочерью простого графа — Камиллой Фаа, 1616), наследников также не имел, оставив после своей ранней смерти в 39-летнем возрасте престол следующему из своих братьев.
Война за монферратское наследство
После смерти старшего брата, оставившего единственную дочь Марию, мантуанским герцогом стал Фердинандо I. При этом герцогскую корону Монферрата де-юре наследовала Мария, так как исторически это владение могло наследоваться по женской линии, что доказали, подняв исторические документы о том, как оно было присоединено к Мантуе — именно путём брака наследницы, последней из Палеологов.
Фердинандо I Гонзага неохотно подтвердил права своей малолетней племянницы (для чего пришлось из Савойи приехать Виктору Амадею, брату вдовствующей герцогини, и поддержать её), и Маргарита Савойская стала регентом Монферрата от имени своей трехлетней дочери.
Отец Маргариты Карл-Эммануил Савойский от имени своей малолетней внучки предъявил права на Монферратское герцогство. Фердинандо Гонзага намеревался оставить владение своей племянницы в зоне своего влияния. Он планировал выдать замуж и Марию, и Маргариту, но события помешали ему, и 22 апреля 1613 года началась первая война за Монферрат, где Фердинандо оказался противником савойцев только формально; в действительности конфликт также включил Испанию и Францию. Карл-Эммануил вторгся в Монферрат, граничащий с Савойей, и оккупировал эту территорию от имени своей внучки. Новый мантуанский герцог призвал на помощь Испанию, чьим главным союзником в Италии он являлся. После различных переговоров военные действия Мантуи против Савойи начались в июне 1614 года.
В июне 1615 года французские и английские дипломаты способствовали заключения мира в Асти, где Испания обещала отозвать силы из Монферрата и не использовать испанскую дорогу в течение полугода. Со своей стороны, Франция, Венеция и Англия пообещали защитить Савойю в случае атаки Испании. Савойя и Мантуя договорились оставить решение о праве наследования Монферрата за сюзереном герцогства — императором Священной Римской империи. Кроме того, Савойскому герцогу пообещали, что Марию не выдадут замуж без его разрешения.
Второй раз герцог Савойский вторгся в Монферрат в сентябре 1616 года с силами из 10 тыс. французских «волонтеров» (которые ему были предоставлены после Луденского мира) и 4 тыс. немцев. Хотя в Ломбардии размещались испанские войска, они не могли оказать помощь Мантуанскому герцогу. В мае 1617 года 2.5 тыс. датчан высадились в Венеции и присоединились к осаде мантуанской крепости Градиска. Убийство Кончини во Франции положило конец очередной гражданской войне и освободило ряд военных сил, которые двинулись через Альпы на помощь Савойе. К счастью для Габсбургов, посредничество папы римского положило конец борьбе за Монферрат в октябре 1617 года миром в Павии. Это позволило Испании послать средства и войска Фердинанду в обмен на обещание территорий и поддержки Матвея как короля Венгрии и Богемии.[1].
Война шла четыре года и закончилась миром в Мадриде и отказом Савойи от своих требований Монферрата. Мария Гонзага была помещена своим дядей в монастырь святой Урсулы в Мантуе.
Напишите отзыв о статье "Фердинандо I Гонзага"
Примечания
- ↑ [books.google.com/books?id=qy8y8rHgucoC&pg=PA113&lpg=PA113&dq=war+monferrat+savoy+gonzaga&source=bl&ots=RTTzIQZi2d&sig=0KHJ6a4y8WUGr_l1Lsa6rf04CRI&hl=ru&ei=SmSNSpHKGcLb-QaX89DmDQ&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=1#v=onepage&q=war%20monferrat%20savoy%20gonzaga&f=false Geoffrey Parker. Europe in crisis, 1598—1648]
Предки Фердинандо I Гонзага | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
|
Отрывок, характеризующий Фердинандо I Гонзага
7 го августа князь Багратион в своей стоянке Михайловке на Смоленской дороге писал следующее:«Милостивый государь граф Алексей Андреевич.
(Он писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено государем, и потому, насколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»
В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.
В последнее время, после приезда государя из армии, произошло некоторое волнение в этих противоположных кружках салонах и произведены были некоторые демонстрации друг против друга, но направление кружков осталось то же. В кружок Анны Павловны принимались из французов только закоренелые легитимисты, и здесь выражалась патриотическая мысль о том, что не надо ездить во французский театр и что содержание труппы стоит столько же, сколько содержание целого корпуса. За военными событиями следилось жадно, и распускались самые выгодные для нашей армии слухи. В кружке Элен, румянцевском, французском, опровергались слухи о жестокости врага и войны и обсуживались все попытки Наполеона к примирению. В этом кружке упрекали тех, кто присоветывал слишком поспешные распоряжения о том, чтобы приготавливаться к отъезду в Казань придворным и женским учебным заведениям, находящимся под покровительством императрицы матери. Вообще все дело войны представлялось в салоне Элен пустыми демонстрациями, которые весьма скоро кончатся миром, и царствовало мнение Билибина, бывшего теперь в Петербурге и домашним у Элен (всякий умный человек должен был быть у нее), что не порох, а те, кто его выдумали, решат дело. В этом кружке иронически и весьма умно, хотя весьма осторожно, осмеивали московский восторг, известие о котором прибыло вместе с государем в Петербург.
В кружке Анны Павловны, напротив, восхищались этими восторгами и говорили о них, как говорит Плутарх о древних. Князь Василий, занимавший все те же важные должности, составлял звено соединения между двумя кружками. Он ездил к ma bonne amie [своему достойному другу] Анне Павловне и ездил dans le salon diplomatique de ma fille [в дипломатический салон своей дочери] и часто, при беспрестанных переездах из одного лагеря в другой, путался и говорил у Анны Павловны то, что надо было говорить у Элен, и наоборот.
Вскоре после приезда государя князь Василий разговорился у Анны Павловны о делах войны, жестоко осуждая Барклая де Толли и находясь в нерешительности, кого бы назначить главнокомандующим. Один из гостей, известный под именем un homme de beaucoup de merite [человек с большими достоинствами], рассказав о том, что он видел нынче выбранного начальником петербургского ополчения Кутузова, заседающего в казенной палате для приема ратников, позволил себе осторожно выразить предположение о том, что Кутузов был бы тот человек, который удовлетворил бы всем требованиям.
Анна Павловна грустно улыбнулась и заметила, что Кутузов, кроме неприятностей, ничего не дал государю.
– Я говорил и говорил в Дворянском собрании, – перебил князь Василий, – но меня не послушали. Я говорил, что избрание его в начальники ополчения не понравится государю. Они меня не послушали.
– Все какая то мания фрондировать, – продолжал он. – И пред кем? И все оттого, что мы хотим обезьянничать глупым московским восторгам, – сказал князь Василий, спутавшись на минуту и забыв то, что у Элен надо было подсмеиваться над московскими восторгами, а у Анны Павловны восхищаться ими. Но он тотчас же поправился. – Ну прилично ли графу Кутузову, самому старому генералу в России, заседать в палате, et il en restera pour sa peine! [хлопоты его пропадут даром!] Разве возможно назначить главнокомандующим человека, который не может верхом сесть, засыпает на совете, человека самых дурных нравов! Хорошо он себя зарекомендовал в Букарещте! Я уже не говорю о его качествах как генерала, но разве можно в такую минуту назначать человека дряхлого и слепого, просто слепого? Хорош будет генерал слепой! Он ничего не видит. В жмурки играть… ровно ничего не видит!