Хью, Тимоти

Тимоти Хью англ. Timothy Hugh
Дата рождения	1965(1965)
Страна	Великобритания Великобритания
Профессии	виолончелист
Инструменты	виолончелист

Тимоти Хью (англ. Timothy Hugh; род. 1965) — британский виолончелист.

Учился в школе музыки Йельского университета, а также у Уильяма Плита и Жаклин Дюпре. В 1990 г. разделил третью премию на Международном конкурсе имени П. И. Чайковского в Москве.

Записал сюиты для виолончели соло Бенджамина Бриттена (1996) и Иоганна Себастьяна Баха, концерты Леопольда Гофмана, Уильяма Уолтона и Джеральда Финци с оркестром «Северная симфония», концерты Луиджи Боккерини с Шотландским камерным оркестром, концерты Карла Филиппа Эммануэля Баха с Борнмутским симфоническим оркестром, сонаты Бетховена и Эдварда Грига с пианистом Йонти Соломоном. Выступал также в 1990—1994 гг. в составе фортепианного трио Соломона, осуществлённая ими запись трио Чайковского и Аренского вызвала одобрение специалистов. По поводу выполненной Хью и Шотландским симфоническим оркестром BBC записи Симфонии для виолончели с оркестром Бриттена критик газеты «Sunday Telegraph» отмечает: «Это блестящее исполнение приоткрывает многие тайны произведения, обнажая шедевр».

Помимо сольной и ансамблевой карьеры, Хью на протяжении ряда лет был концертмейстером группы виолончелей в Симфоническом оркестре BBC и Лондонском симфоническом оркестре. В этом качестве он попал в поле зрения общественности, помимо всего прочего, в ходе скандального лондонского концерта 30 ноября 1988 года: Симфонический оркестр BBC исполнял авангардное сочинение немецкого композитора Хельмута Фламмера, предусматривавшее нетрадиционные способы звукоизвлечения, небезопасные для их дорогих инструментов, и в финале Хью в знак протеста бросил на пол взятую на замену дешёвую виолончель и растоптал её ногами, приведя в недоумение слушателей, вынужденных гадать, входило ли это в замыслы композитора.

Отрывок, характеризующий Хью, Тимоти

Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.
Душа его была не в нормальном состоянии. Здоровый человек обыкновенно мыслит, ощущает и вспоминает одновременно о бесчисленном количестве предметов, но имеет власть и силу, избрав один ряд мыслей или явлений, на этом ряде явлений остановить все свое внимание. Здоровый человек в минуту глубочайшего размышления отрывается, чтобы сказать учтивое слово вошедшему человеку, и опять возвращается к своим мыслям. Душа же князя Андрея была не в нормальном состоянии в этом отношении. Все силы его души были деятельнее, яснее, чем когда нибудь, но они действовали вне его воли. Самые разнообразные мысли и представления одновременно владели им. Иногда мысль его вдруг начинала работать, и с такой силой, ясностью и глубиною, с какою никогда она не была в силах действовать в здоровом состоянии; но вдруг, посредине своей работы, она обрывалась, заменялась каким нибудь неожиданным представлением, и не было сил возвратиться к ней.