Храм Новомучеников и Исповедников Российских в Бутове

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Православный храм
Новомучеников и исповедников Российских в Бутове
Страна Россия
Город Московская область, Бутово-Полигон, ул. Юбилейная
Конфессия Православие
Епархия Московская
Тип здания Церковь
Архитектурный стиль шатровый храм
Дата основания 15 мая 2004 года
Строительство 20042007 годы
Приделы
Состояние действующий
Сайт [www.martyr.ru/ Официальный сайт]
Координаты: 55°31′52″ с. ш. 37°35′41″ в. д. / 55.53111° с. ш. 37.59472° в. д. / 55.53111; 37.59472 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.53111&mlon=37.59472&zoom=12 (O)] (Я)

Храм новомучеников и исповедников Российских в Бутове — храм Андреевского благочиния Московской городской епархии Русской православной церкви. Расположен в Бутове. Настоятель — протоиерей Кирилл Каледа.





История храма

С 1935 года по начало 1950-х года здесь совершались массовые расстрелы и захоронения жертв. Только по официальным данным в период с августа 1937 по октябрь 1938 года здесь расстреляно 20 765 человек[1].

Начиная с 1992 года московская общественная группа по увековечиванию памяти жертв политических репрессий (группа М. Б. Миндлина) с помощью сотрудников ФСК-ФСБ приступила к архивной работе со следственными делами расстрелянных на Бутовском полигоне, при этом собирались сведения и составлялись краткие биографические справки для будущей «Книги памяти».

Весной 1993 года полигон впервые посетили родственники погибших, осенью того же года в его южной части была установлена гранитная мемориальная плита.

Первый деревянный Поклонный крест на Бутовском полигоне был изготовлен Православным Свято-Тихоновским богословским институтом по проекту архитектора и скульптора Д. М. Шаховского (сына расстрелянного в Бутове священника Михаила Владимировича Шика), установлен у мест захоронений в глубине полигона и освящён 8 мая 1994 года.

Бутовский полигон оставался охраняемым объектом вплоть до 1995 года, когда его передали в ведение Московской Патриархии Русской Православной Церкви.

25 июня 1995 года в Бутове в походном палаточном храме во имя Всех Святых, в земле Российской просиявших, Православного Свято-Тихоновского Богословского института была отслужена первая литургия, которую возглавил ректор института протоиерей Владимир Воробьёв.

В 1996 году по проекту Д. М. Шаховского здесь был воздвигнут и освящён деревянный храм во имя Новомучеников и исповедников Российских, настоятелем которого стал священник Кирилл Каледа, внук расстрелянного здесь священномученика протоиерея Владимира Амбарцумова.

В 1997 году на территории полигона начались комплексные работы с целью определения местоположения погребальных рвов, проводились историко-археологические, геоботанические, геоморфологические исследования. Были проведены раскопки, в ходе которых вскрыли фрагмент одного из погребальных рвов, заполненных человеческими останками. На площади всего 12 квадратных метров исследователи насчитали 149 скелетов расстрелянных людей, которые лежали в пять слоёв. Был изъят ряд личных вещей, деталей одежды, а также пули и гильзы от ручного огнестрельного оружия, применявшегося для массовых казней. Эти реликвии впоследствии были использованы при создании мемориальной экспозиции.

В 20012002 годах специалисты выявили и нанесли на карту 13 выкопанных экскаватором погребальных рвов, шириной и глубиной 3 метра и длиной от 150 метров.[2]

27 мая 2000 года на Бутовском полигоне впервые состоялось грандиозное богослужение под открытым небом, которое возглавил Патриарх Московский и всея Руси Алексий II. Были совершены Божественная литургия и панихида по убиенным — последняя перед их прославлением на Архиерейском Юбилейном Соборе Русской Православной Церкви 2000 года. На Юбилейном Соборе были канонизированы 120 человек, расстрелянных на Бутовском полигоне, за последующие годы число канонизированных Бутовских новомучеников удвоилось. Такие службы стали ежегодными.

15 мая 2004 года на богослужении, совершённом Патриархом Московским Алексием II в Бутове присутствовала первая официальная делегация РПЦЗ во главе с её Первоиерархом митрополитом Лавром (Шкурлой)[3], находившаяся в России с 15 по 28 мая 2004 года.

За год был завершён основной этап капитального строительства храма, и 28 мая 2005 года Патриарх Алексий II освятил Крест, который был установлен на главном куполе храма[4].

11 декабря 2006 года было совершено Малое освящение храма, совпавшее с днём памяти новомученика митрополита Серафима (Чичагова)[4].

Большой каменный храм освящен 19 мая 2007 года Патриархом Московским и всея Руси Алексием II в сослужении Первоиерарха Русской Зарубежной Церкви Лавра.[5]

Архитектура

Храм на Бутовском полигоне выстроен в традиции шатровой архитектуры. Наиболее близким по облику является деревянный трёхшатровый собор в Кеми, который в какой-то мере явился прообразом храма в Бутове.[6].

Архитектором М.Ю. Кеслером было предложено оригинальное решение: несколько углубить фундамент храма и обсыпать западную часть храма землей, чтобы создать впечатления холма. Теперь, чтобы попасть в реликварий, нужно спуститься вниз по лестнице, как это обычно делается при спуске в крипту, где в греческих храмах хранятся останки святых[6].

Первый этаж храма посвящён памяти страданий новомучеников и исповедников Российских. В притворе храма на стенах расположены предсмертные фотографии пострадавших в Бутове. На двух витринах под снимками находятся вещи, изъятые из погребального рва во время раскопа 1997 года — обувь, детали одежды, резиновые перчатки, гильзы и пули. На стенах размещено более пятидесяти икон бутовских святых. На двух западных столбах помещены шесть икон иерархов, пострадавших в Бутове во главе с митрополитом Серафимом (Чичаговым).

Приделы нижнего храма

Верхний храм посвящён прославлению подвига новомучеников.

Приделы верхнего храма

На колокольне храма установлен большой набор колоколов, отлитых на Тутаевском колокольном заводе. На колоколах также изображены лики Новомучеников и исповедников Российских, в том числе Царственных страстотерпцев[1].

В нижнем этаже храмового комплекса расположен реликварий с остатками личных вещей, утвари, облачений новомучеников[1].

Престольные праздники

См. также

Напишите отзыв о статье "Храм Новомучеников и Исповедников Российских в Бутове"

Примечания

  1. 1 2 3 [www.patriarchia.ru/db/text/243827.html Новомучеников и исповедников Российских в Бутове храм / Организации / Патриархия.ru]
  2. Л. А. Головкова [www.pravenc.ru/text/153701.html Бутовский полигон] // Православная энциклопедия. Том VI: «БондаренкоВарфоломей Эдесский». — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2003. — С. 393-396. — 752 с. — 39 000 экз. — ISBN 5-89572-010-2
  3. [www.synod.com/01newstucture/pagesru/novosti2004/butovo.html Православная Церковь заграницей]
  4. 1 2 [orthodoxy.stnikolas.ru/newmartyres/butovo_history.html Собор новомучеников, в Бутове пострадавших]
  5. [www.vesti.ru/doc.html?id=121918&tid=45852 На месте расстрелов в Бутове освятили храм], 19 мая 2007 года.
  6. 1 2 [www.patriarchia.ru/db/text/245366.html Предстоятель Русской Церкви совершил великое освящение храма в честь Воскресения Христова и Новомучеников и исповедников российских в Бутове / Новости / Патриархия.ru]

Ссылки

  • [www.martyr.ru/ Официальный сайт] храма новомучеников и исповедников Российских в Бутове.

Отрывок, характеризующий Храм Новомучеников и Исповедников Российских в Бутове

На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.


31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.


Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.